Цыганский барон
Шрифт:
— Да, ты права.
Амелия часто плакала по пустякам. Теперь предметом ее слез оказался загар, сделавший кожу Кэтрин из алебастрово-белой золотистой и рассыпавший по рукам мелкие веснушки. Сейчас Амелия помогала Кэтрин подобрать наряд для выхода в свет, и золотистый загар на фоне белоснежного наряда вновь заставил Амелию подумать о том, что ее несчастной золовке пришлось выстрадать.
Кэтрин взглянула на Амелию. Та с жалостью смотрела на девушку.
Они с Амелией были близки так, как могут быть близки только самые лучшие подруги. Кэтрин и ее двоюродный брат Эдмунд, Эдмунд-младший и дядя Гил были одной семьей. С того момента, как Кэтрин увидела Амелию и Эдмунда, все ее подозрения рассеялись.
Они так радовались, что она осталась жива. Нет, такие люди не могли хотеть ее смерти.
— Милое, милое дитя, — прошептал Эдмунд, обнимая Кэтрин, и слезы текли у него по щекам. — Бог вернул тебя нам. Это просто чудо.
«Не совсем», — подумала Кэтрин, но промолчала. В последнее время она вообще говорила мало. В общих чертах рассказала, что с ней случилась, но ни словом не обмолвилась о Доминике. Дядя тоже ничего не сказал.
С одной стороны, скрывать что-то от ближайшей подруги было неприятно, но Кэтрин не хотела ни с кем, кроме дяди, делиться своими горестями. Кроме того, воспоминание о смуглом любовнике-цыгане должно было принадлежать только ей одной. Когда-нибудь, когда она станет мудрее и старше, она сможет достать этот секрет из потайного ящичка воспоминаний, повертеть так и эдак, оценить заново. А пока пусть себе лежит под замком на дне души.
— Что же делать? — всплеснула руками Амелия, рассматривая загар. — Может, попробуем отбелить?
Кэтрин закатила глаза, представив, как ее мажут дурно пахнущим едким снадобьем.
— Думаю, оставим все как есть. Не так уж сильно я и загорела.
Странно, но пока Амелия не указала Кэтрин на загар, Кэтрин ничего не замечала. У цыган она наслаждалась солнечным теплом. И обычай тщательно укрывать кожу от малейшего попадания солнечных лучей казался ей сейчас просто глупым.
— А руки, — не унималась Амелия, — смотри, сколько веснушек. Непременно надо надеть перчатки.
— Попроси-ка, Амелия, Эдмунда и дядю поскорее найти мне мужа, и тогда мои веснушки едва ли будут кого-нибудь волновать.
Амелия неодобрительно покачала головой. Кэтрин перемерила уже четыре платья, и ни одно не шло ей. Амелия заказала эти наряды недавно, и каждый был красивее предыдущего. Наряд из белого атласа с вышивкой по подолу и накидкой из прозрачной органзы был настоящим произведением искусства.
— Нет, это не пойдет. Тебе надо подождать, пока сойдет загар. Надень вон то золотое платье.
— Ты уверена? Мне белое нравится больше.
— Золотое, — непререкаемым тоном заявила Амелия.
— Золотое так золотое, — согласилась Кэтрин.
И сразу поняла, что Амелия была права. Золотистый оттенок ее кожи прекрасно смотрелся на фоне тускло сверкавшего одеяния. Платье оставляло обнаженным одно плечо, подчеркивая гордую осанку Кэтрин. С глубоким вырезом впереди и плотно стянутое под грудью, оно ниспадало красивыми струящимися складками. Сбоку был небольшой разрез, обнажавший лодыжку.
— Красиво, — выдохнула Кэтрин. Как жаль, что Доминик не видит ее.
— Лучше не бывает, — согласилась Амелия, пристегивая к платью золотую брошь. — Наденешь диадему своей матери и серьги с топазами, и больше ничего. Один взгляд — и мужчины потеряют голову и будут готовы простить тебе все, что угодно. И женам придется смириться с этим.
— Надеюсь, ты права, — сказала Кэтрин. Ведь ей должно быть прощено больше, чем думала Амелия.
Хлопнула дверь и в комнату влетел пятилетний Эдди.
— Мама! Смотри, что я нашел!
Мальчик был невероятно похож на отца: такой же голубоглазый, светлокожий, однако для своих лет он был высоким и, скорее всего, годам к восемнадцати должен был стать выше отца.
— Что ты принес? — спросила Амелия, склоняясь к сжатой в кулачок ладошке сына. Но, стоило Эдди разжать пальцы, Амелия отпрыгнула как ужаленная. На ладони малыша красовалась мерзкая зеленая лягушка.
— Это Гектор. Он живет в фонтане. Не бойся, он тебя не обидит.
— Убери немедленно эту гадость! Как можно было додуматься притащить такое в дом! — воскликнула Амелия.
Эдди не огорчился. Он слишком хорошо понимал, что мать простит своему ненаглядному мальчику все что угодно. Кэтрин не могла винить се за это: такому очаровательному малышу трудно в чем-то отказать.
— Хочешь поиграть? — спросил Эдди у Кэтрин.
— Я бы не против, но твоя мама меня не отпускает.
Мальчик закусил губу и глубокомысленно изрек:
— Она совсем не умеет веселиться.
— Эдди, — менторским тоном изрекла Амелия, но мальчик и ухом не повел.
— Может быть, моей лягушке захочется поиграть со стрекозой. Пойду, пожалуй, поищу. Если найду, принесу тебе сюда.
— Послушай, — назидательно заговорила Амелия, — если ты притащишь кого-нибудь из этих ужасных созданий в дом…
Но Эдди уже и след простыл. Кэтрин покачала головой, представляя, что будет с Амелией, когда та увидит стрекозу; а в том, что Эдди принесет ее в дом, Кэтрин не сомневалась.
— Иногда я так волнуюсь за него, — вздохнула Амелия.
— Он ведь всего лишь ребенок. Не сомневаюсь, что с возрастом он научится себя вести.
— Я не это имела в виду, — заметила Амелия с легким раздражением.
— Да? Извини.
— Меня беспокоит его будущее. Как сложится его жизнь, когда он вырастет? Как он устроится в жизни?
— Я не совсем тебя понимаю.
— Не представляю, как сможет он вести дела так, чтобы то мизерное состояние, которое ему причитается, приносило денег столько, чтобы он мог сводить концы с концами. Ему придется нелегко в жизни…
— Не вижу причин для беспокойства. Эдмунд далеко не беден, а Эдди унаследует титул Нортриджей. Кроме того, Эдди мой племянник, и я не допущу, чтобы он остался ни с чем.