Да не убоюсь я зла
Шрифт:
Через несколько дней меня с родителями вызвали в отделение полиции. Копы предположили, что это я залез в окно к Марго и увидев ее в ванной, вырвал и бросил в воду провод, находящийся под напряжением. Мол, я таким образом расквитался за обиду, причиненную мне публично перед всем классом. Но у меня на тот вечер было железное алиби – семейный поход на спектакль «Портрет Дориана Грея».
– Просто поймите нас, дети в его возрасте очень агрессивны, и не осознают последствия своих действий, - начал оправдываться следователь, после тот, как отец показал наши билеты.
– Мы вас прекрасно понимаем. Всего доброго! - сказал в ответ глава нашей семьи, когда мы уходили.
– Мы должны проверять любые версии.
– Почему они вызвали на допрос именно тебя? – Строго спросила мать, когда мы сели в наш минивэн. В тот момент мне было стыдно признаться, что я получил получил ткацкой, зато, что я «летал в облаках», а не за то, что открыл учебник не на той странице, как я сказал тогда дома.
– Успокойся, дорогая. Это всего лишь формальность.
– Отец пытался успокоить мать, заводя машину.
– Мы вкладываем огромные деньги в твое образование, а у тебя возникают конфликты с учителями. Как это вообще понимать?
Мать впервые повышала голос на меня. Слезы выступили на глазах. Я хотел вжаться в сиденье, мечтая превратиться в обшивку. Мать не унималась, продолжала орать, даже, когда мы выехали на автостраду, чтобы ехать домой.
– Сопляк, ты будешь наказан. Никакого свободного времени. Никаких твоих книжек про чертовщину всякую. Сегодня же выброшу.
Мир в моих глазах рушится со скоростью карточного домика. Раз и он рухнул. Руки отца дрожали, вцепившись в руль.
– Милая, пристегнись, - пробормотал отец, но мама его не слушала и продолжала на меня кричать.
Слезы заливали мне глаза. Я не мог их контролировать. Они телки сами по себе. Я плакал. Она орала. Отец молчал.
Неожиданно машина заходила ходуном. Ее бросило к бордюру. Отец нажал на тормоз. Авто не успело сбросить скорость, когда левое переднее колесо, теранувшись об бордюр, провалилось с сточный канал, для слива дождевой воды с асфальта. Такие каналы, обычно накрывают решетчатыми плитками, но в этом месте плитка была сдвинуто, мгновенно застопорив машину на месте. Все звуки превратились в один протяжный звон, будто в уши попала вода. Отец дернулся вперед, но ремень безопасности удержал его в кресле. Я удалился лбом об его сиденье. Кровь из рассеченной головы начала заливать глаза. Я начал кричать. Затем, посмотрев на мамино место, я увидел, что ее нет. Лобовое стекло разбито. Она вылетела из машины, в тот момент, когда мы налетел на яму. Осознав, что произошло, я потерял сознание.
Следующие месяцы просто стерты из моей памяти. Не помню ничего, что происходило, даже похорон.
Отец начал пить. После похорон матери, он забухал. Его бизнес рухнул. Жизнь, следующие четыре года, для него была сосредоточена на алкоголе.
– Пап, перестань пить, подумай обо мне, - однажды сказал ему я, вернувшись из школы, и увидев отца за столом на кухне со стаканом в руке.
– Заткнись, щенок, не твое дело! – Заорал он на меня, запивая алкоголь.
Я провалился под землю. Такого я не ожидал. До этого он никогда на меня не повышал голос, а тут такое. Я заплакала, хотел бежать в свою комнату, но что-то меня остановило. Я почувствовал странный сыроватый запах. Мой мозг сосредоточился и начал вспоминать, где я чувствовал его раньше. Отец встал из-за стола, пнув ногой табуретку, поплелся к холодильнику. Открыв дверку, он достал полупустую трехлитровую банку с маринованными огурцами. Закрыв дверку и держа банку перед собой, пошарпал обратно к столу.
– Будешь меня учить, что мне можно делать, а что нельзя, - бормотал он себе под нос. Неожиданно время словно остановилось. Все начало происходить, как в замедленном фильме. Я вспомнил этот запах. Этот запах я чувствовал на похоронах Маргариты Вениаминовны, а затем на похоронах матери. Это запах мертвецов. Запах тлена. Запах смерти.
Нога отца поскользнулась на линолеуме. Он полетел вперед. С грохотом и хрустом ломающегося стекла, отец упал на живот, накрыв собою банку. Раздался хрип. Вокруг него начала расплываться лужам алой крови. Я бросился к нему. У меня зашумело в ушах, от подскочившего давления. Помог отцу перевернуться на спину. Он весь был в крови, из плоти торчала осколки стекла, рядом валялись огурцы. Кухню заполнял противный, приторно-сладкий запах крови.
– Послушал, сынок, - захрипел отец, - ты должен знать правду. Ты не наш сын. Мы усыновили тебя еще младенцем, когда узнали, что мы с твоей матерью не можем иметь детей. Мы не совместимы.
Это были его последние слова. Осколки стекла пробили ему аорту и большую часть органов. В течение нескольких минут он истёк кровью. Я остался совсем один. Один в этом огромном и жестоком мире. Не зная, что мне делать, я позвонил в полицию, скорую, МЧС.
Через неделю, меня определили в приют. Мне там было ужасно тяжело. Мысли, о том, что меня много лет обманывали, не давали спать по ночам. Другие дети смотрели на меня искоса. Я ни с кем не общался. Воспитатели обходили меня стороной. Я был в приюте, но не был его частью. Спал я на верхней полке двуспальной кровати.
– Хорош вертеться, приборов, - закричал парень, который спал снизу и долбанул ногами по моему матрасу. Матрас подбросило, и я вывалился на пол. С грохотом упал на досчатый пол, я забыл от боли. Руки и голову пронзила резкая боль, словно ломались кости. Включился свет и в спальню выбежала воспитательница.
– Что за шум? – Раздраженно выкрикнула она.
– Я ничего не делал, - сразу начал оправдываться мальчик, который столкнул его с кровати. Я замер на полу и тихо плакал. Другие ребята начали высовываться из под одеял.
Воспитательница подбежала ко мне.
– Ты в порядке? – Ласково спросила спросила она, помогая мне встать.
В этот момент раздался треск и верхняя полка, на которой я спал, рухнула вниз. Мой обидчик завопил. Воспитательница рванула к нему, пытаясь поднять кровать.
– Помогите мне, что уставились? – Заорала она. Все начали вскакивать со своих кроватей.
Отбросив верхнюю часть кровати, все увидели ужасную картину. Металлический уголок кровати размозжил череп ребёнка.