Дальний приход (сборник)
Шрифт:
Какое-то полное опустошение охватило Петра.
— Сделаю… — еле слышно проговорил он.
В этот день Петр долго сидел на берегу моря.
Вначале он купался, уплыв далеко в море, потом просто лежал на остывающей гальке, потом, когда стало холодно, собрал возле зарослей сухих веток и развел костер. Когда костер разгорелся, море, такое большое и в сгущающихся сумерках, сразу прижалось к берегу…
Время от времени Петр подкидывал в огонь сухие ветки и смотрел, как вспыхивают они, как поднимаются в темное южное небо тысячи искр,
Зато утром, когда он проснулся, сразу вспомнил все, и хотя ужасно хотелось есть, так и не мог заставить себя встать и пойти на завтрак. Он понимал, что глупо прятаться от Толкуновых в крошечном пансионате, но совладать с собою не мог.
Неизвестно, сколько бы времени мучился он, но тут в дверь постучали.
— Входите… — натягивая на себя простынь, сказал Петр. — Открыто.
Дверь открылась, и в номер вошел Толкунов.
— Извини, если разбудил… — спросил он, поздоровавшись.
— Ну что вы, Валентин Михайлович… — сказал Петр. — Я собирался одеваться, чтобы на завтрак идти…
Он говорил, стараясь не смотреть на Толкунова.
Впрочем, и тот не искал его взгляда.
— А я телеграмму, Петя, получил… — сказал он, подойдя к окну. — У нас ЧП на фирме. Мне надо в Петербург возвращаться…
— А я…
— А что ты? У тебя еще на целую неделю вперед пансионат оплачен… Отдыхай… Покупайся за нас в море…
— Тамара Алексеевна с Ольгой тоже уезжают? — чувствуя, как сваливается с его плеч тяжесть, спросил Петр.
— Да… Мы вместе решили ехать…
— Я сейчас оденусь и спущусь проститься…
— Они уже в такси сидят… — сказал Толкунов, протягивая руку. — В городе свидитесь…
Вот так легко и началась курортная, уже без всяких паломнических экстримов, неделя у моря. Без той тяжести, которую чувствовал Петр с самого начала поездки.
А в конце недели, перед отъездом, подул после грозы сильный ветер, и стало холодно. Петр смотрел, как облетают с олеандров на ступени лестницы, ведущей в пансионат, белые лепестки цветов, и вдруг неожиданно сообразил, что в Петербурге ему надо будет просто перейти на какую-нибудь другую работу, и сразу почувствовал, как хорошо он отдохнул за эту неделю, проведенную у моря.
Явившись в понедельник в офис, Петр сразу почувствовал неладное.
Коллеги, с которыми он здоровался, торопливо кивали в ответ и тут же отводили глаза.
— Что это с ними? — спросил Петр у секретарши Леночки, с которой он был в дружеских отношениях. — Случилось что?
— Так… — неопределенно ответила Леночка. — А тебя Валентин Михайлович просил сразу зайти, как появишься…
— Он у себя?
— Ага… Ждет тебя…
Петр, когда входил в увешанный иконами кабинет Толкунова, обдумывал, сразу ли объявить, что он уходит с фирмы или поработать несколько дней, а заодно и подыскать подходящее место.
— Здравствуйте, Валентин Михайлович…
— Здравствуй, здравствуй, Петр… — Толкунов встал из-за стола.
Но пошел почему-то не к Петру, чтобы поздороваться, а в угол, где стоял приоткрытый сейф. Вынул оттуда пакет и положил его на стол.
— Это твое… — отворачиваясь к окну, сказал он. — Извини, но так надо, Петя… Извини…
Петр заглянул в конверт. Там лежала его трудовая книжка и пухлый конверт с деньгами. Еще из конверта выпала незнакомая визитка.
— Кто это? — спросил Петр, поднимая ее.
— Это человек, которому я рекомендовал тебя на работу… Работа там примерно такая же, а оклад больше…
— Спасибо… — сказал Петр. — Ну, я пойду тогда…
— Иди, Петя… Иди…
И Петр вышел из кабинета Толкунова, не зная, огорчаться ли ему или радоваться этой неожиданной перемене, которой он хотел сам. Быстро собрал свои вещи и, не прощаясь с сослуживцами, — конечно, к любому, кого увольняют, отношение немножко настороженное становится, но чего же сразу-то так демонстративно сторониться, православные ведь все-таки… — заглянул к Леночке.
— Ты не переживай… — попросила она.
— А я и не переживаю. Устроюсь куда-нибудь…
— Еще бы ты и не устроился… — искренне сказала Леночка. — Но ты и за тот случай тоже не переживай…
— За какой случай…
— Ну там, у источника на юге… Подумаешь, испугался ты… Ну и что? Если бы со мной такое случилось, я бы тоже испугалась…
— А кто тебе рассказал, что я испугался?
— Почему мне? — удивилась Леночка. — Тамара Алексеевна, когда они вернулись, собрала всех наших и рассказала, что произошло… И про то, как ты крестик свой выкинул… Валентин Михайлович тебя защищал ужасно, он рассказывал, какие это отморозки были. Он сказал, что, если бы они у него потребовали крест снять, он и сам не знает, как бы поступил… В общем, он ужасно не хотел тебя увольнять, но коллектив так решил… Ты извини нас, ладно…
Петр вздохнул и медленно обвел взглядом помещение приемной, словно пытаясь вспомнить, где он сейчас.
Глаза его зацепились за образ Спаса, висевший между Леночкиным компьютером и стенным зеркалом.
Он удивленно сморгнул. Такое ощущение было, что он уже видел эти наполненные милосердной печалью и животворящим состраданием глаза.
Ну, да…
Там, на краю обрыва, к которому его подтащили эти отморозки, и видел…
— Ты не сердись на нас, Петя… — повторила Леночка.
— Я не сержусь… — сказал Петр и медленно осенил себя крестным знамением, глядя прямо в наполненные милосердной печалью и животворящим состраданием глаза.
Потом он поцеловал Леночку и хотел уже идти, но Леночка задержала его.
— Возьми… — сказала она и положила на стол кусок кремня, который зажимал Петр в руке у обрыва, который он там и уронил на землю. — Это Ольга просила тебе передать…
В купальне у овечьих ворот
В церкви читали сегодня об исцелении расслабленного в купальне у овечьих ворот…
…Есть же в Иерусалиме у овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов.