Дальний поход
Шрифт:
Юный беглец решил податься на Камень, где, как рассказывали бывалые мужики, никаких бояр не было. И тут Бог помог – к казацкой ватаге прибился, сначала конюхом, а потом – и как все. Оружье доверили – лук да стрелы, рогатину – с саблей-то Короеда не очень получалось, да и с рогатиной, говоря по правде, не выходило, иное дело – пищаль, пушки! Вот тут Семка упорство свое проявил, заряжать-стрелять выучился, за что казаки его зауважали – старательный паренек-то!
А старался Короед из трусости – очень уж боялся лихой и бесшабашной рукопашной схватки, и так-то на одно ухо глухой,
С другой стороны, вольная казацкая жизнь Короеду нравилась – никаких тебе бояр, токмо десятники, сотник, атаманы – так это ништо, это выдюжить можно, и в походе дальнем струги волоком потаскать, и в боях попалить по вражинам из пушек – милое дело! Главное, чтоб до рукопашной не дошло. Он же, Семка, весь из себя худенький, кожа да кости, враз пришибить можно. Потому в схватках держался Короед смирно: из пищали палил, а когда на пушки ставили – и из пушки, правда, из пушки покуда не особенно-то метко выходило, да и не шибко жаловал новоявленный казак пушки – разорвет еще ствол, бывали случаи! Однако делать нечего – лучше уж при пушке на зарядке стоять, чем махать саблею. Так вот Семка и действовал, так себя и держал… а вот как с порохом стало плохо, так загрустил парень, предчувствуя быструю свою погибель. И, конечно же, вызвался на ясачные струги в числе первых! Отпустили его без всяких вопросов – все одно стрелять нечем, так пусть уж, коли так похощет, плывет на Печору-реку, тем более и зелье пороховое присмотрит там получше, как человек, в этом деле сведущий.
Как отплывали, Короед радости своей не скрывал, улыбался, даже когда наравне с другими веслом тяжелым ворочал… А вот как напали враги…
Когда ужасные людоеды с воплями полезли на струг, Семка, ойкнув от страха, выбросил бесполезный лук, да, не теряя времени, прыгнул в воду. Сразу нырнул, поплыл, хоть и холодновато было. И опять Бог помог – выбрался Короед в кусточки, оглянулся на схватку, да, перекрестясь, подался прочь. Сперва таился, а потом – руки в ноги – да в бег! Версты три пробежав, утомился, уселся, тяжело дыша, за сосной, да вытянув ноги, задумался. Вроде никто за ним не гнался – да и кому он нужен-то? Колдунам? Сомнительно. Людоедам же и без Семки на берегу мяса хватало.
– Эй, Короедыч! – отвлекая парня от грустных мыслей, совсем рядом прозвучал чей-то голос.
Юноша тотчас вскочил на ноги и бросился бежать, вовсе не соображая, что и голос-то оказался знакомым, и окликнули-то его по имени… ну, пусть, по прозвищу…
– Сема! – беглец едва не споткнулся, едва не налетев на… пономаря Афоню!
Хм… интересно – а этот как выжил? Тоже сбежал? Или повезло просто – все ж человек Божий.
– И куда ж ты так спешишь-то?
– Куда глаза глядят, – несколько придя в себя, огрызнулся Короедов. – А ты куда?
– Куда надо. – Афоня загадочно сверкнул глазами и махнул рукою. – Идем.
Семка хотел было поподробнее расспросить пономаря и о ходе битвы, и о том, куда тот намеревался идти, да Афоня больше не разговаривал, зашагал черт-те куда через буераки, да так быстро, что Короед едва поспевал, и даже чуть было не провалился в болотную жижу, хорошо, успел на кочку выбраться… А вот пономарь шел себе и шел, словно посуху, будто и не было под его ногами никакой трясины! Шагал, не оглядываясь. Чудо, чудо Господне!
Однако еще большее чудо Семка увидал чуть позже, когда вслед за пономарем отмотал верст пять. Сначала Короед заметил Ондрейку Усова, казака молодого, но всеми уважаемого, опытного. Ондрейка точно так же, как и сам Семка, перепрыгивал по болотцу с кочки на кочку, стараясь не отставать от… идущего впереди Афони!
– Эй, эй, Ондрейко! – закричав, замахал руками Короед.
Закричал… и осекся, увидев перед собой худую спину пономаря, затянутую в темную, испачканную болотною тиной, рясу. Господи… в глазах, что ли, не то? Перекрестившись, Семка повернул голову… и там тоже Афоня! Вот оглянулся… Что же. Выходит, Афоней-то – два?
– О, Семка! Живой, чертяка! – обрадованно подмигнул Усов. – Ты что такой бледный-то? Ранен?
– Дак это… ты на Афоню-то глянь.
Ондрейко удивленно повел плечом:
– А что на него глядеть-то?
– Не, ты не на этого… на того, что передо мной.
– Загадками-то не говори, паря… Ой! – Усов наконец рассмотрел идущего перед Короедом парня. – Афоня… Вот те раз!
– Скорее – два, – и не думая шутить, испуганно прошептал Семка.
В этот момент слева, из зарослей можжевельника и северной кривой березы, послышался крик:
– Эгей, братцы! Здорово!
– Смотри-ка – Кольша Огнев! – Усов обрадованно замахал руками. – Здорово, кормщик!
Закричал и тут же осекся… увидав спокойно идущего рядом с Кольшей Афоню!
– Что это получается… третий? Афоня! Ты чего это растроился-то, а?
– Ничего я не растроился, спаси, Господи! – из-за зеленевшего чуть правей ельника, громко хрустя ногами по сухим сучьям, вышел еще один Афоня – четвертый – и, ухмыльнувшись, махнул рукой:
– Давай, робяты, сюда. Тут у нас поляна.
– Господи, Господи… – ощущая вдруг появившуюся в ногах слабость, Семка Короед мелко перекрестился и, оглянувшись по сторонам, осел в траву, жалобно поводя глазами. – А других-то Афоней – нету! Сгинули!
– Никуда я не сгинул, черт худой! – не выдержав, пономарь выругался и тут же осенил себя крестным знамением. – Прости, Господи… свяжешься тут с иными. Ну, чего встали-то? Проходьте, говорю, на поляну…
Семка молча помотал головой, Ондрейко же с кормщиком переглянулись:
– Афоня, а что тут… Ой! Это кто ж с тобой такие?!!!!
– Это – знакомец мой, Енко.
– А-а-а-а…
– А тот, пегатый – то конь его, Ноляко. Зверище не худой, смирный. Траву да улиток ест.
Семка Короед окончательно пришел в себя лишь через какое-то время, сообразив, что находится на небольшой поляне перед разложенным костерком, над которым кипело в котелке какое-то вкусное варево. Сидевший рядом с ним Афоня деловито помешивал варево большой деревянной ложкой и время от времени пробовал, дул. Невдалеке, под кусточком, заботливо упрятанный в тень, смердел чем-то гнусным большой, с бурыми потеками, мешок из оленьей шкуры.