Дальняя командировка

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Похоже на правду, Александр Борисович, — с ува­жением отреагировал Юрий Петрович и рассмеялся. — И когда же вы собираетесь «убрать» третью ногу, отцы мои?

— Ох, не торопи, Юра, — вздохнул Грязнов. — Дай нам свой коронный вопрос решить, да, Сань?

— А он — заметил? — все о себе да о себе. Дался ему этот прокурор. Ты, Юрочка, следователя Валетова при­щучь, который аппаратуру изъял — и без всяких прото­колов! Вот и Мурадыч твой разлюбезный зашатается. Верно я мыслю, Слава?

— Еще как верно, Саня…

— Нет, мужики, с вами, вижу, компот не сваришь. — Гордеев поднялся, забрал свою папку. — А где остальной народ?

— Народ пока у Поремского. Увидишь Филю, скажи, чтоб заглянул, —

сказал Грязнов.

Через минуту голову в приоткрытую дверь просунул Агеев:

— Звали?

— Садись, как тебя? Гургеныч?

— Слушай, папу Самсоном звали! Зачэм путаэшь?

— Ну пусть Самсоныч. Заходи, садись. Значит, так, кодовое название операции — «Улет».

— Мудрено, — заметил Турецкий.

— Ни хрена себе! — высказал и свое отношение Фи­липп Агеев. — И что, полный улет?

— Нет, не полный. Но… достаточно серьезный. А у тебя будет прекрасная возможность показать, чему тебя научила армия.

— Слушайте, вы меня просто заинтриговали. И еще — мой шеф знает?

— Это ты о Дениске? — с уничижительной интона­цией спросил Грязнов.

— Кому Дениска, а кому отец родной, кормилец и поилец, Денис Андреич! И попрошу…

— Принято, — рассмеялся Вячеслав Иванович. — Ну тогда, как говорят у тебя на Востоке, Гурген Самсоныч, возьми уши в собственные руки и постарайся не обра­щать внимания на сладкий яд похвалы, которая может пролиться в твой адрес по ходу дела…

—Я весь внимание. Но предупреждаю, без согласия шефа — ни-ни. Он говорит, что я у него редкий кадр, рисковать которым он не имеет морального права…

— Кончили базар, — поднял руку Грязнов. — Ты се­годня проверил, здесь все чисто?

— Как в пустой бутылке.

— Тогда пошли. По пунктам. Пункт первый — посе­щение мэра…

3

— Савелий Тарасович, — наклонившись к интерко­му и одновременно поглядывая на Александра Борисо­вича, таинственным голосом сказала секретарша, — к вам просится господин Турецкий.

— Через минутку.

Турецкий с юмором посмотрел на нее:

— Как вас зовут?

— Ангелина Петровна.

— Так вот, Ангелина Петровна, — максимально доб­рожелательно сказал он ей, — просто на будущее, чтобы вам потом не было неловко чувствовать себя перед посе­тителями, которые, например, могут взять и обидеться, понимаете? Нехорошо говорить «просится». Это ребенок, извините, просится пописать. А я не за этим сюда при­шел. Чувствуете разницу?

Он широко и добродушно ей улыбнулся, а ее лицо залило краской.

— Извините, — робея, произнесла она.

Турецкий не успел ответить, ибо «проснулся» интерком и повелительный голос мэра произнес:

— Аля, пусть заходит.

«Вот так тебя любой может приложить, блин, друг ты мой Турецкий», — натянуто уже усмехнулся Александр Борисович и взялся за бронзовую ручку двери.

За столом у мэра сидела сильно поредевшая, но зна­комая компания. Прокурор Керимов с каменным лицом иезуита. Заместитель мэра Иван Порфирьевич Сажин, смотревший на Турецкого с нескрываемым интересом. Заместитель начальника РУВД майор Ступин, этакая верста коломенская, на голову выше всех остальных, вре­менно осуществлявший функции «отдыхающего» под домашним арестом Затырина. И, наконец, Рашид Сул­танов. Этот мельком взглянул на Александра Борисови­ча, и по губам чекиста скользнула почти неприметная ухмылка, но не злорадная, а, скорее, приятельская. Он единственный не боялся демонстрировать «особое» свое отношение. Но его помощь в данный момент абсолютно не нужна была Турецкому.

Мэр Гузиков сидел за столом истуканом. Смотрел прямо перед собой, и Александр Борисович, таким об­разом, поневоле оказывался вне поля его зрения.

— Здравствуйте, господа, — вежливо начал он. — Это хорошо, что я застал вас всех вместе, значит, не надо бу­дет объяснять дальнейшее развитие ситуации каждому в отдельности. Имею сообщить вам следующее.

— Садитесь, — процедил мэр.

— Благодарю, мое сообщение будет коротким, — от­верг его приглашение Александр Борисович, продолжая стоять. — Завтра, первым утренним авиарейсом, я убы­ваю в Москву, господа. Основные материалы по рассле­дованию преступлений сотрудников милиции в отноше­нии жителей вашего города нами собраны…

— Но позвольте! — вмешался прокурор.

— Я не кончил, вопросы — потом. — Турецкий жес­том остановил Керимова. — Здесь остаются сотрудники

Генеральной прокуратуры и ГУУР МВД под руковод­ством моего заместителя по оперативно-следственной группе генералом Грязновым для уточнения ряда второ­степенных деталей и дальнейшего выяснения отдельных обстоятельств дела. Материалы же расследования и наши основные выводы я забираю с собой, чтобы с ними мог­ло ознакомиться руководство Генеральной прокуратуры и Министерства внутренних дел для принятия оконча­тельного решения, которое нами, в общем, уже сформу­лировано. У меня просто нет времени, господа, подроб­но знакомить вас со всеми нашими выводами, но хочу обратить ваше внимание на главное. Дело это беспреце­дентное и, по-своему, резонансное. Ввиду этого мы бу­дем настаивать, господа, чтобы и наказание коснулось не нескольких особо ретивых исполнителей, как это у нас часто случается, а всех, я подчеркиваю, всех виновных в грубейшем произволе и нарушении гражданских прав населения. Всех, повторяю, сверху донизу. Никто из ви­новных не должен уйти от уголовного преследования. Все, господа, разрешите откланяться.

— Вы перебили меня! — возмутился прокурор. — И не ответили на мои вопросы! Это что, теперь так полага­ется у вас, в Генеральной прокуратуре? Игнорировать мнение заслуженных работников?

Турецкий сделал изумленные глаза.

— У меня ощущение, господин Керимов, что вы не изжили еще известный провинциальный синдром — в любой ситуации считать себя Господом Богом. А между тем могу вас упрекнуть в том, что вы, открыто нарушая все положенные сроки и соответствующие статьи Кон­ституции, содержите под стражей, без предъявления об­винения, гражданку Котову. А то, что вы пытаетесь предъявить ей, является грубейшей фальсификацией, за которую прокуратура, в первую очередь в вашем лице, должна будет понести ответственность. И мы все сдела­ем, чтобы справедливость восторжествовала. Я ответил на ваши вопросы? До свиданья, господа.

— Не торопитесь, — солидно и хмуро заметил мэр. — Садитесь, садитесь, господин Турецкий. Не лишайте нас своего общества. И потом, как вы изволили заметить, самолет у вас только завтра. А у нас накопились к вам вопросы. Например… Так что мы будем делать с фактом доведения до самоубийства гражданина Слепнева Анто­на Захаровича? Или это для вас проходной эпизод?

— Мой сотрудник, — по-прежнему, не садясь, отве­тил Турецкий, — был на происшествии и держал в руках предсмертную записку. Никакого указания на то, что уход из жизни господина председателя районного суда каким- то образом связан со мной, там нет. И вы это сами пре­красно знаете. Поэтому давайте не будем лукавить друг перед другом, господин мэр. А писать жалобы в Москву вы, естественно, вправе. Но, по опыту своей работы, могу предупредить, не следует обижаться, если палка, кото­рой человек замахивается, чтобы кого-то ударить, может отскочить и больно стукнуть его же. Еще вопросы? Тогда я, так и быть, приоткрою вам одну следственную тайну. Речь о взрыве моей машины. Задержанный уголовник дал показания относительно того, кто является заказчиком этого преступления. Мы полагаем также, что уголовный авторитет Солдатенков не захочет брать чужую вину на себя и подтвердит фамилию заказчика.