«Дальше… дальше… дальше!»
Шрифт:
Дан. Александр Федорович, подождите! Я приехал к вам с конкретным предложением. Еще все можно спасти. Надо немедленно, прямо сейчас издать законы о мире и земле. Телеграфом оповестить об этом всю страну, а афишами за ночь оклеить весь город. Завтра же произойдет перемена в настроении массы. Одним уколом вы выпустите из большевистского восстания весь воздух. Завтра утром каждый солдат и каждый рабочий будет знать, что защитником его заветных интересов и чаяний является Временное правительство.
Керенский. У вас все? У меня идет заседание правительства.
Дан. Вопрос спасения России сейчас в этом. Умоляю вас!
Струве. Александр Федорович, подождите, не отвечайте! Сейчас еще есть время все спасти, подумайте, черт возьми, куда делся ваш ум?!
Керенский(залу). Что говорить? Надо быть самокритичным. Я тогда поторопился… хотя и эти декреты нам бы тогда уже не помогли, может быть, чуть-чуть осложнили бы большевикам жизнь, и только. (Дану.) Временное правительство, господин Дан, в наставлениях и указаниях не нуждается. Сейчас время не разговаривать, а действовать. Я справился с Корниловым, я справлюсь и с Лениным. Честь имею!
Дан. Честь имею! (В зал, почти кричит.) А что мне было делать?
Керенский(почти кричит). А мне что было делать?
Корнилов. Перестаньте! Проклятые интеллигенты, ничтожество, просрали Россию, а потом полвека спорили, кому что было делать… Сволочи!
Три звонка. Ленин бросается к дверям. Входит Рахья.
Ленин. Я думал, Фофанова. Что в Смольном?
Рахья. Не знаю. Я целый день был у себя на заводе.
Ленин. Ужин на столе, и уходим в Смольный.
Рахья. Есть разрешение ЦК?
Ленин. Мы не будем ждать разрешения ЦК, мы пойдем сами.
Рахья(садится к столу). Я один раз уже не ждал разрешения ЦК, привез вас из Выборга — кому попало?
Ленин. Обоим. Сколько до Смольного?
Рахья. Километров десять.
Ленин. Часа за два дойдем?
Рахья. Владимир Ильич, вы меня знаете.
Ленин. Вы меня тоже. Вы понимаете, что я обязан сейчас быть там?
Рахья. Понимаю. А вы понимаете, что творится сейчас на улицах? Если я вас потеряю?
Ленин. Хорошо. Приятного аппетита. Скажете, что, когда пришли, меня уже не было. (Берет свое пальто, брошенное на стул, надевает, достает из заднего кармана брюк браунинг, проверяет его, перекладывает в карман пальто.) Моросит?
Рахья. Немного. Скажете, что я орал, сопротивлялся.
Ленин. Скажу.
Рахья. Я — впереди, вы — сзади. Если мне придется стрелять…
Ленин. Будем стрелять вместе. Одну минуту… Чтобы Маргарита Васильевна не волновалась… (Быстро пишет записку.) «Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил». Пошли!
Исчезают все площадки. И снова перед нами те, кто начал три часа назад этот разговор с нами. Последними занимают свои места Ленин и Рахья.
Дан. Когда я увидел его в полночь в Смольном, я понял, что все потеряно, что машина восстания будет пущена на полный ход. Так все и произошло, как он хотел. А что можно сделать с человеком, который все 24 часа в сутки думает только о революции.
Керенский. Остальное известно каждому. Можно расходиться.
Один за другим в том же порядке, как и выходили, герои покидают сцену. Только Ленин, глубоко задумавшись, стоит в центре, смотрит в зал, что-то хочет сказать нам наедине — важное, сокровенное, ждет, когда останется один.
Все ушли, кроме Сталина. Ленин ждет. Пауза затягивается. Сталин не уходит. Ленин ждет. Сталин не уходит.
И когда ситуация становится абсолютно невыносимой, Сталин не выдерживает, нарушает тишину.
Сталин. Я хотел бы поговорить с вами, объясниться.
Ленин(жестко). Нам не о чем говорить с вами. (Залу.) Надо идти дальше… дальше… дальше!
Так и стоят они на довольно значительном расстоянии друг от друга. Очень хочется, чтобы Сталин ушел… Но пока что он на сцене…
Занавес
Август 1987 года.