Дальний свет
Шрифт:
Он шагнул ближе, почти к самому ограждению. Софи с любопытством взглянула на «знамя», которое сами сжали его пальцы. Порывшись в кармане, кивнула:
— Флаг на палочке — отличное оружие. Попробуйте.
— Феликс, не подходи, — раздалось откуда-то сзади и сверху. — Она заманивает.
Он обернулся.
На небольшой надстройке над люком стояла Китти. Остатки вечернего света выхватывали половину лица и завиток на виске, остальное тонуло в тени.
— А, всё-таки явилась, — протянула Нонине. — Я уже думала, придётся мне с ним заканчивать.
Китти сдержанно кивнула:
— Позвольте мне, Ваше Величество.
— Что ж, я удаляюсь, — со смешком отбросив сигарету, Софи прихватила плащ на плечах и ускользнула в темноту.
В следующий миг вместо неё на бортик спрыгнула Китти.
101
Она стояла к Феликсу боком. Воротник пальто, как всегда, был застёгнут наглухо. У виска колыхалась выбившаяся короткая прядь.
— Всё-таки дошёл? — Китти едва заметно покосилась, тут же отвела взгляд. — Молодец.
Не веря, что она здесь, что это не очередная фантазия, Феликс протянул руку.
— Не надо, — Китти отстранилась. Теперь только Феликс заметил, что ей немного не хватало цвета и она слегка просвечивала, если присмотреться.
— Ты же обещала, — он с усилием сглотнул комок в горле. — Что будешь тогда рядом. Помнишь, на выпускном?
Китти обернулась:
— Я исполняю обещание.
Феликс замер на секунду.
— А. Понял, — он кивнул несколько раз. — Понял, не сразу дошло.
Он осторожно положил на снег ненужное больше знамя, откинул волосы со лба.
— Я готов.
— Что, так сразу? — без интонаций поинтересовалась она.
— Ну а смысл тянуть, — Феликс мельком окинул взглядом руины вокруг. — Вот этого мне, пожалуй, хватило. Никакого желания больше.
— Дурачок, — Китти долго моргнула. — Это же всё не по-настоящему. Одна только иллюзия, игра теней и света.
— То есть, — он весь подобрался, — в действительности Ринордийск не разрушен? Правильно я понимаю?
— Ринордийск никогда не может быть разрушен. Он только перерождается. Я покажу тебе, — она вытянула руку, указывая куда-то за плечо Феликса. — Видишь, вон там? На горизонте?
Феликс развернулся и попытался вглядеться. Сначала он не увидел ничего, что отличалось бы от уже привычной картины, но следом на горизонте проблеснуло яркое зарево. Сперва далёкое, оно приближалось и становилось всё отчётливей — или, может, каким-то образом они сами придвинулись к нему. Когда расстояние сделалось совсем небольшим и так замерло, Китти жестом предложила подойти.
Он увидел большое сверкающее колесо. Узорчатые спицы размеренно вращались, и с ними поднимались и опускались чаши. Одни были наполнены огнём, другие — углем или цветами, некоторые казались пустыми. По мере того, как раз за разом совершались круги, в середине колеса разгоралось свечение — всё шире и ярче. Вот наконец оно разрослось настолько, что стала заметна маленькая извивающаяся фигурка. Напряжённо всмотревшись, Феликс понял, что это Танцующий зверь.
— Что это? — он оглянулся к Китти. — Что тут происходит?
Она лишь пристально смотрела на колесо и не двигалась.
— Так возрождается Ринордийск. Из раза в раз, из века в век, но в промежутке всегда проходит огромное время, и новые поколения не могут помнить, что так когда-то уже было. Это таинство, вроде священного обряда, который проводит сам город. Тебе на самом деле выпал редкий шанс — может быть, единственный за всю историю. Навряд ли кто-то из живых людей присутствовал раньше при этом процессе.
Огоньки самых разных цветов выплывали из чаш и слетались к центру. Они вливались в общее сияние, наполняли его новыми и новыми красками.
— И для чего так в этот раз? — почти шёпотом спросил Феликс. — Я должен сейчас что-то сделать?
— Ты не должен. Но при желании можешь вмешаться и решить, каков будет результат. Каждый раз Ринордийск получается немного другим, хотя и всегда остаётся собой. Это очень зависит от самого действа, от того, как сложатся линии и огни. Разумеется, если кому-то в тот момент случится находиться рядом, он будет способен изменить очень многое.
— Каким же образом?
— Коснувшись колеса, ты вплетёшь себя в будущий город, станешь его ликом, голосом. Его душой, которую не видно и которая в то же время везде, в каждом доме и каждой улице. В каком-то смысле город — это и будешь ты. Все твои надежды, мечты и чаяния — они определят сам дух Ринордийска, то, каким он станет, когда возродится. По крайней мере, на этот цикл.
Феликс осторожно подался к колесу.
— Значит, от меня зависит, как здесь всё пойдёт теперь?
— Да, — Китти смотрела куда-то в сторону.
— А люди? Они тоже станут другими? Смогут, например, сделаться лучше и правильнее?
— Именно.
— И город будет таким, как мне хотелось?
— Это будет твой идеальный Ринордийск, каким ты всегда хотел его видеть.
— То есть, практически, — проговорил Феликс совсем тихо, — тогда я воплощаю в действительность… почти утопию?
Он сам даже не смог поверить в то, что сказал. Полные чаши вращались, колесо мерцало и переливалось. Указав на него, Феликс обернулся:
— Можно?
Китти кивнула.
Он уже двинулся было к узорчатым спицам и сиянию внутри, когда мысль поразила вдруг, заставила отпрянуть.
— Нет, — он нервно рассмеялся, попятился ещё дальше. — Нет, не хочу так, не могу. Нет, буду и не обсуждается, нет. Нет.
Он обнаружил, что сидит, прижавшись спиной к ограждающему бортику, и что его всего трясёт, то ли от пережитого в секунду испуга, то ли оттого, что на крыше по-прежнему холодно.