Далее... (сборник)
Шрифт:
ЗИНОЧКА-СЛЕЗИНОЧКА
Все дети играют, едят, поют, бегают, возятся в песочнице, плещутся под душем — одна Зиночка стоит и плачет.
— Что ты плачешь, Зиночка?
— Я не знаю.
— У тебя что-нибудь болит?
— Нет.
— Тебе здесь не нравится?
— Нравится.
— Может быть, ты хочешь на горшочек?
— Нет.
— Что же ты плачешь, Зиночка?
— Не знаю.
Зиночка не знает, но все дети знают. Так бывает. В первые дни в детском саду очень хочется домой.
Однако Зиночка и вправду просто Зиночка-слезиночка.
Ее понемножку успокоили, отмыли слезы, размазанные по лицу, накормили, дали ей самую красивую куклу и посадили на скамейку вместе с другими детьми: пусть постепенно привыкает, сама увидит, что здесь не хуже, чем дома.
Напротив сидит воспитательница. Все окна раскрыты. В большом зале солнечно, свежо. Как здесь нарядно, чего здесь только нет!
В углу стоит большое сверкающее пианино. Оно блестит, как зеркало, и кажется, что внутри пианино тоже сидят полукругом дети на скамейке.
В другом углу вырос настоящий лес, с зелеными настоящими деревьями, с маленьким домиком среди деревьев, с бабушкой, которая собирает хворост, с воришкой-медвежонком в чаще. Это немножко страшно. Если бы Зиночка знала, что все здесь не совсем настоящее. Что это просто сказка. Сказка с хорошим и веселым концом.
В третьем углу красуется высокий серебряный дворец. У него много-много крылечек, много-много ступенек. Во дворце живет петушок золотой гребешок.
В четвертом углу ворона на ветке держит во рту кусок сыра, смотрит глупыми глазами на хитрую лису под деревом. Вот она сейчас раскаркается, несмышленая ворона: кра-а!..
Зиночка сидит, глядит. Здесь и в самом деле очень красиво. Но все равно она то и дело всхлипывает. Вдруг откуда-то из глубины вырывается забавный такой — хлипо-хрипо-вздох!
Дети вот-вот рассмеются. Но воспитательница смотрит на них строго, и они понимают, что смеяться нет причины: разве они не были такими же?
Как всегда в этот час, воспитательница просит каждого рассказать, как он помогает маме.
Один мальчик вскакивает первый и выкрикивает:
— Мама мне вчера чистила ботинки, а я держал тюбик с кремом!.. Я сам хотел почистить, но мама не разрешила!
Другой мальчик рассказывает:
— Вечером я ходил с мамой в магазин. Мы накупили полную кошелку. Мама шла с кошелкой, а я нес две бутылки кефира!..
— Моя мама стояла в ванной и мылась. Я тоже стояла в ванной комнате и умывалась. Мама сказала: уходи. Не путайся под ногами. Не мешай мне!.. И я сразу ушла.
А еще одна девочка вот что сказала:
— А я поливала цветы. Все цветы. Во всех цветочных горшках. Ни одной капли не пролила на пол. Потом я немножко постояла возле цветов. Чтоб им не скучно было расти…
Один рассказывает, как помогал дома, другой рассказывает… Только Зиночка как воды в рот набрала.
Но вот и она несмело поднимается. Сначала — всхлипо-хрипо-вздох, а потом тихонько говорит:
— Я тоже помогаю дома… Папа и мама ушли в кино… И я сидела дома одна… И плакала…
Послушай, Зиночка-слезиночка, сидеть и плакать — да какая же это помощь?
Детям очень хочется засмеяться. Но воспитательница бросает на них строгий взгляд, и они понимают, что смеяться нечего: разве они были лучше?..
ПЕТУХ
— Какой белый!.. Перышки золотом обрызганы… Какой гордый огненный гребень!..
— Вы только гляньте, с какой сноровкой он точит клюв: шир-шир, туда-сюда, туда-сюда…
— Как ловко подгребает землю…
— Он ищет клад… в мусоре… ха, ха!
— Смотрите, смотрите, он опустил расправленные крылья и радуется. Гребет и кричит, кукарекает…
— Нашел!.. Он нашел…
— Червячков…
— Зернышки…
— Ха, ха, какой смешной петух!.. Нашел — молчи! Кричит от радости благим матом и всем выдает секрет… Сейчас сбегутся куры, растащат его сокровище…
— Это ты, ты глупый! Да, да!.. И плохой!.. Он кричит так нарочно… Он всегда так поступает… Что же ему, одному есть?..
ВОВА
Двор полон детей.
На улице летний прохладный вечер.
В одном из окон стоит, упираясь головой в стекло, бледный мальчик, горло закутано шарфом; по унылому личику мальчика и по белому пятну, которое стекло отпечатало у него на лбу, ясно, что он стоит в этой тоскливой позе уже немало времени.
Вова подбегает снаружи к окну с большущим мячом под мышкой. Рука его едва обхватывает этот мяч. Вова босиком. Лето окрасило его тело в цыганскую смуглоту. Русые кудряшки на голове выцвели под солнцем. Носик у него задран и покрыт веснушками, как птичье яичко. Он останавливается против окна, важно расставив ноги, будто держит под мышкой не простой мяч, а весь земной шар.
— Ты выйдешь все-таки или не выйдешь?
— Не пускают, — разводит руками мальчик в окне.
— Кто?
— Тетя Буся. Она говорит, что у меня болит горло!..
— Ерунда. Ладно, скажешь, что я, я тебе велел!..
И Вова распрямляется, как пружина, становится чуть повыше, а лицо у него при этом такое, будто он на все деревья вокруг смотрит сверху вниз.
— Не знаю… Ну ладно, иду!.. — растерянно бормочет мальчик по ту сторону окна, поворачивается к стеклу спиной, снова лицом, снова спиной, будто вертится в клетке, садится в конце концов на подоконник, подвигает к себе ногами табуретку, чтобы влезть на нее.
Изнутри слышится крик тети Буси: