Дальний свет
Шрифт:
Наконец он оторвался от щели, осторожно спустился вниз. Не сказать, чтоб ему хватило, но, по крайней мере, получилось бы свернуться в укрытии и ещё немного подремать. Маслинами больше не пахло.
Пусть он и не планировал больше появляться на глаза Лаванде этим днём, обстоятельства были решительно против. Когда над окраиной города замечены создания, мирно парящие в воздухе с неизвестной целью, а ты — один из немногих, кто всё ещё имеет доступ к правительнице в любое время, пренебрегать планами приходится.
С некоторой тревогой Гречаев постучал в дверь. Населению можно будет рассказать про чью-то неудачную шутку с голограммой, поверят (да и кто разглядел, скажите, это чудо-юдо), но что решит госпожа Мондалева… Момент очень важный и в чём-то определяющий.
Он не сразу узнал Лаванду. Волосы сияли в лучах (солнце? но откуда солнце при такой погоде?) невымышленной, хотя совсем нездешней короной. На сгибе локтя сидела небольшая белая птица.
— Голубь? — вполголоса проронил он.
Лаванда обернулась:
— Я же вам говорила, что они прилетят, господин Гречаев.
Глаза, понял он. Хоть это было давно, он прекрасно помнил, чем ещё вначале привлекла его эта девочка: ярко-голубыми глазами. Теперь же они были льдистые, почти прозрачные. У людей не бывает таких глаз.
Лаванда заботливо пригладила оперение птицы.
— Это лесной голубь. Он прилетел с севера, — она с внушением посмотрела на Гречаева. — Он принёс мне послание.
Батарейка на телефоне подохла до странного быстро. Последний раз он показал Феликсу, что день стоянки близок к концу, а потом отключился, не попрощавшись.
Теперь он остался без времени и без возможности хоть чуть-чуть подсветить пространство, когда начнёт казаться, что кроме темноты ничего в мире нет.
Впрочем, почему же, напомнил он себе. У него ведь ещё есть зажигалка. Феликс долго не доставал её, только проговаривал про себя, что она у него есть, что можно в любой момент щёлкнуть, и огонь зажжётся. Этого хватало довольно продолжительное время.
В конце концов он достал и щёлкнул. Высекся яркий красный огонёк. Он почти ничего не освещал вокруг, но оттягивал взгляд на себя и грел руки, если сложить их вокруг чашкой.
Феликс подержал так немного, отпустил кнопку.
Нажал снова.
И вновь — красный всплеск. В окружении пальцев, почти не двигаясь с места, бушевала маленькая первозданная стихия.
Говори со мной.
Танцуй.
Пока ещё не всё.
Он отнял палец от кнопки. Сидел некоторое время в темноте. Ну, ещё третий раз, последний.
Всплеск. Алое зарево. Мы дождёмся — да, всё-таки дождёмся — зари. Вот завтра, когда мы будем дома…
Пламя вильнуло и исчезло.
Феликс нажал один раз, другой. Лихорадочно вдавил кнопку несколько раз. Ничего, бесполезно. Пламя больше не появлялось.
То есть, та самая зажигалка, которую он всюду носил с собой, начиная со второго курса, которую бережно наполнял заново каждый раз, как заканчивалось горючее, которую, если уж на то пошло, он считал своим символом и талисманом…
То есть, именно теперь она окончательно погасла? Как это, чёрт возьми, знаково.
Тьма подступала вокруг, начала сгущаться, наваливаться…
Я не хочу вот так, подумал он вдруг яростно, отчаянно, как давно ни о чём не думал. Пусть смерть, забвение, но я не хочу вот так: в темноте, в грузовом вагоне, среди этих бочек, где и обнаружат, может быть, только через неделю. За стенками, он слышал иногда, ходили и переговаривались люди. Можно к ним, туда, можно открыть дверь, просто поскрестись в неё погромче, услышат сами. Пусть лучше так, лучше они, чем здесь, пусть лучше…
Лежи, тварь, сказал он сам себе следом. Лежи и не шевелись. Не для того она тебя прикрывала.
Сволочь ты, Китти. Зачем надо было так делать.
96
За окном мирно растекалась чёрная гладь, только дальние огни вышек падали в неё и мерцали в отражении. Перестук дождя доходил чуть слышно, здесь же, в комнате, было светло и тихо. Приглушённо бормотал в углу телевизор. Последние новости с городского пруда: поскольку пищи в естественных условиях не хватает на всех, специально организованные машины круглосуточно курсируют от складов к пруду, чтобы обеспечить птиц необходимым кормом в достатке. (Кто-то там у них сочиняет неплохой сюр, машинально отметил Гречаев. Надо бы познакомиться при случае, пригодится). Из любых новостей он привык вычленять полезное, за что можно зацепиться и что использовать потом в поддержку или против, и теперь это происходило самой собой, помимо его воли.
Громко стукнуло. Он резко обернулся, но нет, за окном — никого.
Птица. Или вообще показалось.
— Папа, папа! Можно мы в войнушку?
На пороге стояли его одиннадцатилетняя дочь и сын помладше её, оба взбудораженные, с горящими глазами.
— Можно, только тихонько, — улыбнулся он. — Мама уже спать легла.
Они с шумом и визгом умчались в свою комнату — похоже, из всех слов услышав только «можно». Гречаев ухмыльнулся вслед им, вновь с тревогой обернулся к окну.
Нет, в городе всё спокойно, кому-то снова что-то причудилось. Вот и у него ведь тоже нервы пошаливают, хотя, казалось бы — что за повод… Будто кто-то стоял там, за этим окном, и ждал, когда он выглянет посмотреть.
Поддавшись, он быстро выглянул. Нет, ну разумеется, нет: разлив и дождь, больше ничего. Там и стоять-то негде, разве что под самым домом…
Гречаев поразмыслил было об этом, но тут уже самому стало смешно: он представил, как высовывается под ливнем из окна, чтоб получше увидеть площадку у подъезда. Так и кувыркнуться недолго по собственной глупости.
Разумеется, нет, разумеется, никому, только расстроенному воображению могло такое прийти в голову. Не каждый день всё-таки распоряжаешься убить кого-то — тем более, по сути, бывшего союзника. Пройдёт.
Он сел обратно в кресло, постарался вслушаться, что рассказывает телевизор. Но эффект чужого присутствия не исчез — наоборот, усугубился и стал почти жутким: будто она стояла прямо у него за спиной, хотя там только стенка, Гречаев знал это очень хорошо.
Ладно, хватит глупостей, отмахнулся он. Давайте о том, что по-настоящему важно.
Парня придётся убрать. Жалко, конечно, но всё зашло слишком далеко. И желательно сделать это до того, как поезд прибудет, то есть, до утра (выходит с большой вероятностью, что Феликс всё же там, а поменяться мобильниками — хорошая идея, но нет, не безупречная). Если они действительно поменялись: на оставшиеся от Шелетова инфо-обрывки теперь только и можно было рассчитывать.