Цыганская невеста
Шрифт:
— Я не лезу в служебные интриги. Они мне противны.
— Все знают о политических амбициях Рентеро. Сейчас ему нужен стрелочник, чтобы спасти свою задницу, поскольку расследование пошло не так.
— Не так? — улыбнулась инспектор.
И подала знак полицейским позвонить в дверь. Вышла Асенсьон в халате; увиденное потрясло ее.
— Анхель, не позволяй им забрать его, пожалуйста.
— Я ничего не могу сделать. Уверяю тебя, я пытался.
— Прошу вас о сострадании! — Она повернулась к
— Сочувствую, — сказала Элена. — Но я должна взять у него показания. Надеюсь, все прояснится очень скоро.
— Не верю я в ваше сочувствие, не надо лицемерить. — Голос Асенсьон задрожал. — Вы держали его на мушке с первого дня. Совершенно ясно, на кого вы работаете.
По знаку Элены оперативники вошли в дом. Асенсьон последовала за ними. Послышались ее крики, мольбы, звук опрокинутого стула. Элена и Сарате молча смотрели друг на друга. В глазах обоих застыла печаль.
Осунувшийся, с блуждающим взглядом, Сальвадор Сантос выглядел гораздо хуже, чем во время прошлой встречи с Эленой. Инспектор пыталась понять, не симулирует ли он. Марьяхо сидела за компьютером, готовая печатать показания задержанного.
— Как ты себя чувствуешь, Сальвадор? Хочешь чего-нибудь?
— Таблетка. Моя таблетка.
— Я могу предложить тебе стакан воды.
Сальвадор повернулся к Марьяхо.
— Асенсьон, я принял таблетку?
— Я не Асенсьон, но я дам тебе воды.
Марьяхо встала и подала ему стакан. Взгляд Сальвадора блуждал по сторонам, не фиксируясь ни на чем. Элена молча наблюдала.
— Ты понимаешь, где ты?
— В музыкальной комнате, но музыки почему-то нет. Должно быть, сели батарейки.
Элена и Марьяхо переглянулись. Марьяхо скептически подняла бровь: инспектор знала, что это значит.
— Помнишь Лару Макайю?
— Лара Макайя… мне знакомо это имя. Асенсьон, не так ли звали нашу домработницу? — Он снова повернулся к Марьяхо.
— Нет, ее звали Светлана. Она была русская.
— А-а… — Старик кивнул.
— Сальвадор, кто ты по профессии? — спросила инспектор.
— Полицейский. Всю жизнь им был.
Он ответил очень уверенно.
— Ты помнишь, как расследовали смерть цыганки?
— Цыганская невеста, конечно, помню. Такое не забудешь.
— Прекрасно. А помнишь, кто ее убил?
— Отец, это было ясно с самого начала.
— Отец?
— Нет, погоди. Это был не отец. Это был фотограф. Молодой человек, который у них работал. Он ее и убил.
— А доказательства против него были?
— Много. Много доказательств. Классический случай. Я помню как вчера.
Элена молча кивнула, наблюдая за Сальвадором. Болезнь не может прогрессировать так быстро! Хотя пишут, что стресс может ухудшить состояние таких пациентов за несколько дней.
—
— Волосы? Нет, нет… Ах да, ну… волосы — это мое дело. Мы положили их, чтобы подкрепить обвинение. Наши полицейские штучки.
Он говорил так, будто это была невинная уловка. И улыбался, довольный, что поделился своим секретом.
— Я тоже полицейский, но я такими штучками не пользуюсь.
— Не пользуешься? Ну, ты молоденькая, еще научишься.
Марьяхо набирала показания на компьютере, еле слышно касаясь клавиш.
— Значит, против фотографа веских улик не было. Если пришлось подкинуть волосы.
— Судьи, они такие; если нет железных доказательств, могут и отпустить. Вот почему я подложил эту улику.
— Сальвадор, ты понимаешь, что мог упечь в тюрьму невиновного?
— Невиновного? Ни в коем случае, убил тот парень, никаких сомнений. Но дело в том, что уверенность должна быть подтверждена весомыми доказательствами. Одной убежденности для суда и присяжных недостаточно.
— А ты уверен, что это Мигель Вистас?
— Конечно. Абсолютно уверен.
— Если позволишь, Сальвадор, почему ты был так уверен?
— Потому что он сам мне сказал.
Элена изумленно посмотрела на него. Разговор шел гладко, и ей казалось, что старик все помнит, но последние его слова с этим впечатлением не вязались.
— Как?
— Так, — подтвердил Сальвадор. — Он сказал мне, что убил ее.
— Он признался в преступлении?
— Да. И до того нагло, что мне очень захотелось дать ему в морду.
— А почему этого признания нет в показаниях?
— Ах, ну, потому что этот сукин сын сделал его, когда я выключил камеру и остался с ним наедине.
— Почему ты выключил камеру?
— Ну, знаешь, есть у нас такая стратегия. Допрос иной раз затягивается, и, если ты не можешь ничего вытрясти из задержанного, надо остаться с ним наедине, без камер и свидетелей, и хорошенько его припугнуть.
— Значит, ты его допрашиваешь, а потом вдруг выключаешь камеру, просишь сотрудника, который записывает показания, выйти, и остаешься с ним наедине. И делаешь вид, что собираешься ему врезать.
— Вроде того, — признал старик.
— И что случилось?
— Он изменился. Агнец превратился в демона. И он сказал мне, что убил ее.
— Прямо так и сказал?
— Ну почти. — Он сделал над собой усилие, чтобы вспомнить, и наконец вспомнил: — Нет, он сказал очень странно.
— Помнишь, что именно он сказал?
Сальвадор наклонился вперед. Его глаза забегали. Потом остановились, он вздернул подбородок и театрально произнес:
— Я не убивал Лару. Я помог ей возродиться.
— Возродиться?
— Он так сказал.
— Похоже на мессию или гуру какой-то секты.