Дальше в лес…
Шрифт:
Я разбудил Наву.
Она села и сейчас же заговорила, по-моему, еще глаз не раскрыв:
— Какое сухое место, никогда в жизни не думала, что бывают такие сухие места, и как здесь трава растет, а, Молчун?
Глаза ее открылись и стали расширяться. Она замолчала и поднесла к глазам кулак со скальпелем. Секунду глядела на скальпель, потом взвизгнула, судорожно отбросила его и вскочила на ноги. Скальпель вонзился в траву и встал торчком.
Мы оба смотрели на него, и обоим было страшно. Мне было непонятно, почему мне-то страшно, если я даже имя его вспомнил, но ничего не мог с собой поделать.
— Что это
— А почему — страшная? — спросил я, желая понять, что именно пугает ее.
— Еще бы не страшная, — сказала Нава. — Ты возьми его в руки… Ты попробуй, попробуй возьми, тогда и будешь знать, почему страшная… Я сама не знаю, почему страшная…
Я с опаской взял скальпель. Он был еще теплым, а острый кончик его холодил, и, осторожно ведя по скальпелю пальцем, можно было найти то место, где он перестает быть теплым и становится холодным. Страх исчез, словно рука узнала этот предмет, как старого знакомца.
— Где ты его взяла? — спросил я уже спокойно. Узнала рука или нет, а знать, откуда такие вещи берутся в лесу, следовало.
— Да нигде я его не брала, — сказала Нава. — Он, наверное, сам залез ко мне в руку, пока я спала. Видишь, какой он холодный? Он, наверное, захотел согреться и залез ко мне в руку. Я никогда не видела таких… такого… Я даже не знаю, как это назвать. Наверное, это все-таки не растение, наверное, это такая тварь, может быть, у него и ножки есть, только он их спрятал, и он такой твердый и злобный… А может быть, мы спим еще с тобой, Молчун? — Она вдруг запнулась и посмотрела мне в глаза. — А мы в деревне сегодня ночью были? Ведь были же, там еще человек был без лица, и он все думал, что я — мальчик… А мы искали, где поспать… Да, а потом я проснулась, тебя не было, и я стала шарить рукой… Вот где он мне залез в кулак! — вспомнила она. — Только вот что удивительно, Молчун, я совсем его тогда не боялась, даже наоборот… Он мне даже был для чего-то нужен… Для чего, Молчун?..
— Все это был сон, — решительно сказал я.
У меня опять мурашки-ужастики побежали по затылку и попрыгали на спину. Опять похолодело в позвоночнике, будто он в сосульку превратился. Я вспомнил все, что было ночью. И Карла. И как он незаметно мотнул головой: беги, пока цел. И то, что живой Карл был хирургом.
— Что это ты замолчал, Молчун? — с беспокойством спросила Нава, заглядывая мне в лицо. — Куда это ты смотришь?
Я отстранил ее от лица и строго повторил:
— Это был сон, забудь. Поищи лучше какой-нибудь еды, а эту штуку я закопаю.
— А для чего он был мне нужен, ты не знаешь? — спросила Нава. — Что-то я должна была сделать… Что такими штуками делают, а, Молчун? — Она помотала головой. — Я не люблю таких снов, Молчун, — сказала она. — Ничего не вспомнить… А-а-а, Молчун, я все поняла — это твое кино непонятное, про которое ты мне рассказывал. Кто-то нам показывал жизнь, которой мы не жили… А так бывает, чтобы из кино твоего такие штуки в руки прыгали?
— Если ты актер, если ты показываешь кино, а не смотришь, — помолчав, ответил я.
— Нет, тогда не кино, — отказалась от предположения Нава. — Как я могу показывать, если не жила этой жизнью и никто мне не рассказывал о такой жизни… Постой-ка, Молчун!.. Когда я проснулась там, в доме, а тебя нет, ну, когда эта штука мне в руку забралась, я услышала твой голос на улице, ты кого-то громко звал… Ты знакомого встретил?..
— Никого я не встретил, — быстро соврал я. — Просто там страшно кричали, и я испугался.
— Нет, тогда еще не кричали, сначала ты позвал, а потом закричали, — проявила Нава неожиданную глубину памяти. — А может, Молчун, это ты кому-то кино показываешь? — подозрительно посмотрела она на меня.
Мне стало не по себе от ее вопросительного взгляда, словно я обманываю ее. Но я не мог ее обманывать! Себя, наверное, мог, а Наву не мог. И одновременно я стал сомневаться: а вдруг обманываю? Не хочу, а так получается помимо моей воли?
— Какое ж кино, Нава? — отрицательно покрутил я головой. — Для кино в лесу ничего нет.
Но почему же, увидев эту деревню, я первым делом подумал про кино? Сам подумал, никто мне не подсказывал! Правда, никто?..
— А там, откуда ты, есть?
— Если б я знал, откуда я, — вздохнул я. — Наверное, есть, коли уж я знаю, что такое кино, и берусь тебе объяснять.
— Ты его поглубже закопай, — попросила Нава, вроде бы оставив скользкую тему кино. — А то он выберется, и снова заползет в деревню, и кого-нибудь там напугает… Хорошо бы сверху камень на него положить потяжелее… Ну, ты закапывай, а я пойду искать еду. — Она потянула носом воздух. — Где-то тут поблизости есть ягоды. Удивительно, откуда в таком сухом месте ягоды?
Она легко и бесшумно побежала по траве и скоро пропала за деревьями, а я остался сидеть, держа на ладони скальпель. Я не стал его закапывать, а обмотал лезвие пучком травы и сунул за пазуху. Я вспомнил, что делают такой штукой…
Теперь вспомнилось все, что было ночью, и тем не менее я ничего не мог понять. Это был какой-то странный и страшный сон, из которого по чьему-то недосмотру вывалился скальпель. Или все-таки съемочная группа реквизитом разбрасывается?.. Жалко, сегодня голова у меня на редкость ясная, и все-таки я ничего не могу понять. Не значит ли это, что никогда не смогу?
Нава быстро вернулась и выгребла из-за пазухи целую груду ягод и несколько крупных грибов.
— Там есть тропа, Молчун, — сказала она. — Давай мы с тобой лучше не будем возвращаться в ту деревню, зачем она нам, ну ее… А пойдем мы с тобой по тропе, обязательно куда-нибудь да придем. Спросим там дорогу до Выселок, и все будет хорошо…
Ч-черт! Я так и знал, что она это скажет! Все продолжается… А откуда взялся черт? Хотя кто-то, Колченог или Кулак, говорил про Чертовы горы… А если есть Чертовы горы, то и черт должен быть. Хотя бы как понятие. Надо же, как лихо я уже рассуждаю!..
А Нава продолжала, раскладывая передо мной свою добычу:
— Просто удивительно, как мне сейчас хочется попасть на эти Выселки, никогда раньше так не хотелось. А в эту лукавую деревню давай мы не будем возвращаться, мне там сразу не понравилось, правильно, что мы оттуда ушли, а то бы обязательно какая-нибудь беда случилась. Если хочешь знать, нам туда и приходить не надо было, тебе же воры кричали, что не ходи, пропадешь, да ты ведь никогда никого не слушаешься. Вот мы из-за тебя чуть в беду и не попали… Что же ты не ешь?