Дальний приход (сборник)
Шрифт:
Потом она посмотрела на горбоносого, словно ожидая похвалы.
— Правыльно сделала! — похвалил тот и, освободив шею Валентина Михайловича, почти дружески похлопал его по плечу. — Давай, дарагой, теперь твоя очередь… Если сам умереть не боишься, о женщинах подумай своих… Что с ними будет, когда они с нами без тебя останутся?
Спутники горбоносого весело загоготали.
И третий крестик, блеснув на солнце, пропал в пропасти.
— Ну а тебе что? Тебе особое прыглашение надо? —
Пальцы Петра с такой силой сжали кусок кремня, поднятого у полуразрушенной ограды сада, что уже не различить стало, где рука, а где камень…
Никто из Толкуновых не загораживал сейчас горбоносого, и Петр шагнул к нему, заранее отводя назад руку с камнем.
— Вах-вах! Какой джыгыт, а! — Горбоносый перехватил руку Петра, а низкорослый обхватил его сзади за шею и вот — и не прошло и мгновения, как Петр был поставлен на краю обрыва.
Закружилась голова — такая пропасть открывалась внизу…
— Может, передумаешь, а?
Петр попытался шевельнуть рукою, но ничего не получилось, так крепко зажимали его запястья.
— Нет… — прохрипел он.
— Ну, тогда прощай, дорогой… — проговорил горбоносый, и Петр замер, ожидая толчка сзади, но тут заговорил низкорослый абхаз.
— Погоды! — сказал он горбоносому. — Зачем торопыться… Объясни ему, что, если он не боится умереть, пусть о блызкых подумает… Они же умрут все, джыгыт, если ты креста не снымешь!
— При чем тут мы?! — закричала Тамара Алексеевна. — Мы же все сделали, как вы говорили!
— Вы сделалы, глупый женщина… — сказал горбоносый. — Но сейчас надо, чтобы и он сделал… Поймы такой простой вещь… Если мы его убьем, надо будет и вас конкретно убивать!
— Петя… — проговорила Тамара Алексеевна. — Я прошу тебя, Петенька, сделай, ради Бога, то, что они говорят…
Жара стала еще тяжелее.
От зажимавшей горло руки нестерпимо пахло чем-то резким и неприятным.
Петр мучительно пытался вспомнить, что нужно делать перед смертью, что надо говорить в последнюю минуту, что надо чувствовать, он ведь знал, он читал об этом, но нет, вспомнить не мог.
Раскаленным был воздух, раскаленными — камни, раскаленным — небо. Что-то возникло в дрожащем воздухе, как в том отполированном кусочке кремня, который Петр по-прежнему зажимал в руке.
Что это было?
Лицо?
Чье лицо?
— Ты выкинешь крест, последный раз спрашиваю?! — раздался голос горбоносого.
— Нет!
— Нет?! — взвизгнула Тамара Алексеевна. — А ты, ты, Валентин, чего молчишь? Нас же убьют из-за него! Прикажи ему!
Но Петр не слышал, что говорил ему Толкунов.
Он вглядывался в возникший лик и пытался рассмотреть и — почему-то он твердо знал сейчас, что это очень важно! — запомнить его, но лик истаял, растворился в дрожании
— Ну так что, джыгыт? — спросил горбоносый. — Бросать их в пропасть, или ты сделаешь то, что тебя просят?
— Ты совершаешь ошибку… — Петр прямо взглянул на него. — Это чужие мне люди.
— Значит, бросать? — как-то нехорошо усмехнулся горбоносый.
— Поступай, как знаешь… — Петр закрыл глаза, чтобы не видеть мерзкой усмешки.
— А ты не снимешь крест?
— Нет…
— Ну, тогда все!
Руки абхазцев, сжимающие запястья Петра, ослабли, потом разжались совсем, и он напрягся, ожидая, что вот сейчас и начнется его падение в пропасть…
Но ничего не случилось.
— Ты в штаны-то не наделай, джигит! — раздался со стороны голос горбоносого. — И от края отодвинься, а то сам упадешь ненароком!
— Что?! — Петр быстро обернулся.
Парни почему-то отходили от него.
— Да ничего! — уже не коверкая русского языка, сказал низкорослый. — Иди, гуляй дальше. Мы конкретно пошутили.
— Пошутили?! — с кулаком с зажатым в нем куском кремня Петр бросился на низкорослого, который стоял к нему ближе других, но низкорослый успел увернуться, и удар пришелся по плечу.
— Ты что?! — закричал низкорослый, отскакивая. — Ты что, сумасшедший совсем? Приколов не понимаешь, да?
А горбоносый вытащил из нагрудного кармана рубашки темные очки и, надев их, сразу превратился в обычного городского парня.
— Ты такой дикий, джигит! — сказал он Петру. — Наверное, в горах здесь живешь, да? Телевизора не смотришь?
И он двинулся по тропинке к заброшенному саду…
Петр смотрел вслед, но вот парни исчезли за выступом скалы, и пусто стало на тропинке, словно здесь ничего и не было. Только взрывом гортанного хохота рвануло из-за скалы, где скрылись парни.
Загрохотав, хохот раскатился по ущелью эхом.
— Пошли… — тронув Петра за плечо, проговорил Валентин Михайлович. — Мы напрасно задерживаемся… — Да… — Петр с трудом разжал сжимавшие кремень пальцы. Кремень упал на дорогу, а на ладони закровоточила царапина. — Да… Надо быстрее спуститься к стоянке. Я парней возьму, и мы заставим этих козлов все ущелье обползать, чтобы крестики отыскать!
Они уже подходили к стоянке автобусов, когда Валентин Михайлович придержал Петра, пропуская вперед женщин.
— Погоди… — сказал он. — Не торопись…
— Как не торопиться? Надо скорее собирать мужиков и идти разбираться с этими козлами, пока они не смылись…
— Не надо… — сказал Валентин Михайлович. — И возвращаться не будем. И рассказывать тоже ничего не надо.
— Не надо?!
— Нет. Не надо. Ты слышала, Оля?!
— Да… Мама сказала мне…
— А ты?! — Валентин Михайлович заглянул в лицо Петру. — Ты сделаешь, как я прошу?