Дафнис и Хлоя
Шрифт:
Так воскликнул он, и слезы полились у него градом. Теперь все уже горевали не о цветах, а о собственной доле. Хлоя была в отчаянии, думая, что Дафниса могут повесить. Она молила богов, чтобы хозяин не приезжал вовсе, проводила дни в тревоге, и ей иногда казалось, что она уже видит, как Дафниса бичуют. Однажды вечером скороход Евдром прибежал с известием, что хозяин будет через три дня, а сын его, молодой господин — завтра утром. Они решили подумать сообща о том, что делать, и попросили у Евдрома совета. Дружески расположенный к Дафнису, посоветовал он сперва сообщить обо всем молодому господину, обещая, с своей стороны, похлопотать, так как пользовался у него некоторым благоволением, в качестве молочного брата. На следующий
Астил приехал на коне, в сопровождении некоего шута-нахлебника, тоже ехавшего верхом. Астил был юноша с подбородком едва опушенным бородой. Гнафон же (так звали его спутника — блюдолиза) имел щеки давно знакомые с бритвой. Ламон, сопровождаемый Мирталой и Дафнисом, вышел навстречу, упал к ногам Астила и стал молить, чтобы он сжалился над ним и спас от гнева отца старого бедного раба, ни в чем невиновного. Он поведал ему все. Астил был тронут; пошел в сад, увидел опустошенный цветник, обещал умолить отца и смягчить его гнев, сказав, что во всем виноваты его, Астиловы кони, так как он привязал их близь этого места, а они, играя, оборвали привязь, поломали и растоптали цветы. Ламон и Миртала пожелали ему благополучия за услугу. Дафнис поднес козлят, сыры, красивых птиц с птенцами, виноградные гроздья на лозе, яблоки на ветке, прибавив ко всему душистое Лезбосское вино, лучшее из всех вин, какие есть в мире.
Астил, поблагодарив его, пошел охотиться на зайцев, как богатый юноша, который думает о развлечениях и приехал в деревню в поисках новых забав. Гнафон же, умевший только есть, пить, напиваться и напившись, развратничать, — увидев Дафниса, подносившего подарки, разжегся похотью. От природы любитель красивых отроков, восхищенный такой прелестью, какой и в городе не легко найти, решил он, приступив к Дафнису, достигнуть своих целей, уверенный, что с козьим пастухом дело будет ему стоить малого труда. Утвердившись в этом намерении, — вместо того, чтобы сопровождать Астила на охоту, спустился он на пастбище, к Дафнису, говоря, что желает взглянуть на коз, а в действительности, он смотрел только на Дафниса. Чтобы задобрить пастуха, похвалил коз и попросил его сыграть на флейте какую нибудь сельскую песенку. Потом сказал, что имеет большую власть у господ и не преминет сделать так, чтобы они отпустили Дафниса на волю.
Думая, что мальчик приручен, он подстерег его однажды вечером на перекрестке, подбежал и начал обнимать. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Дафнис долго не понимал; когда же понял, изо всей силы оттолкнул Гнафона, и блюдолиз, пьяный, без того едва державшийся на ногах, упал и покатился. Тем временем, пастух убежал, проворный, как ланенок, покинув нахлебника в положении беспомощном и плачевном. С того дня Дафнис к нему не приближался. Переходя со стадом с одного пастбища на другое, избегал он его так же старательно, как искал Хлои. Гнафон не решался более преследовать отрока, увидев, что Дафнис столь же силен, как прекрасен. Он выжидал удобного случая, чтобы поговорить с Астилом, надеясь, что молодой господин подарит ему мальчика в полное владение, так как знал, что покровитель ни в чем ему не отказывает.
Пока нельзя было ничего сделать, так как Дионисофан только что приехал с Клеаристой, и по всему дому слышался стук лошадиных копыт, голоса рабов, мужчин и женщин. Гнафон воспользовался этим временем, чтобы приготовить длинную речь, которою намерен был потешить господина при первом удобном случае. Дионисофан, человек высокого роста, с проседью в волосах, по красоте и здоровью, мог бы еще поспорить с молодыми людьми; к тому же был он богат, как немногие, любезен, как никто. В день приезда хозяин принес жертвы богам пастушеских и полевых работ — Деметре, Вакху, Пану, Нимфам, и задал пир всему дому. В следующие дни ходил осматривать полевые работы вместе с Ламоном; видя земли хорошо возделанными, виноградники в добром порядке,
Хлоя убежала в лес, смущенная и напуганная шумной толпой. Дафнис остался, с длинношерстым козьим мехом на плече, с новым мешком у бедра, держа в одной руке свежие сыры, в другой — молочных козлят. Если это правда, что Аполлон хранил стада Лаомедона, то бог Солнца был конечно таким, каким тогда явился Дафнис. Он не молвил ни слова, только щеки зарумянились, — склонился и поднес подарки.
— Господин, — произнес Ламон, — этот юноша пасет твоих коз. Ты дал мне пятьдесят маток и двух козлов; теперь у него сто коз и десять козлов. Посмотри, какие они жирные, какая у них длинная шерсть, и нет ни одного сломанного рога. Он приучил их к музыке: они все умеют делать по звуку свирели.
Клеариста пожелала видеть, как они слушаются музыки. Она велела Дафнису поиграть козам на флейте, как он это обыкновенно делает, и обещала за труд новую тунику и сандалии. Дафнис усадил присутствовавших, как зрителей в театре и, стоя под ясенем, вынул из мешка свирель и сперва заиграл слабо, чуть слышно. Козы насторожили уши, подняли головы. Потом — сильнее, как бы приказывая им пастись, и они начали щипать траву, склонив головы к земле. Затянул сладкую, нежную песню, и они сразу улеглись на траве. Извлек из флейты несколько острых пронзительных звуков, и они шарахнулись, побежали к лесу, как будто увидели волка. Но только что послышалась призывная песня, — вышли из рощи и радостно вернулись к его ногам. Слуги с большею точностью не исполняют приказаний господина. Все удивлялись, но в особенности Клеариста, которая поклялась, что не забудет подарков, обещанных красивому пастуху, так хорошо играющему на флейте. Потом вернулись домой обедать и, после трапезы, господа послали Дафнису лакомых кусков.
Дафнис разделил угощение с Хлоей, радуясь неведомому вкусу городских блюд, и думая теперь уже с большею надеждою о том, как бы получить согласие господина на свадьбу с Хлоей. Гнафон, после всего, что видел и слышал, решил, что жизнь потеряет для него цену, если он не будет обладать Дафнисом, улучил удобную минуту, когда Астил гулял в саду, повел его к жертвеннику Вакха, облобызал ему руки и обнял ноги. Молодой господин спросил, что это значит, и велел открыть все, поклявшись исполнить его желание. Тогда нахлебник воскликнул горестно:
— О господин, погиб, погиб твой бедный Гнафон! До сих пор всю жизнь я любил только есть и пить, клялся, что в мире нет ничего лучше доброго старого вина, предпочитал твоих поваров всем Милетским отрокам, — и что же? Меня уже ничто не радует, кроме Дафниса. Я не могу прикоснуться ни к одному из тонких блюд, которых ныне каждый день готовят такое множество — мясов, рыб, медового пироженого. Мне хотелось бы сделаться козою, щипать траву и листья, чтобы слышать его флейту, и чтобы он водил меня на пастбище. Спаси твоего Гнафона, сжалься над ним! А не то, — клянусь великими богами, — в последний раз наполнив себе чрево явствами, возьму я нож и зарежусь у двери Дафниса! И ты больше никогда не будешь звать меня своим любезным, маленьким Гнафоном, как всегда зовешь меня, лаская.
Блюдолиз заплакал и обнял ему ноги. Увидев это, Астил не мог победить жалости, тем более, что знал, по собственному опыту, страдания любви. Обещал выпросить Дафниса у отца и увести его в город, в качестве собственного слуги, для того, чтобы отдать его Гнафону. Потом, желая подразнить шута, спросил, как ему не стыдно вздыхать о козьем пастухе, сыне простого земледельца. И нарочно притворившись брезгливым, выражал свое отвращение к дурному запаху козлов. Гнафон, как человек, изучивший все басни за обеденными столами, — не без некоторого остроумия, ответил ему за себя и за Дафниса: