Да будет воля моя
Шрифт:
Улыбаясь, Мартин пошел к ожидающим его пациентам. Кирстен никогда не сдаст мобильный телефон в бюро находок. Она всю жизнь будет безуспешно пытаться добраться до этих контактов, электронной почты и фотографий. По крайней мере ей будет чем заняться.
После обеда, к счастью, дождь прекращается и появляется солнце. Надин вынуждена сегодня поработать немного дольше, чем обычно, а Дерия рада, потому что у нее появляется редкостная возможность погулять с Феликсом в парке. Официально после развода она уже не является теткой Феликса, но ни для нее,
Феликс, как и раньше, рад видеть свою единственную тетку. Он беспрерывно болтает и за несколько минут рассказывает все, что пережил за последние недели. Дерия тащит на своей спине его школьный ранец, помогает ему пробежаться по невысокому каменному заборчику и смеется над каждой его шуткой, пока еще не содержащей юмора. На игровой площадке посреди парка она раскачивает его на качелях, хотя, конечно, знает, что он уже давно умеет качаться сам, и театрально закрывает глаза, когда он сломя голову прыгает в песок. Киоск с мороженым, куда они обычно вместе направляются, закрыт на зимние каникулы, но за пару метров от него есть еще один, где можно купить жареный миндаль и сахарную вату. Дерия заказывает два сладких облачка на палочке, а в это время Феликс карабкается на лестницу и время от времени машет ей оттуда рукой. Дерия надеется, что он не боится упасть, но думает все-таки с каким-то оттенком заботы. Не дай бог, чтобы он упал.
– Дерия? – внезапно раздается чей-то низкий голос позади ее.
Она испуганно оборачивается. Сахарная вата выпадает у нее из руки и приклеивается к пальто. Она замечает это, но теперь ей все равно. Даже то, что Феликс где-то карабкается, в этот момент уже забывается.
Он стоит прямо перед ней и выглядит точно так же, как раньше.
– Значит, недавно я был прав, – говорит он и улыбается, сначала робко, а потом сразу как-то очень широко, намного откровеннее и сердечней, чем когда-то.
– Якоб, – только и может сказать она, потому что его имя – это все, о чем она может думать.
– Да. Несколько дней назад мне показалось, что вроде увидел тебя. Но вдруг ты исчезла, и я уже не был больше уверен, что это была ты. В кафе.
– В «Тони»? Тогда это была точно я, но тебя я не заметила, – врет Дерия.
– Ничего, зато мы снова встретились. Как прекрасно видеть тебя!
В душе Дерия превращается в камень. Никаких чувств у нее больше нет. Она замечает, как реагирует ее внешняя оболочка. Как ее лицо отвечает на его улыбку, как она восклицает что-то пустое, вроде «да, я тоже, ты знаешь, прошла целая вечность!».
Как она шутит над неудачной судьбой своей сахарной ваты и приглашает его взять кусочек. Он собирает сахарную вату с ее пальто и при этом приближается к ней так близко, что облачка пара от его дыхания ласкают ее щеки. Дерия чувствует, что то, что раньше реагировало на Якоба, должно бы уже умереть. В душе у нее холодно, тяжело и ничего не движется. Но чувства ее не ушли совсем, и это она еще чувствует тяжесть в груди.
«Сердце, превратившееся в скелет», – думает она. Какое прекрасное название для романа. Однако затем вспоминает, что она больше уже не пишет книг, просто не может больше писать.
– У тебя есть сын? – спрашивает Якоб. Он смотрит на игровую площадку, ища мальчика, который бы подходил к школьному ранцу, который Дерия все еще несет на своей спине.
Больше всего ей захотелось, чтобы он угадал, какой ребенок – ее. У Феликса светлые, как солома, волосы его матери, и хотя для своего возраста он очень маленького роста, все равно в нем угадывается крепкая фигура его отца. Взгляд Якоба скользит мимо.
– Нет, – быстро отвечает Дерия. – Я здесь с племянником. Вон тот сладенький мальчик в синей куртке. Его зовут Феликс.
– Симпатичный мальчик, – говорит Якоб, и это наполняет Дерию гордостью.
Она машет рукой Феликсу, но тот пока что не желает подходить к ним. Он кричит, можно ли ему пойти на горки, она поднимает большой палец вверх, и Феликс быстро, как молния, убегает.
– У него очень много фантазии. Ко дню рождения он написал мне целую историю.
Когда Дерия рассказывает об этом, большинство людей отвечают, что мальчик пошел в тетю. Якоб ничего не говорит. Может быть, он даже не знает, что Дерия когда-то была успешной писательницей?
– Значит, у тебя детей нет? – спрашивает он. – Ты замужем?
– Разведена, – говорит она, и это звучит серьезно и плохо, но затем, когда он улыбается, это проходит. – А ты?
Он вздыхает:
– Ты же меня знаешь. Кто меня долго выдержит?
Об этом Дерии нужно подумать. Неужели не она была тогда таким сложным человеком?
– Но если ты не женат и у тебя нет детей, то чем ты занимаешься все это время?
– В последние годы? – он тихо смеется. – Боюсь, что я их все провел впустую.
– У кого долгая жизнь, тот может позволить себе провести впустую пару лет, – бормочет Дерия цитату из «Зеркальных капель». Затем ей приходит в голову, что все-таки глупо цитировать свой собственный роман. – Расскажи-ка о себе. Где ты был все эти годы? Ты мог бы когда-нибудь дать знать о себе.
Лицо Якоба становится непроницаемым, он смотрит на игровую площадку, однако во взгляде его – пустота.
– Я делал ошибки, – говорит он затем. – Первую ошибку – тогда, когда я ни с того ни с сего бросил тебя. Тебе, наверное, было очень больно, и я много лет считал, что будет слишком плохо написать тебе открытку или сообщение по электронной почте. Мне было стыдно.
Она смеется. Но это вымученный смех.
– Мы ведь были молоды. Это было так давно.
Но чувствует она себя совсем по-другому.
Он вдруг возникает здесь и поворачивает время вспять.
– У всех нас тогда были сумасшедшие мечты и недостижимые цели.
– Да, – он улыбается, но вид у него такой, словно в мыслях он находится где-то очень далеко. Или же в далеком прошлом.
«А я достигла всех моих целей, – думает Дерия. – Только это не дало мне совсем ничего: я потеряла то, что для меня было самым важным».