Дама Пик
Шрифт:
Именно там, когда он понял, что Наташа лезет в эти его смертельные игры исключительно из спортивного интереса, из любви к риску, Знахарь, повинуясь внезапному наитию, спросил у нее, не прыгала ли она с моста на резинках. Наташа тогда удивилась и сказала, что да, прыгала.
И теперь Знахарь был совершенно уверен в том, что этот рисунок – одновременно и подпись, и пароль. А на компьютере записка отпечатана для того, чтобы нельзя было определить почерк писавшего. Тут все ясно.
Теперь – об именах, а точнее – о кликухах, упомянутых
Острый – это, понятное дело, Стилет.
Ермак… Ага. Это Дядя Паша. Он с Урала, а Ермак Тимофеевич там в свое время сильно отличился. Интересно, а какая фамилия у этого Ермака была, подумал Знахарь и полез в карман за сигаретами.
Пекарь. Тут посложнее. Но… тоже ясно.
Это, конечно же, Саша Сухумский. А Пекарь он потому, что пирожковые держит. А Стилет его этими пирожковыми за яйца держит.
Знахарь зло ухмыльнулся и представил себе, как между Стилетом и Сухумским начинается кровавая свара. И хорошо бы Сухумскому на Стилета какой-нибудь компромат иметь. Вот тогда начнется…
С именами ясно.
А вот самая первая фраза – «Это сделала я» – перечеркивала все рассуждения Знахаря, касавшиеся того, как коварный Стилет сдал его ментам.
Конечно же, Стилет от этого не становился белым и пушистым, и бежать к нему с покаянием, мол, прости, Стилетик, дорогой, что я думал о тебе плохо, вовсе не следовало.
Но эта короткая фраза меняла все.
Значит, это Наташа упрятала Знахаря в «Кресты».
Упрятала. Спрятала. Именно спрятала, а не посадила.
С некоторых пор Знахарь полностью доверял этой сумасшедшей бабе. Он испытывал к ней глубокую симпатию и точно знал, что она никогда не сделает ему плохо, не предаст его и, как было уже не один раз, спасет.
А раз так, то, судя по всему, она, пользуясь своими связями в ФСБ, устроила Знахарю эту изоляцию. А уж как – это ее дело. Скорее всего – дала кому надо денег, и Знахаря упаковали.
Наверное, в этом был смысл. На воле можно получить пулю от снайпера, мину под днище машины, ножичек под ребро в толпе, да мало ли какие сюрпризы могут ждать человека, имеющего столько недоброжелателей, как Знахарь.
А тут – только Саша Сухумский.
Он, конечно, смотрящий по тюрьме, и как он скажет, так и будет, но возможности тут весьма ограничены. Нужно, конечно, держать ухо востро, но Наташа права – конечно же, здесь гораздо безопаснее, чем на улицах Питера.
Да и Ганс вовремя подсуетился с охраной.
Знахарь покосился в сторону спинки койки и увидел недалеко от своего лица неподвижную штанину и спокойно висящую вдоль нее руку. Костяшки на кулаке были сильно увеличены и покрыты множеством мелких белых шрамов.
Боец. Это хорошо.
А ведь, подходя к своей койке и заваливаясь на нее, Знахарь даже не заметил этого парня, который стоял у его изголовья.
Действительно – как мебель!
Главное, чтобы он не оказался мебелью в критической ситуации.
Знахарь вставил сигарету в рот, тут же около уха
Он прикурил и, не оборачиваясь, кивнул. Зажигалка исчезла.
Так, подумал Знахарь, в общем – все ясно.
Сидеть и ждать. Наташа сделает все, что нужно. А в том, что она сделает все, Знахарь не сомневался ни секунды. Сомневался он только в одном. Что больше привлекает Наташу – шанс спасти любимого человека или возможность устроить побег из «Крестов»? Такой экстрим!
Хотя побега, наверное, не будет. Скорее всего, она снова даст кому надо денег, и Знахаря переведут… например, в Анталию. Или в Барселону. В частный пансионат.
Тоже нормально.
Все нормально. Кроме еще одной строчки в письме.
Наташа написала, что в «Крестах» – то же самое. Это значит, что здесь его тоже попытаются убить. Это – плохо. Но, как сказал Вирлипуций Четвертый, «предупрежден –значит вооружен», подумал Знахарь и повернулся на бок.
И тут же наткнулся на взгляд Тюри, который, тоже лежа на боку, пристально изучал профиль Знахаря. Встретившись с ним взглядом, Тюря моргнул и спросил:
– Ну как? Сказали тебе что-нибудь интересное?
Знахарь помолчал и ответил:
– Сказали. Такое интересное, что дальше ехать некуда.
И замолчал. А Тюря тактично не спрашивал, что же такое интересное было сказано Знахарю. Он, как и все, находившиеся в этой камере, знал, что любопытной Варваре нос оторвали. Это для начала. А потом ей оторвали все остальное.
В это время за спиной Знахаря раздалось глухое покашливание, а затем голос Кадила произнес:
– Ну ладно, Знахарь, ты неверующий, что с тобой сделаешь… Бог тебе судья. Но ты же наш, Знахарь! Ты же р-русский!
Он сделал ударение на слове «русский», произнеся его значительно и возвышенно, при этом глядя на Знахаря проникновенно и в тоже время испытующе.
Знахарь, прищурившись, помолчал минуту и, тяжело вздохнув, ответил:
– Знаешь, Кадило, сколько раз мне задавали этот вопрос? А ведь поначалу, в юности, я с готовностью отвечал: «Конечно!» И попадал в ловушку. Но сейчас я отвечу тебе правильно.
Знахарь снова помолчал, причем и Кадило, и Тюря смотрели на него с нетерпеливым любопытством, и наконец ответил:
– Да, Кадило, я – русский. Но я – не ваш.
– То есть как это – «не ваш»? А чей?
– А вам всем обязательно нужно, чтобы человек был чей-то? Ничей я, свой собственный, понял?
Кадило, во время разговора сидевший, подавшись к Знахарю, разочарованно откинулся на койку и пробормотал:
– Свой собственный… Добыча для дьявола, вот ты кто. Враг человеческий только и ищет таких вот…
– Ну что же, – покладисто ответил Знахарь, – значит, так оно и есть, что ж тут поделаешь.