D?senchant?e: [D?]g?n?ration

Вурхисс Алекс

– Не полезут, – ответил Чезаре, не глядя на Пьерину – он разливал вино. – Видишь ли, я об этом позаботился. А в остальном, конечно, ага… нет, а что, я должен был смотреть, как эти черножопые драть тебя будут, что ли?

Пьерина задумалась:

– Вообще-то, если честно, ты мне правда сильно помог… толку то от этой помощи, кажется, мне ничего другого и не светит, у матушки в баре…

–Ten’cazzo! – Чезаре чуть не перевернул бокал, который только что наполнил. – Теперь все, кто к тебе полезут, будут иметь дело со мной.

– Да скорее Папа в Мекке мессу справит, – отрезала Пьерина. – Матушка теперь тебя на пушечный выстрел

не подпустит, после трех суток в сбирячьем логове, мечтатель. Кроме всего прочего, мы потеряли благодаря тебе, трехдневную выручку, а налоги все равно плати. Cazzarolla, в следующем месяце опять одними бобами питаться будем.

Чезаре прокашлялся:

– Вот что… ты, это, передай матушке, что я, типа, возмещу. Может, не прямо завтра, как карта ляжет.

– И где ты возьмешь такие бабки? – фыркнула Пьерина. – Или ты думаешь, что мы тут за гроши корячимся, stronzo? Речь идет про две-три тонны зелени, bambino.

– Я, cazzarolla, понимаю, что не франков KFA, – ответил Чезаре. – Я, между прочим, не cazza canino, а Чезаре Корразьере.

– По-моему, это одно и то же, – фыркнула Пьерина, в душе удивляясь собственной наглости. Вчера она видела, как этот паренек, больше похожий на красавчика с подиума (хотя и без присущего тем оттенка голубизны) с милой улыбкой завалил толпу охреневших ливийцев, или хрен пойми откуда приехавших, а сегодня хамит ему, типа тот ее старший брат или че.

– Ну, у тебя и язык, мелкая, – улыбнулся Чезаре. – Гляди, могу отшлепать так, что не сядешь потом. Ты выпей вина-то, да заточи чего – на меня еще налюбуешься, пока донна Карлотта не вернется.

– Донья, – поправила его Пьерина, не зная еще, что вот так поправлять его ей придется еще долгие годы…

…увы, но с большими перерывами, о которых Пьерине хотелось забыть.

* * *

Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, Пьерина стала думать, чем бы ей заняться. Растеревшись до боли полотенцем и вновь облачившись в пижаму, она всё равно мёрзла, пусть даже в номере было достаточно тепло. Свой халат она в спешке забыла дома и поэтому тут же схватила тёмно-синий халат Чезаре, который сама же высмеивала, за чрезмерно претенциозно киношный стиль. От скуки, она снова вставила в мундштук очередную сигарету, вытряхнув в пепельницу в виде черепа («симпатичная… надо прихватить перед отъездом» – подумала она рассеяно) предыдущую, которую успешно забыла, сделав только две-три затяжки. Пьерина курила довольно крепкие, сладковатые кубинские сигариллы, которые и до ЕА было не достать, а теперь и подавно. На Кубе стояли русские, они, кажется, на корню выкупали всю местную табачную продукцию для своих вооруженных сил, и в Европу попадали жалкие остатки, а до Италии добиралось и того меньше. Тем не менее, Чезаре всегда доставал ей ее, как он выражался, «отраву» в нужных количествах – то есть, по полсотни пачек в месяц. Сам он курил редко, и предпочитал сирийский «Кэмел», довольно вкусный, но для Пьерины критически слабый.

Ей редко требовалось больше двух – трех затяжек крепкого, горько-сладкого полынного дыма, после чего сигареты, как правило, мирно дотлевали в пепельнице, хотя иногда, вспомнив, что, che cazza, она же курит! – Пьерина брала недотлевшую сигарету и делала еще две – три затяжки.

Курение с перерывами. Любовь с перерывами. Счастье с перерывами…

Пьерина активно поддержала сомневающегося Чезаре, когда дон Энрике, то бишь Эрих Штальманн, предложил тому стать

новым капо д’Италиано, вождем обновленного Рима. Правда, Рим пока еще был в руках проеэсовского правительства, но Пьеретта верила, горячо верила, что Рим падет к ногам ее мужа. Это было бы справедливо.

В глубине души Пьерина мечтала отомстить. Не кому-то лично – она жаждала отомстить самой Системе. Она спала и видела, как парламентскую республику Италии сжимает стальной кулак тоталитаризма, и под его металлическими фалангами трещат, разрушаясь, структуры «демократической власти» – суды, прокуратура, полиция и жандармерия. Но даже этого ей было мало – она мечтала увидеть, как созвездие ЕС звездопадом осыплется с педерастически – голубого флага.

У ее преданности Орднунгу были причины простые, оттого крепкие – ненависть, презрение, доходящее до тошноты желание отомстить.

Заметив на специальной подставке проектор голографического телевиденья, Пьерина удивилась. Она не думала, что в Нойерайхе есть общественное телевещание. Это ее заинтересовало. Поискав пульт управления, Пьерина обнаружила его на полочке того же столика. Собственно, «столешница» этого столика и была проектором голографического сигнала.

– Интересно, – Пьерина почти никогда не разговаривала сама с собой, но сейчас, оставшись одна, почему-то заговорила вслух, обращаясь к пепельнице, чьи глазницы безмолвно таращились на неё, – что смотрят в Нойерайхе? Небось, сплошь и рядом какая-то нуднятина идеологизированная.

Несмотря на пренебрежительность ее слов, Пьерина ничего не имела против идеологизированной нуднятины. Порядок – вещь довольно скучная, хаос всегда веселее, но всегда намного опаснее.

Она наугад приложила палец суховатой руки с темным матовым лаком на ногтях, еще более темным на фоне бледной коже, на сенсорную панель. Панель дистанционки ожила, и Пьерина щелкнула кончиком ногтя по цифре восемь. Восьмой канал ничем не хуже всех остальных.

Над «столешницей» поднялся столб света. На миг в нем вспыхнула надпись: «уровень доступа второй, согласно директивному предписанию…» – номер предписания Пьерина не запомнила. Затем над столом появилось сердитое лицо мужчины в фуражке цвета фельдграу. Лицо мужчины было обезображено огромным шрамом, глаз, который этот шрам пересекал, был белым, словно вовсе не имел радужки.

– …на карте планшета между ними сантиметр, и эти Scheisse думают, что и в жизни от Калиша²¹ до Лозе²² доплюнуть можно. Да, времени у пшеков было немного, но они сумели создать там мощный укрепрайон, да еще и блокировали нам возможные альтернативные направления удара зонами затоплений! Я говорил, что Райхсверу нужно больше боевых экранопланов, вместо этого мне присылают батальон «Леопардов-3»! Танки, конечно, хорошие, но летать не умеют, равно как и плавать.

– Но ведь мы взяли Лодзь! – воскликнул невидимый собеседник мужчины со шрамом. У того на лице появилось выражение, от которого Пьерина еще глубже закуталась в свой плед:

– Мы?! Герр Кауфман, Вас я на передовой не наблюдал. Более того, все мои попытки связаться с руководством Люфтваффе, когда гетьман Войска Польского Гусман аль-Мансур нанес контрудар, и была возможность, что второй корпус не выдержит и отступит, оказались напрасными. Знаете, что мне ответили ваши телефонистки?