Да, Смерть!..
Шрифт:
И далее: «Теперь понятна разница между Пифагором или Ньютоном и импульсивным человеком. Для профана и тот, и другой — люди, между тем как в действительности заслуживают этого имени лишь первые».
Я русский, и я знаю, что такое боль и безо всякой войны. (Кстати, французам это тоже известно, и немцам.) А по материнской линии я на четверть еврей, и что такое боль, я знал ещё задолго до своей последней, блин, реинкарнации. И на кресте вместе с Христом Я висел, и с жёнами Магомета спал, и Сидхартхой Гаутамой звали Меня и Синдбадом-мореходом звали Меня. (Это так, чтоб пафос сбить. Пафос ведь — это только
Я знаю, что такое Боль. Я русский. Я счастлив, что я — русский. И счастлив, что я знаю, что такое боль. А, как поётся в одной русской песне, когда ты счастлив сам, счастьем поделись с другим!..
Умри, Америка! Только так ты спасёшься!
Я хочу этого…
Ещё я хочу, чтобы действительно спаслись те, кому суждено уцелеть.
Мы ещё вернемся к этой теме 17-го.
Четверг, 20 марта 2003 года, 13:16
Сегодня 20 марта 2003-го года. No comments…
Вот ну и что, собственно, Лев Толстой со всеми его счастливыми и несчастливыми семьями? Ну, бред, блин, всё это! Ну, ей-богу, бред!..
Вчера было 17-е марта (писано сие, кроме несуществующих комментариев 18-го, в день маминого 55-летия), ранее предполагаемый день начала военных действий США против Ирака. Я в последней (какое бы слово тут написать, а?), гм, партии, в последнем, блин, сете сказал: «Умри, Америка! Только так ты спасёшься!», — под этими словами я подписываюсь и сегодня в своем теперешнем над-париже-фанерном положении.
Я, видите ли, теперича панировочный сухарь без сомнений!.. (Ключ к пониманию последней сентенции вы найдёте в обладании знанием того факта (а ключ ко всему — только в обладании Знанием, а ключ к обладанию Знанием — это Труд и, в первую очередь, ежедневная работа Души)), так вот, в обладании знанием того факта, что существительные бывают исчисляемые и неисчисляемые. Я уж молчу о том, что одни из них при этом называются денотатами (и обозначают предметы; такие как «стол», «стул», «шкаф», «пизда» или «хуй» (хотя по поводу двух последних можно поспорить)), а другие — сигнификатами, обозначающими понятие (то есть «любовь», «соитие», «встреча», «расставание» и «понимание», наконец!).
И вот ПАНИРОВОЧНЫЙ СУХАРЬ! При том, что сам по себе сухарь легко исчисляем, неисчисляемым его делает прилагательное «панировочный», поскольку ПАНИРОВОЧНЫЙ СУХАРЬ, вообще, кстати, не употребляющийся в единственном числе (не употребляющийся в языке, но не так, чтоб не в пищу), суть крошки.
При этом следует понимать, что существительное КРОШКА предельно предметно и исчисляемо. Её можно потрогать, и она даже может, одна конкретная маленькая КРОШКА, доставлять массу неудобств в постели. К примеру, если с похмелья в той же постели неаккуратно жрать бутерброды, — то есть насорить.
Неисчисляемым КРОШКУ делает именно женский же род, а не множественное число. Когда мы говорим о неисчисляемых существительных, мы берём только единственное число в именительном падеже. В идеале это должен быть ещё и мужской род, но у КРОШКИ нет мужского рода. В женском же роде единственного числа в именительном падеже количество КРОШКИ становится неопределённым по аналогии со словами «стружка» или диалектным «мошкА». А другого рода, повторяю, у КРОШКИ нет…
Когда же я утверждаю, что я теперь ПАНИРОВОЧНЫЙ СУХАРЬ, оный сухарь перестаёт быть предметным существительным, то есть денотатом, и, оставаясь всё-таки сухарём, превращается в понятие, потому что я — это Я. То есть человек, одушевлённый и т. п..
Ещё это можно назвать метафорой. То бишь, таким образом, я, блядь, уёбище, высказался о своём теперешнем положении в метафорическом, ёпты, ключе!..
Вчера, 17 марта, я ничего не написал об Ираке, потому что а) не в курсе дел, б) у меня несвоевременно кончилась карта в интернет-кафе E-MAX). Ключом к пониманию пунктов А и Б служит пункт В: я ушёл от A и покинул нашу с ней квартиру и рыжую кошку…
Поэтому вчера мне было наплевать на войну в Ираке. Но…
В одном из смыслов я ушёл, чтобы впоследствии эта война перестала мне быть чужой…
Воскресенье, 23 марта 2003 года, 23:53
22-е марта 2003 года. (Понимаю, что «сегодня» не то, но тетрадочная правда важна, да.)
Сегодня я курил свою кровь…
+ — за неделю до того, как я «кинул A» (как, в свою очередь, выразилась Милая Зубрика, коей я написал в понедельник же из Интернет-кафе «E-Max», памятуя о том, как она приехала ко мне в гости через полтора часа после того, как сказала, позвонив by telephone, что только что (тогда, давно, в конце апреля 1999-го) выгнала Серёжу и сейчас приедет ко мне), Элламэйл, супруга г-на Никритина, в телефонном разговоре спросила: «Всё прессингуешь, как тебе это свойственно?». Да…
Сегодня я курил свою кровь. Это случилось так. Я вышел из «Тверской» и обнаружил, что где-то в пути потерял пачку сигарет. «Спасибо тебе, Господи! — сказал внутренний Я, — я буду внимательней впредь к твоего внимания знакам!»
Я незамедлительно купил новую пачку и ссыпал мелочь в покрытую варежкой ладошку пожилой нищенки (да, Фёдор Михайлович, в России это не прекратится никогда, потому что Россия вечна!). Я принялся задумчиво, как, извините, мне это свойственно, спускаться по Тверскому бульвару, направляясь к E, для которой приобрёл на Лианозовском рынке штангу для душа, ибо она устала держать его в руках.
Я шёл и думал: «Спасибо тебе, господин Господи, что снова наставил меня на путь истинный! Этого мира нет, и нет в этом несуществующем мире ничего, кроме меня, твоего иллюзорного внука, который, слава Тебе, знает, что ему делать!»
Я понял, что именно должен делать на входе в метро «Алтуфьево». После того, как написал SMS LL: «U NAS CHUT NE POLIARNOE SOLNTSE I MOROZ! VEROJATNO, TAKOE SOLNTSE NA SOLOVETSKOJ GOLGOFE…»
Всё дело в том, что в процессе написания отборно идиотских (по просьбе начальства, конечно) вопросов для телевикторины «Слабое звено» я выяснил, что Голгофы, собственно, две. Одна — известно где, а вторая на Соловках! (Умные люди понимают, что Двойка — это Энергия, и любое числительное является порядковым по определению.) Это, блин, её, Голгофино, официальное название! Голгофа — это самая высокая гора Соловецкого архипелага.