Да будет любовь!
Шрифт:
– Слава Богу! – Джонатон расправил плечи.
– Воистину слава Богу. – Герцог засмеялся. – Итак… – Он некоторое время молча смотрел на сына. – Кто же она?
Джонатон вздрогнул.
– Она?
– Женщина, которая взволновала тебя.
– У меня нет никакой женщины.
– Для отца большая радость, когда он понимает, что его сын не умеет искусно лгать. – Герцог усмехнулся. – Полагаю, у тебя мало опыта в таких делах.
– Пожалуй, ты прав. – Джонатон вздохнул. – Кажется, я попал в нелепую ситуацию, и теперь на кон поставлено будущее молодой женщины.
– Вот как?
– Нет-нет,
– Вероятно, речь идет о неосторожности?
– Нет, ничего такого; просто я не знаю, как все это описать. Это длинная, запутанная история, и, боюсь, я в ней выгляжу не лучшим образом. Именно поэтому у меня нет другого выбора, кроме как оказать некой даме посильную помощь – это самое меньшее, что я могу для нее сделать.
– Что ж, понятно. И что именно ты собираешься делать?
– Решение есть всегда, – уверенно сказал Джонатон. – Лучше расскажи, как и когда ты решил жениться на матери?
– Когда осознал, что моя жизнь ничего не стоит без нее, – сказал герцог. – Женитьба оказалась не слишком большой ценой, зато после она всегда была рядом. В итоге я получил самый большой подарок, на который только мог рассчитывать.
– Николас никогда не мучился подобными сомнениями; он хотел жениться на Лиззи с того момента, когда снова увидел ее.
– Да, но Николас однажды потерял ее и, очевидно, извлек из этого урок, а это означает, что он мудрее всех нас. Мало людей получают второй шанс, еще меньше тех, у кого хватает ума воспользоваться им. Тот факт, что эти двое нашли друг друга снова, говорит о наличии связи между ними, способной длиться до конца их дней.
– Да, но как он узнал? И как узнал ты?
– Я хотел бы ответить на этот вопрос, но не могу: просто не имею понятия. То мне хотелось отделаться от нее, то в следующую минуту сделать все возможное, чтобы удержать ее рядом. – Взгляд герцога некоторое время рассеянно блуждал по залу. – Если тебе нравится эта женщина…
– Вот в том-то и дело: я до сих пор не знаю, что именно чувствую. – Джонатон покачал головой. – Она привлекательна, умна, у нее много талантов, и я получаю удовольствие от общения с ней. В то же время она порой приводит меня в замешательство. Я испытываю смятение в ее присутствии. Моя жизнь словно не контролируется мной, когда я нахожусь рядом с ней, и мне это очень не нравится.
– А как ты себя чувствуешь вдалеке от нее?
– Тоже испытываю смятение. Она как мелодия, которую я не могу выбросить из головы. – Джонатон печально вздохнул. – Она славная, и я испытываю определенные чувства к ней, но… тут есть что-то большее, хотя я не знаю, как это объяснить.
– Возможно, это любовь?
– Нет, не думаю. Вряд ли я когда-либо был влюблен, и поэтому не уверен, что распознаю любовь, если она придет ко мне. Вот почему мне нужен совет.
– Совет более опытного и более мудрого человека?
– Да.
– Тогда обратись к маме, – с улыбкой сказал герцог. – По крайней мере в этом вопросе она безусловный авторитет.
Джонатон протестующе вскинул руки:
– Я никогда не мог говорить с матерью об этом. Если она заподозрит, что я пребываю
Герцог хмыкнул:
– Не сомневаюсь, она так и поступит.
– Отец, я говорю серьезно. Я просто не знаю, что мне делать.
– Что ж. – Герцог помолчал. – Если ты ценишь мой совет, то пока ничего не делай и продолжай вести себя с этой женщиной также, как прежде. В конце концов ты либо поймешь, что не можешь жить без нее, и тогда тебе все станет ясно, либо обнаружишь, что чувство, которое ты к ней испытывал, безвозвратно ушло.
Джонатон поморщился:
– Это не кажется слишком мудрым.
– Возможно, но похоть может довести тебя до беды, а любовь – убить, если… – Он снова бросил взгляд на жену и удовлетворенно улыбнулся. – Если ты не придешь к этому великолепному концу, к которому ведет славный путь.
Несколько часов спустя, после долгого дня, в течение которого его присутствие было востребовано больше, чем он желал бы, Джонатон наконец освободился и теперь бродил по своему новому дому. Его друг Николас в свое время купил этот особняк лишь потому, что он располагался по соседству с домом Лиззи, с целью снова завоевать ее симпатию. Сейчас, когда Николас и Лиззи поженились, они сочли излишним содержать два дома и планировали продать также дом Лиззи, чтобы приобрести совершенно другой, в котором не будет места призракам прошлого.
Несмотря на события, приведшие Джонатона к покупке, нельзя сказать, чтобы он был разочарован. Он полюбил это место с того самого момента, как только открыл дверь дома; впрочем, вместо слова «полюбил» более подошло бы выражение «был очарован». При газовом освещении, бросавшем удивительные тени, под скрипы, порождаемые шагами слуги или усадкой древних деревянных конструкций, дом казался еще более интригующим.
Остановившись в дверях гостиной, Джонатон осмотрелся. Гостиная, как и остальные комнаты в доме, была набита мебелью; предыдущий владелец, очевидно, отличался заметной эксцентричностью и испытывал постоянную потребность совершать покупки. Он продал Николасу дом со всем его содержимым по чрезвычайно высокой цене, и по этой же цене Николас отдал его Джонатону безо всякой выгоды для себя, учитывая то, что вскоре они породнятся.
Теперь в гостиной стояло целых два дивана и в три раза больше стульев, чем требовалось, не считая столов, часов, статуэток, а также предметов, назначение которых трудно было понять; в итоге в комнате не оставалось ни дюйма свободного пространства. Должно быть, это было самое причудливое и живописное место, которое Джонатону когда-либо доводилось видеть.
Единственным более-менее свободным местом в комнате оставалось пространство, где прежде стояли старинные вазы и другие изделия из китайского фарфора. Сама обширная коллекция, упакованная в корзины, теснилась у входной двери. Николас настоял на необходимости надежно ее упаковать, возможно, из опасения, что здесь может неожиданно появиться Кавендиш, которого постоянно преследовали всевозможные бедствия.