Да будет любовь!

Александер Виктория

Джонатон оторвал губы от ее губ и наклонился, чтобы взять в рот сосок, а она положила руки ему на плечи, прислушиваясь к его ласкам.

Трепет пробежал по ее телу, когда Джонатон переключил внимание на другую грудь. Фиона невольно впилась пальцами в его спину, каждой клеточкой ощущая, что ей хочется большего.

И тут без какого-либо предупреждения Джонатон поднял ее на руки и шагнул вперед.

С трудом пробираясь через шеренгу экзотических предметов, которых в спальне было ничуть не меньше, чем в библиотеке, Джонатон двинулся дальше, неся Фиону на руках.

Наконец он

поставил ее на ноги перед самой удивительной кроватью, какую только Фионе доводилось видеть.

Кровать выглядела огромной и походила скорее на небольшую комнатку в китайском стиле, чем на ложе. Полог окружал ее с трех сторон, и на нем были изображены драконы, а также другие восточные символы. Все это создавало атмосферу загадочности и эротического возбуждения.

– Боже милосердный! – выдохнула Фиона.

– Впечатляет, не правда ли?

Свет, отражавшийся от покрытых лаком поверхностей, делал их словно живыми.

– Все это так необычно, – сказала Фиона тихо. – И выглядит как декорация.

Джонатон вскинул бровь:

– Правда?

– Да, сразу становится ясно, что основная цель этой постели – совсем не сон.

– Пожалуй, ты права. – Джонатон выглядел несколько смущенным. – Но я не покупал эту вещь отдельно, а купил ее вместе с домом.

– Джонатон, – Фиона повернулась к нему и потянула за пояс его халата, – может, ты еще не осознал этого, но, поскольку я стою перед тобой и на мне нет ничего, кроме рубашки, чулок и туфель, моя основная цель – отнюдь не сон. В данный момент я озабочена тем, чтобы и на тебе одежды было не больше, чем на мне. – Она быстро развязала пояс, и Джонатон отбросил халат в сторону.

– Если бы ты только знала, как я рад это слышать. – Джонатон снял рубашку и тоже отбросил ее в сторону, после чего заключил Фиону в объятия и крепко поцеловал.

Груди Фионы прижались к его обнаженной груди, и она ощутила эрекцию через шелк его брюк.

– Кажется, у меня есть идея, – пробормотала она.

Джонатон засмеялся, поднял ее и положил поперек кровати, после чего Фиона подняла руки над головой. Уже одни размеры этого шикарного ложа говорили о характере происходивших на нем плотских шалостей.

Фиона задумчиво наблюдала за тем, как Джонатон снимает с нее туфли, потом чулки. Затем он принялся снимать брюки, и Фиона, опершись на локти, следила за его действиями.

Неожиданно он заколебался и, поймав ее взгляд, поморщился:

– Похоже, теперь я знаю, как чувствуют себя модели.

– Да? Но прости, я никогда не видела… – Она покраснела и не закончила фразу.

– Знаешь, это несколько пугающее зрелище.

– Я не то имела в виду…

– И все равно, ты видела обнаженных мужчин раньше, причем во всех деталях, которые изображены на твоих рисунках.

– Да, но мужчины никогда не видели обнаженной меня. Кроме того, рисовать – это совсем другое дело; художнику такие подробности безразличны. А это, – она пощупала выпуклость на его брюках, – нечто вполне личное.

– В самом деле. – Джонатон сделал решительный вдох и снял брюки.

Фиона с изумлением уставилась на тело Джонатона. Она видела многих мужчин, раздевшихся во имя искусства, но очень скоро к этому привыкла и смотрела

на них так же, как смотрят на апельсин или банан, которые необходимо нарисовать. Конечно, она никогда не разглядывала неудобный для упоминания орган и не видела его восставшим и готовым к действию. Это было зрелище впечатляющее и возбуждающее.

Привстав на колени, Фиона стянула с себя рубашку и отбросила ее, после чего Джонатон придвинулся к ней и приподнял ее подбородок так, что ее рот приоткрылся. Их языки встретились, и он стал пить ее аромат, тогда как ей до боли хотелось ощутить прикосновение его рук в другом месте; однако Джонатон не спешил форсировать события. Фиона ощущала жар его обнаженного тела, которое находилось всего в нескольких дюймах от нее, и знала, что он хотел того же. С каждой секундой промедления ее желание делалось все острее и неукротимее, и она положила ладони ему на грудь, на островки волос, а затем провела ладонью вниз, в сторону живота. Мышцы Джонатона напружинились от этого прикосновения, и Фиона стала пальцами исследовать все выпуклости и впадинки его груди. Затем ее ладони опустились ниже, к мышцам живота, и он задержал дыхание, как бы ожидая дальнейших действий. Когда она провела ладонью по члену, тот вздрогнул и шевельнулся. Он был тверже, чем она ожидала, и в то же время его поверхность на ощупь казалась шелковой.

Фиона обвила член пальцами, и Джонатон, застонав, обнял ее, после чего они оба повалились на кровать. Их руки и ноги переплелись, и языки, казалось, одновременно были везде. Фионе хотелось попробовать его на вкус, почувствовать жар его плоти, прижатой к ней. И в свою очередь, ей были необходимы его прикосновения, его попытки ощутить ее на вкус и наконец овладеть ею.

Джонатон провел ладонью по внутренней стороне ее бедра вплоть до промежности, потом Фиона ощутила прикосновение его пальцев к своей плоти, почувствовала собственную влажность и испытала удовольствие, которого никогда раньше не испытывала. Джонатон ласкал ее медленно, нежно и все время целовал ей плечи, шею, груди.

Внезапно их тела соприкоснулись, и Фиона, толкнувшись вперед навстречу ему, тут же позабыла обо всем на свете, потерявшись в сладостных ощущениях, которые омывали ее тело, проникали в самую глубину. Ей хотелось чего-то большего, но она не знала, чего именно.

Его пальцы двигались в ней со все убыстряющимся ритмом, и, кажется, в ее жизни уже не было ничего, кроме этой божественной сладости, которую рождала его ласка.

Вдруг Фиона почувствовала странное напряжение во всем теле, и ей показалось, что она сейчас разлетится на тысячу осколков.

Джонатон, видимо, тоже что-то почувствовал и остановился, тогда она ухватилась за него и застонала. Этот стон показался ей незнакомым и странным, словно он исходил не из ее груди.

Приподнявшись, Джонатон встал на колени между ее ног, и Фиона затаила дыхание, когда он медленно вошел в нее. Это не было столь же сладостно, как его ласка, но и неприятным этот процесс назвать было нельзя, тем более что Джонатон выжидал, давая ей возможность привыкнуть к этому ощущению.

Затем он толкнул член вперед, и Фиона, почувствовав легкий укол, издала еле слышный стон.