Дальняя командировка
Шрифт:
Они-то между собой уже решили с Филей Агеевым, что платить будут бандиты — из того гонорара, который был им выдан за совершение убийства следователя.
Факт покушения не был известен Косте — Турецкий держал его в загашнике на тот случай, когда прижмут начальники. Вот и пришло время.
У Кости глаза стали огромными. Генеральный прокурор открыл рот и, кажется, забыл его закрыть. Ничего себе — мелкий фактик, как представил его теперь помощник генерального прокурора!
— Вы полагаете, это был теракт? — сформулировал наконец вопрос Владимир Анатольевич.
— Иных мнений
— Да что ж это? Чикаго какое-то!
— Это устаревшие представления, извините, Владимир Анатольевич, — мягко улыбнулся Турецкий и скосил глаза на Костю. Тот играл бровями, словно прикидывая варианты.
— Но вы уверены в своей правоте? — строго спросил генеральный.
— Уверен, — твердо ответил Турецкий.
— А я вот — нет. И вы, я вижу, Константин Дмитриевич?.. — заметил прокурор. — Уж слишком все, по вашему докладу, Александр Борисович, у вас понятно и благополучно.
— Извините, я этого не говорил. Группа работает.
— Ну и что с того, что она работает? А чем еще она, между прочим, должна заниматься? — Генеральный опять стал заводить себя, видно, что-то все-таки не давало ему покоя. — Но заметьте, не на кого-то, а исключительно на вас, Александр Борисович, вечно сыплются жалобы со всех сторон! И нам вот с ним, с Меркуловым, постоянно приходится их расхлебывать! А с этим со всем что прикажете делать? — Он тряхнул перед собой папкой с доносами.
— Отправить по назначению, — спокойно ответил Турецкий, хотя тоже почувствовал закипающее раздражение.
— Куда?! — выкрикнул генеральный прокурор.
— В сортир, — четко ответил Александр Борисович.
Владимир Анатольевич с треском хлопнул папкой по
столу. Это уже было для него слишком. Воцарилось тяжелое молчание. Его нарушил, как и положено, генеральный прокурор.
— Ну что будем предпринимать, Константин Дмитриевич… с этим?
Было непонятно, что он имеет в виду — Турецкого или заявления, отмеченные штампом кремлевской администрации.
— Я бы предложил самому Александру Борисовичу сделать короткое, но предельно ясное резюме относительно этих документов. После этого, когда мы с вами либо я один, если вы поручите это мне, ознакомлюсь с ответом, его можно будет передать, с моими, скажем, комментариями, по адресу. Это ведь переслал помощник заместителя главы администрации, да?
– Он.->
— Вот ему же и отправить. И волки, как говорится, тьфу, тьфу, тьфу, и овцы — тоже.
— Что вы на это скажете, Турецкий?
Ишь ты, как официально! Александр Борисович взглянул на Костю и заметил, как тот, вытянув губы дудочкой, быстро поймал взгляд Сани и подмигнул левым глазом, который не был виден прокурору.
Сигнал? Ну, чему быть, того не миновать.
— Я абсолютно согласен с мнением Константина Дмитриевича, а также с вашим решением, Владимир Анатольевич…
Вот так — решением! Выбил у генерального почву для раздумий из-под ног Турецкий.
— Я сделаю, как вы прикажете, — продолжил Александр Борисович. — Но есть еще одна маленькая, однако немаловажная деталь, в которой я хочу повиниться перед вами.
— Ну что еще? — снова нахмурился генеральный прокурор.
Турецкий взглянул на Костю и увидел, как тот едва заметно кивнул. Значит, угадал, решил он.
— Дело в том, что, как вы знаете, поводом для поездки следственно-оперативной группы в Воздвиженск отчасти послужило выступление в широкой печати правозащитных организаций, испытавших, что называется, на собственных плечах тяжесть провинциальной Фемиды. Так вот, вчера, возвратившись из командировки, я поневоле попал в тесный круг этих правозащитниц. Естественно, всей картины следствия я не нарисовал, но отдельные факты, как я увидел, были им уже известны, и, подчеркиваю, не от меня. Им просто требовались некоторые подтверждения…
— И что? — без всякого выражения спросил Меркулов.
— Увы, каюсь, я им дал эти подтверждения.
— Но как же ты мог? — загремел теперь тихий Меркулов. Даже генеральный — увидел Турецкий — слегка растерялся от подобной вспышки своего зама.
— Извините, Константин Дмитриевич, но вы сами меня всю мою сознательную жизнь учили, что, когда речь идет о человеческих судьбах, о попранном гражданском достоинстве, никаких компромиссов быть не может. Я вспомнил ваши слова и… подтвердил. А что мне было делать? Врать, что ничего не случилось? Так они сами все давно знают. И надеются именно на Генеральную прокуратуру, потому что никому другому больше не верят. Еще раз извините, так получилось, готов понести наказание… Я понимаю, что не должен был этого делать.
— Ну и что дальше? — не отставал Меркулов.
— Дальше? Я взял с них слово, что до того момента, пока Генеральная прокуратура не примет своего решения, они эти факты не обнародуют. Значит, получается, слово за нами. Точнее, за вами, за руководством. Я уверен, что они сдержат слово, но и долго ждать не захотят.
— Вот так! Вы поняли, Константин Дмитриевич? Это же чистой воды шантаж! Это черт знает что! — загремел, загрохотал теперь и генеральный прокурор.
— Ну насчет шантажа я все-таки сомневаюсь, Владимир Анатольевич, — сразу переходя на мирный тон, ответил Костя. — А ведь, по существу, решать-то нам с вами все равно придется. Президент установил сроки. Можно было бы, конечно, рискнуть…
— Это как?
— Да вот, заварил Турецкий кашу, пусть сам ее и расхлебывает. Подготовим отчет — это максимум сегодня, ну пусть еще завтра, и доложим в администрацию, что мы готовы его представить. Пускай вот сам едет и представляет, чтоб в следующий раз, если таковой случится, ему было неповадно! Как ваше мнение? Кстати, ему ведь, вы знаете, не впервой докладывать президенту.
— В принципе я согласен, давайте додумаем некоторые аспекты. А отчет вы мне представьте. Я посмотрю. Свободны. А вы, Константин Дмитриевич, останьтесь. На минутку.