Д. Л. Браденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)

Бранденбергер Давид

Как понимали Кастерина и другие деятели народного образования задачу патриотической мобилизации населения? Какие образы и символы должна была эта концепция пробуждать? Доминировал ли в проводившейся среди школьников агитации национал-большевизм или же он сочетался с пропагандой идей марксизма-ленинизма и дружбы народов? Была ли эта пропаганда прямолинейной и узконаправленной или отражала широкий спектр мнений, высказывавшихся такими идеологами и придворными историками, как Александров, Яковлев, Тарле, Панкратова? Находила ли какое-либо отражение в массовом сознании грызня и рознь между ними?

К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют уяснить точный смысл высказывания Кастериной. Но они дают представление о том, чему учили в школе в годы войны и что обсуждалось в кружках партийной учебы. Хотя эта информация мало что говорит о взглядах самой Кастериной, она помогает понять особенности патриотического воспитания в период 1941-1945 годов.

Если уже во второй половине 1930 годов советская школа активно старалась насадить в массах чувство преданности государству, то с началом войны эти усилия были удвоены. Народный комиссар

просвещения В. П. Потемкин полагал, что инстинктивной привязанности и любви к своей стране недостаточно и что основной задачей общеобразовательных школ является воспитание сложного и осознанного чувства национальной идентичности [519] . На учительской конференции в 1943 году он даже дал пример того, как, по его мнению, мог бы высказаться советский школьник на эту тему: «… Недостаточно чувствовать, что я люблю свою родину. Нужно знать, за что я ее люблю, что мне в ней дорого, что я защищаю, ради чего я отдам ей, если понадобится, собственную жизнь» [520] . Внимание к патриотическому воспитанию молодежи служило во время войны главным критерием качества работы учебных заведений. Педагоги в отчетах подчеркивали эту сторону своей деятельности, подобно ведущей одной из подмосковных школ Бобровской: «Наш район добился некоторых успехов, прежде всего в воспитании советского патриотизма» [521] , и это показывает, что хотя программы по академическим дисциплинам в те годы не сокращались, основной упор делался на патриотическую мобилизацию

519

John Dunstan. Soviet Schooling in the Second World War. New York , 1997. P. 135; В. E. Черник. Политическое воспитание учащихся советской школы в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. //Дисс….. канд. пед. наук. Московский педагогический институт им. Ленина, 1989, С. 46.

520

Речь Народного комиссара просвещения РСФСР В. П. Потемкина на собрании актива учителей//Советская педагогика. 1943. № 5-6. С. 7.

521

ЦАОДМ 3/82/2/10об-11.

Двумя основными предметами школьной программы в годы войны считались, пожалуй, история и литература, так как они помогали осознать по аналогии важность государственной политики, лозунгом которой было: «Все для фронта». Этот тезис был конкретизирован, в частности, в одной из статей, опубликованных в журнале «Советская педагогика» в 1942 году:

«Воспитываясь как гражданин и патриот, наш школьник готовится стать достойным преемником своих предков, создавших национальную культуру, и наследником славных боевых традиций дружинников-воинов, защищавших свою Родину от захватчиков. Школьник должен видеть себя продолжателем великих трудов и героических подвигов Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова и Михаила Кутузова. Он хочет стать достойным подвигов Чапаева и Фрунзе» [522] .

522

С. Г. Бобров. Работа литературного кружка в VIII—X классах школы//Советская педагогика. 1942. № 3-4. С. 71; см. также: В. Ивашин. Преподавание гражданской истории в школах Свердловской области в дни Отечественной войны // Советская педагогика. 1942. № 7. С. 54.

По всей стране — в Архангельской, Ленинградской, Ивановской, Свердловской, Курганской областях, в Коми АССР, — придерживались этой направленности в преподавании, хотя она могла принимать самые разные формы [523] . Как и до войны, принятый Советским Союзом курс на индустриализацию сравнивали с политикой модернизации страны, проводившейся Петром Первым [524] . Были мобилизованы также образы героев Гражданской войны, призванные продемонстрировать образцы доблестного поведения на фронте [525] . Однако более примечательным в военные годы было постоянное привлечение руссоцентристских образов с целью пробудить у учащихся патриотические чувства. К примеру, один из учителей Московской области цитировал документ 1612 года — историческое обращение Кузьмы Минина к своим сподвижникам «все отдать для защиты русской земли» — даже не пытаясь как-то преодолеть этническую ограниченность этого обращения. Другой учитель, Калита, сделал столь же руссоцентристское заявление, рассказывая ученикам о героизме, проявленном во время Крымской войны: «Солдат показал, что он русский человек, для которого Родина дороже жизни». Калита также подчеркивал ведущую роль России в развитии науки, что, безусловно, одобрялось педагогическим руководством. Как говорилось в одном из отчетных документов, таким образом Калита «воспитывал национальную гордость у учащихся, имеющих честь принадлежать к героическому народу, храбро боровшемуся с врагами в войне и вносящему свою долю в развитие мировой научной мысли» [526] .

523

Почти все регионы упоминаются в архивных документах; ГАРФ 2306/70/2766/67-70; 2306/70/2850/35; 2306/70/2781/11; 2306/70/27 75/54-58; 2306/70/2857/48; 2306/70/2897/139-142; 2306/70/2966/61; 2306/70/2904. Л.108; см. также: Ивашин. Преподавание гражданской истории. С. 53-54.

524

ЦАОДМ 3/82/9/168.

525

И. Автюхов. Воспитание советского патриотизма: В помощь учителям и классным руководителям. Алма-Ата, 1942. С. 6.

526

ЦАОДМ 3/82/9/41об; 3/82/9/153; см. также: М. Долтов. Воспитание патриотизма//Коммунист. 1942. 23 июля. С. 4.

Эти примеры создают впечатление, что, хотя «Правда» призывала учителей «не только сохранить жизнь каждого ребенка, но и воспитать из них советских патриотов», на практике это выливалось в воспитание чисто русского патриотизма [527] . Об этом свидетельствует, в частности, записанный в 1944 году диалог между школьным учителем И. А. Порцевским и его ученицей Рожковой:

«Учитель: Тема прошлого урока — "Борьба Новгорода и Пскова со шведскими и немецкими феодалами"…

527

Забота о детях — всенародное дело//Правда. 1943. 14 июня. С. 1.

Ученица: Немцы и шведы давно хотели захватить финские земли. Как только шведы высадились в устье реки Невы, на них напал Александр, князь новгородский. Новгородцы сражались мужественно. Дружинник Алексич на коне пробрался по доске на корабль и бился там. За эту битву Александра стали называть "Невским”. Князь не ужился с боярами. Бояре имели большую власть и не хотели ни с кем делиться. Александр хотел сосредоточить ее в своих руках, так как шведы и немцы угрожали

России. Вскоре на Русь напали немцы. Новгород призвал Александра Невского. Потом произошла битва на Чудском озере. Немцы были вынуждены заключить мир.

Учитель: Как советское правительство оценило Александра Невского?

Ученица: Оно заявило, что он предохранил Русь от захвата немцами.

Учитель: Чем бойцов отличают? Ученица: Солдат и офицеров отличают орденом Александра Невского.

Учитель: А что, немецкие рыцари, жившие 700 лет тому назад, были похожи на нынешних фашистов?

Ученица: Они и физически уничтожали славянское население.

Учитель: Кто из великих людей назвал немцев "псами-рыцарями"?

Ученица: "Псами-рыцарями" назвал их Карл Маркс» [528] .

528

ЦАОДМ 3/82/9/177-178; ГАРФ 2306/70/2764/77-78.

Особый интерес в этом диалоге представляет то, что Порцевский постоянно связывает полулегендарные события далекого прошлого с современной войной. Желая подчеркнуть важность централизованной государственной власти и извечную актуальность борьбы с немецкими захватчиками, Порцевский иллюстрирует эти темы прямо и косвенно, проводя исторические аналогии и подтверждая свои тезисы авторитетными мнениями Карла Маркса и советского правительства [529] . Чиновники Наркомпроса горячо приветствовали столь образцовый метод преподавания истории в военное время.

529

В своем рассказе о «Ледовом побоище» Порцевский поддерживает культ личности. Объясняя, каким маневром русским войскам удалось остановить наступление тевтонских рыцарей, он заметил: «Александр Невский встретил их пятком. Когда немцы пошли "свиньей", он центр ослабил, а фланги усилил, потом загнал их и разбил. Армии товарища Сталина под Сталинградом так же окружили и разбили немецких фашистов» (см.: ЦАОДМ 3/82/9/177).

Ленинградская учительница К. Пользикова-Рубец в таком же духе набросала в своем дневнике 1941 года план проведения политинформации, явно стараясь сделать ее доступной для детей:

«Составляю конспект сообщения о положении на фронтах. Беру материал из статей А. Толстого, Тихонова, Эренбурга. Гашу коптилку и, лежа в постели, еще и еще раз обдумываю план беседы. Товарищ Сталин сказал, что Гитлер похож на Наполеона не больше, чем котенок на льва. Детей это развеселит. Обязательно надо рассказать о тактике Кутузова и Барклая. Хорошо бы перечитать сейчас "Полководца" Пушкина. Может быть, привести несколько строф из этого стихотворения? А кто же сказал так удачны? Кажется, Энгельс» [530] .

530

Запись от 4 декабря 1941 года в: К. Пользикова-Рубец. Они учились в Ленинграде: Дневник учительницы. М., 1948. С. 74.

90-91).

Эта дневниковая запись Пользиковой-Рубец липший раз демонстрирует, что в годы войны исторические аналогии играли ведущую роль в школьном преподавании. Следует заметить, что ее популистский винегрет из Толстого, Эренбурга, Кутузова и Петра Первого не только мешает правильному восприятию текущих событий, но и сваливает в одну кучу противоречащие друг другу взгляды на пролетарский интернационализм и классовую борьбу. Но наиболее примечательной представляется общая для нее с Порцевским манера отводить таким столпам коммунистической идеологии, как Сталин и Энгельс, чисто служебную роль на уроке, придавая с их помощью авторитетность заурядному толкованию российской истории.