Да здравствует король!
Шрифт:
Наставник обернулся, приветствовал госпожу, но гнев принял с достоинством:
– Вы знаете мое мнение, ваше величество. Доколе молчать-то?
– Это мне решать. Идемте, сэр Лорган, для вас есть задание.
Матушка отправила его из замка под тем предлогом, что некому больше доставить важное послание ее супругу.
Может быть, Рагар заметил мой первый восторг, грозивший перейти в обожание, потому что пресек его сразу. Он обращался со мной так, как я со своей деревянной армией солдатиков: равнодушно и беспощадно. Я узнала, что такое содранная кожа, кровавые сопли, вывихнутые пальцы и невыносимая боль. Оказалось, верный наш рыцарь Лорган был излишне человечен и мягок, когда издевался над моим телом.
– В жизни у меня не было ученика бездарнее, – проговорил Рагар после первой же тренировки.
И скоро я возненавидела прекрасное ледяное лицо и пристальные глаза нового наставника.
Писать и перелистывать пергаменты в библиотеке я не могла уже по уважительной причине, но писала из принципа. И не плакала тоже из принципа. Не дождутся.
Увы, тренировки не прекращались ни на день: вывихи вправлялись, переломы заживали с той же скоростью, как появлялись. Матушка врачевала. Удивительный талант.
Диго заговорил со мной первым через три месяца взаимного презрительного молчания.
В то утро я одной правой рукой седлала свою лошадку в конюшне – низкую, косматую, особой горной породы. Левая рука висела на тряпичной повязке. Растяжение связок, ерунда. Что поделаешь – не муха, чтобы по отвесной скале ползать без веревки. Когда я сорвалась с уступа в пропасть, то не разбилась только непонятным чудом: словно огромная невидимая ладонь легла на спину, прижала к камню и держала, пока я выкарабкивалась, теряя сознание от боли.
– Рагар со мной поначалу и не такое творил. Думал, не выживу, – вдруг буркнул Диго, попытавшись помочь мне затянуть подпругу.
– Отойди, сам справлюсь! – сверкнула я глазами.
Мальчишка передернул плечами и отошел.
– Затянешь слабо – опять упадешь, – сказал вполоборота.
– Как упаду, так и поднимусь. Не твое дело.
– Можешь и не подняться. Сегодня поедем вдоль ущелья.
– Ну и сдохну, тебе-то что.
Подлезла под брюхо и затянула зубами проклятую пряжку. Оборжаться всяким. Диго не смеялся. Подошел, дернул, и седло свалилось. Сволочь.
– Послушай, Лэйрин…
– Я не позволял обращаться ко мне на «ты»!
– И я не позволял, ты первый начал. И что тут такого? Для младших сыновей лордов дозволяется этикетом такое обращение.
– Я не младший. Я – единственный и неповторимый.
И тут он впервые улыбнулся.
Жизнь бы отдала за его улыбку, как вспомню. Только бы еще раз увидеть. Диго, мой гордый Диго, что я тогда понимала?
– Раз ты наследник, почему рискуешь жизнью по пустякам? – уже привычно нахмурился он. – Она принадлежит роду.
– Ненавижу пафос.
– Ты и меня ненавидишь, что с того? Подпругу одной ненавистью не затянешь.
Он отодвинул меня в сторонку, и через минуту кобыла была оседлана. Я вскарабкалась на нее без его драгоценной помощи.
Прогулка намечалась не просто так: вместо очередной охоты мы ехали с ответным визитом в дом лорда Этьера.
Почему столь важное событие происходило без матушкиного участия – я терялась в догадках. Может, она заболела? Королева никогда не болела, а ее изможденный вид в дни, когда мы возвращались с охоты, быстро приходил в норму. Но и в этот раз она осталась в замке вместе с Сильвией и несколькими слугами. Остальные сопровождали нас с лордом и леди Грахар.
Так далеко мы еще не забирались в Белогорье.
Я едва сдержала вздох восхищения, когда увидела дом рода Этьер.
Белоснежные колонны, арки, хрустальные шпили сияли и парили над скалой, как волшебное видение. Он был невелик снаружи, но продолжался в горе, ибо на самом деле оказался огромен. По сравнению с его великолепием наш замок был ветхой лачугой.
У горцев сложный этикет. Высших по рангу гостей хозяева встречают еще перед мостом, ведущим в замок, низших – в залах. Равных или низших по статусу, но особо уважаемых – ровно на середине парадной лестницы. Каждая ступенька имела свое значение.
Так вот, матушка пощадила гордость кронпринца, когда рассказывала о положении рода Грахар среди кланов Белогорья.
Лорд и леди Этьер, тоже все в черном, как и мои родичи, ждали нас на верхней площадке хрустальной, призрачно-прозрачной лестницы. Казалось, они парили в воздухе.
Поняв, кто есть кто, я непроизвольно оглянулась на Диго. Он почему-то чуть покраснел и опустил ресницы. Девчонка, говорю же. Матушка бы меня отчитала за такое смущение.
Надменная леди Амель чуть резче, чем обычно, выдохнула воздух через ноздри, выпрямила спину так, что тронь – зазвенит, и двинулась вперед под руку с супругом. Я замерла столбом.
– Не бойся, лестница не растает, – усмехнулся Диго, обойдя меня в сопровождении наставника Рагара.
Ледяной воин тоже вздернул угольную бровь. Это была первая эмоция, увиденная мной на его бесстрастном лице. Какая радость.
Растерянная охрана не решилась оставить меня одну и переминалась на шаг позади.
Бабушка, только поднявшись, поняла, что происходит неладное: по окаменевшим лицам четы Этьер. Так мы и стояли бесконечные минуты, я – внизу ничтожной букашкой, они – вверху гневными богами.
Разумеется, я не слышала, о чем они говорили. Думала – как буду возвращаться одна, пешком, на ночь глядя, в несусветную даль. Лошадей-то наших уже приняли конюшие и увели. И как, если доберусь, буду успокаивать матушкин гнев. На бабушкин было уже плевать. Вон, белая какая стоит, белее даже «снежного дьявола» Рагара.
Но я – кронпринц. Единственный наследник короля Роберта, в чьих владениях находится Белогорье. Формально? Король здесь никто и ничто? Никогда не сунется? Но я-то – здесь. Если я когда-нибудь надену корону, кланы не забудут, как встретили меня в первом же доме. Как низшего. И я навсегда останусь для них никем и ничем.