Цыганский барон

Мартин Кэт

— Приятно повидаться, Мэйфилд. Как герцогиня и леди Джорджия?

— Прекрасно, спасибо. С прискорбием узнал о смерти твоего отца. Он был, конечно, не подарок, но все же человек неплохой.

Кэтрин замерла. Как бы ни притворялась она, что разговор ей неинтересен, она ловила каждое слово. Господи, только бы он не допустил ошибки.

— Так говорят, — сухо ответил Доминик, — только мне нечего сказать по этому поводу.

— Да… Впрочем, думаю сейчас, когда старик ушел от нас, не стоит поминать его лихом. У тебя есть Грэвенвольд, с ним хватит

забот, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

— Да, так многие мне говорят.

— Я уверен, у тебя получится.

— Да, пожалуй, — ответил Доминик. — Я всего неделю как в Лондоне, а уже успел соскучиться по Грэвенвольду.

Кэтрин тоже немного успокоилась. Ну и самообладание у этого цыгана! Вежливо попрощавшись с Мэйфилдом и заверив его, что вечер удался на славу, Доминик снова сел рядом с Кэтрин. Странно, казалось, будто он в самом деле хорошо знал этих людей. Будто его отец и вправду был маркизом Грэвенвольдом, будто…

Кэтрин чуть не вскрикнула. Внезапно в памяти всплыл другой прием. В тот вечер там тоже был высокий темноволосый мужчина. Она не видела его лица, но очень хорошо запомнила его фигуру, цвет его волос.

Тогда одна из дам сказала, будто о нем говорят, что он из цыган! Господи! Неужели такое бывает?!

— Ты — тот самый, — пробормотала она. — Ты. — Найтвик.

Доминик угрюмо усмехнулся:

— Я был Найтвик, пока отец пребывал в добром здравии. Но сейчас он почил в мире, оставив мне Грэвенвольд.

Кэтрин облизнула внезапно пересохшие губы.

— Ты… ты знатный человек, аристократ. Почему ты мне не сказал?

— Я думал, что это не важно.

— Ты считаешь себя джентльменом. Как мог ты вести себя так, как вел? Как мог ты делать то, что делал?

В зеленых глазах заблестели слезы. Кэтрин даже не пыталась их скрыть. Она отодвинула стул и собралась встать. Доминик схватил ее за руку и крепко сжал.

— Сиди.

— На случай, если ты не заметил, — процедила она сквозь зубы, — не ты тут распоряжаешься.

— Сиди, говорю.

Он дернул ее за руку, и Кэтрин осталась сидеть. Видимо, он был зол не меньше, чем она, но умудрялся сохранять такое лицо, будто ничего не происходит.

— Улыбайся, — прошептал он так, чтобы было слышно только ей, — и моли Бога, чтобы семья твоя ничего не узнала о нашем маленьком приключении. Надеюсь, ты в этом заинтересована не меньше меня.

— Пошел к черту, — прошептала Кэтрин.

И все же она понимала, что Доминик прав. Изобразив на лице улыбку, Кэтрин сделала вид, что ведет непринужденную беседу, изредка вежливо кивая головой. С каким удовольствием она расквасила бы этот красивый нос. С каким удовольствием уткнулась бы в подушку и разрыдалась.

Но, увы, здесь было светское общество. Она должна была притворяться, что сидеть рядом с ним хорошо и приятно, что болтать с ним о пустяках — вовсе не пытка, от которой готово разорваться сердце. Доминик, казалось, не замечал ее состояния, и Кэтрин изо всех сил изображала непринужденность. Но как только ужин закончился, она встала и, стараясь не привлекать внимания, подошла к дяде Гилу.

— Простите, дядя, но я с ног валюсь от усталости. Если вы не возражаете, я бы хотела поехать домой.

— Конечно, — ответил Гил. — Я сам хотел предложить тебе ехать.

— А я, пожалуй, еще останусь, — сказал Осгуд. — Очень приятный вечер, жаль уходить.

— Я провожу леди Арундейл к карете. — Доминик подхватил Кэтрин под руку. Гил и Осгуд отправились предупредить об отъезде Эдмунда и Амелию.

— Ты — грубиян и пройдоха, — сквозь зубы процедила Кэтрин.

— Ты должна была сказать мне, кто ты, — возразил Доминик, принимая из рук слуги ее плащ. — Ничего бы не произошло.

— Ничего? Ха-ха!

Кэтрин была вне себя. Доминик тоже кипел от ярости. Как он ни старался скрыть это, блеск в глазах выдавал его. Боже мой, и он смеет винить в случившемся ее!

Кэтрин покраснела. Действительно, ее поведение иначе как скандальным не назовешь. Он, правда, соблазнил ее, но, кем бы он ни был — цыганом или лордом, она позволила ему соблазнить себя. Может быть, даже поощрила. Она влюбилась в него с самой первой встречи. Злость таяла.

Доминик, глядя на Кэтрин, казалось, читал ее мысли. Постепенно он успокаивался. Он вызвал экипаж Вентвортов, а затем подошел к Кэтрин. Дядя Гил задерживался, и Доминик предложил подождать его на воздухе, возле дома.

С Темзы дул ветерок. Светила полная луна. Доминик и Кэтрин отошли к платану.

Доминик коснулся щеки девушки.

— Я бы мог сказать, моя малышка, что сожалею о случившемся. Но, честно говоря, мне не жаль. Мне жаль лишь одного — что нам пришлось покинуть табор.

Голос его звучал нежно и грустно. Доминик, едва касаясь, провел по ее щеке ладонью.

Тепло его слов и его рук растопило обиду. Довольно сожалений. Надо жить настоящим.

— Англия — такой же твой дом, как и табор. Ты ведь вернулся насовсем?

Рука его бессильно упала.

— Наверное, так, — с сожалением произнес он, — но здесь я больше не свободен. Я не могу поступать, как хочу. Ты — молодая женщина из высшего общества. Мои намерения очевидно бесчестны. Ты сейчас больше потеряна для меня, любовь моя, чем когда мы были во Франции.

Кэтрин никак не могла его понять.

— Бесчестны? — с трудом проговорила она. — Доминик, я не понимаю, о чем ты.

— О том, что тебе удалось воздвигнуть самую большую преграду между нами.

Ах, вот, значит, как! Здесь, в Англии, она не нужна ему! Он не хочет ее видеть! Она была нужна ему только как женщина, которая согревает его постель! И все!

Боль, гнев, обида закипали в ней. Кэтрин чувствовала себя так, словно ее использовали и выкинули, как ненужную вещь. Ей хотелось избить его, уничтожить.

Но… чего, собственно, она ждала? Разумеется, не предложения. Она помнила слова Персы, горькое предупреждение Яны. Да, честно говоря, она ждала. Она надеялась на невозможное.