Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

В результате поражения Белого движения в Гражданской войне в России десятки тысяч военнослужащих Белой армии оказались за пределами родины, став людьми без гражданства. С самого начала пребывания в эмиграции в среде бывших военных проявилась сильная тенденция к консолидации. Особенно важную роль в деле сохранения боевого потенциала военной эмиграции и объединения бывших военных с целью продолжения борьбы против большевиков играло командование Русской Армии во главе с генералом П.Н. Врангелем. Оно не только стремилось удержать от распыления воинские части, эвакуированные из Крыма, но и превратить армию в консолидирующее ядро всей эмиграции. Благодаря деятельности созданного на базе подразделений Русской Армии и различных организаций бывших военных Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) в Европе было сформировано настоящее русское военное сообщество, обладавшее собственной организационной структурой, руководящими органами, учебными подразделениями, прессой; имевшее

связи с общественными и политическими объединениями и эмигрантской молодежью. Несмотря на высокую степень территориальной рассредоточенности, внутреннюю неоднородность и конфликтность, русское военно-эмигрантское сообщество в Европе просуществовало вплоть до Второй мировой войны, предпринимая попытки продолжения борьбы с большевистским режимом в России.

В Китае, который стал вторым после Европы регионом наиболее массового расселения бывших военнослужащих Российской Императорской и Белой армий, ситуация для формирования военно-эмигрантского сообщества и поддержания его относительной целостности была многократно сложнее, чем в Европе. Степень разобщенности между основными эмигрантскими, в том числе военно-эмигрантскими центрами здесь была значительно выше, чем в Европе, что усугублялось постоянной внутриполитической вооруженной борьбой и развернувшейся с начала 1930-х гг. интервенцией со стороны Японии. Ситуация для радикальной эмиграции осложнялась и наличием в Китае, особенно в его северо-восточной части – Маньчжурии, постоянного советского присутствия, выражавшегося в проживании здесь десятков тысяч советских граждан, широкой деятельности легальных и нелегальных советских структур от администрации Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), общественных и профессиональных организаций до резидентур всех советских разведывательных органов. Свою роль играло и более низкое «качество» оказавшихся в эмиграции в Китае воинских подразделений белого Восточного фронта с присущим им духом атаманчества и невысоким уровнем дисциплины.

Тем не менее, русская военная эмиграция в Китае, также как в Европе, при всей неоднородности и противоречивости ее характеристик являла собой специфическое сообщество, объединенное общим прошлым (главной смысловой частью которого выступала борьба против власти большевиков) и настоящим (основным смыслосодержащим элементом которого являлось утрата родины и неприятие советской власти), комплексом поведенческих и идентификационных признаков, имевшее свою организационную структуру, и способное к самоорганизации и самосохранению. Изучение русской военной эмиграции в Китае как специфического сообщества в динамике его развития от становления до исчезновения и стало предметом настоящего исследования.

Понятие «военная эмиграция» в нашем исследовании имеет достаточно широкий характер и включает в себя совокупность бывших военнослужащих Российской Императорской и Белой армий, прежде всего ее профессиональную часть – офицерство; организации и объединения бывших военных; воинские и военизированные подразделения из эмигрантов, состоявшие на службе на территории Китая; русскую военную молодежь, т. е. молодое поколение эмигрантов, получивших военное образование и опыт военной службы за рубежом.

Почему мы отдаем предпочтение определению «русский» по отношению к военной эмиграции, а не «российский»? Определение «российский» практически не использовалось в эмигрантской практике. Для китайской администрации все выходцы с территории бывшей Российской империи, независимо от их этнической принадлежности, являлись русскими. Кроме того, в этническом отношении подавляющая масса военных эмигрантов (офицерство почти на сто процентов) были русскими.

Начало изучению в России военной эмиграции было положено практически сразу после окончания Гражданской войны. Однако работы, изданные в 1920-е гг., не носили непосредственно научного характера, выступая скорее отражением ожесточенной политической борьбы между Россией советской и Россией зарубежной, эмигрантской. Именно в эти годы в оценках эмиграции оформились основные идеологические клише, сохранявшееся в той или иной степени на протяжении всего советского периода. Эмиграция, либо ее наиболее реакционная часть, обязательно включавшая военных, рассматривалась как непримиримый враг советского государства, носитель идей реставрации старого, «эксплуататорского» режима, приспешник империализма. Все внимание советских историков, обращавшихся к изучению эмиграции, было сосредоточено на деятельности эмигрантских контрреволюционных организаций, вынашивавших планы свержения советской власти, и борьбе с ними советского государства. Военная эмиграция нередко дифференцировалась на активную «антисоветскую головку» (в основном белое офицерство) и рядовую массу обманутых и запутанных. Указывалась продажность руководителей Белого движения и неприглядная судьба эмиграции, смрадно догнивающей в «харбинском тупике»1. В 1930-е гг. белая эмиграция, попав в разряд запрещенных тем, практически исчезла из исследовательского поля, упоминаясь разве что в контексте событий вооруженного конфликта 1929 г. вокруг КВЖД и захвата Маньчжурии в 1931 г. японской Квантунской армией в качестве «пылающего звериной ненавистью к Советскому Союзу» пособника белокитайских и японских милитаристов2.

В отличие от советских авторов 1920–1930-х гг. эмигрантские исследователи (также большей частью непрофессиональные историки) пытались выявить причины поражения Белого движения и показывали трагедию поражения и исхода Белой армии. Среди эмигрантских авторов-дальневосточников особенно выделятся И.И. Серебренников, чья изданная в 1936 г. в Харбине

книга «Великий отход», основанная на воспоминаниях участников событий 1919–1923 гг., достаточно подробно и объективно описывала процесс отступления частей Белой армии в различные районы Китая и первоначальное обустройство бывших военнослужащих3.

Своеобразным приемником Серебренникова в историописании Белой эмиграции на Дальнем Востоке явился бывший белый офицер П.П. Балакшин. В его фундаментальном произведении «Финал в Китае»4, охватившем весь период существования белой эмиграции в Китае и построенном на основе отдельных эмигрантских документов, периодики и воспоминаний целого ряда лиц (информация о которых сегодня практически утрачена), нашли отражение противостояние между советской разведкой и эмигрантскими активистами, участие русских в китайских междоусобных войнах в 1920-е гг. и советско-китайском конфликте 1929 г., сотрудничество представителей эмиграции с японскими спецслужбами, и была представлена целая галерея портретов крупных деятелей эмиграции в Китае.

Возвращение внимания советских исследователей к истории русской эмиграции началось с конца 1950-х гг. И хотя в изданных в 1960-е гг. воспоминаниях советских военных советников в национально-революционных армиях Китая времен революции 1925–1927 гг. их противник – русская военная эмиграция – по-прежнему представал в карикатурном виде, как «зараженная всеми пороками дна большого города, почти поголовно сифилитичная и насквозь развращенная»5, в исторических работах семидесятых – восьмидесятых годов, опиравшихся на архивные документы и свидетельства вернувшихся на родину бывших эмигрантов, была дана более объективная картина безуспешных попыток радикальной эмиграции ликвидировать советскую власть в СССР6. Среди исследований этого периода особенно стоит отметить работу Л.К. Шкаренкова, лучшее из советских исследований деятельности антибольшевистского эмигрантского актива. Значительное место в работе было уделено военным организациям, прежде всего Русскому Обще-Воинскому Союзу. К сожалению, Шкаренков представил очень мало сведений о дальневосточной ветви эмиграции, ограничившись упоминанием наиболее ярких примеров антисоветского движения в 1920–1930-е гг., социальной базой которого во многом выступали бывшие военные, «масса безработных, не приспособленных к какому-нибудь труду людей, сроднившихся с насилиями и грабежами».

Дальневосточная ветвь русской эмиграции в советский период практически не являлась предметом самостоятельного научного изучения. Только в 1987 г. во Владивостоке под грифом «для служебного пользования» В.В. Сониным было издано учебное пособие «Крах белоэмиграции в Китае», дававшее краткий обзор истории русской дальневосточной эмигрантской колонии, выдержанное в строгих идеологических рамках советской школы7.

На рубеже 1980–1990-х гг. в связи с политическими изменениями в России в отечественной исторической науке возник острый интерес к истории эмиграции «первой волны». В девяностые годы появилось большое количество исследований, лишенных прежних идеологических штампов и ориентированных на объективное и всестороннее изучение эмиграции. Исследование военной эмиграции в это время приобрело самостоятельный характер, а открытие государственных архивных фондов (прежде всего эмигрантских коллекций бывшего ЦГАОР) поставило его на серьезную документальную основу. Наряду с открытием доступа для исследователей к архивным фондам, началась подготовка и издание сборников документов, освещавших деятельность военной эмиграции8, а также воспоминаний и исследований участников Белого движения, оказавшихся в эмиграции9. Вместе с тем, немало отечественных исследований военной эмиграции 1990–2000-х гг. отличались чрезмерной широтой географического и тематического охвата, страдая при этом недостаточной глубиной проработки тематики и узостью источниковой базы. Основное место в исследованиях деятельности военной эмиграции было отдано ее западной ветви, что объясняется преимущественным обращением исследователей к материалам хранящегося в ГАРФе Пражского архива, одного из крупнейших собраний документов русской эмиграции. Как известно, документы дальневосточной ветви эмиграции представлены в коллекциях Пражского архива достаточно фрагментарно. К достоинствам научных работ этого периода можно отнести предложенную авторами классификацию военных организаций российской эмиграции, описание процесса складывания, анализ организационной, военно-политической, образовательной, боевой деятельности военной эмиграции10.

Обращаясь к истории русской военной эмиграции на Дальнем Востоке и описывая ее деятельность почти исключительно как реваншистскую и экстремистскую, исследователи дали русским военных организациям Китая очень поверхностную, фрагментарную и «статичную» (без какого-либо видимого развития и эволюции) характеристику. Основное внимание концентрировалось на фактах антисоветской борьбы военной эмиграции, преимущественно в Маньчжурии, и сосредотачивалось на нескольких временных периодах – начале 1920-х гг., советско-китайском конфликте на КВЖД 1929 г., конце 1930-х – начале 40-х гг. (от Хасана и Халхин-Гола до начала советско-германской войны). При этом описание антисоветской активности военной эмиграции было не лишено тенденциозности, фактологических ошибок, и близко в своих оценках к поздне-советской историографии, в частности, работам Л.К. Шкаренкова.