Дама с коготками
Шрифт:
Пуделиха Черри, облитая душем, истерически воет так, что прибегают все животные, а Маркиза просто и элегантно накладывает огромную кучу всякий раз, когда вы начинаете вытирать ее чистым, теплым полотенцем.
Я смотрела, как счастливый Банди носится по грязи, и улыбалась. По-моему, он специально пачкается, понимая, что потом поведут купаться.
– Эй! – раздался чей-то крик.
От задней калитки сада шла довольная Рафаэлла. На этот раз на девушке ловко сидело коротенькое розовое пальто, из-под которого торчала зеленая юбочка. Туфли, естественно, на высоченных каблуках. Сад у нас не заасфальтирован, проложены только узенькие дорожки, вымощенные плитками.
– Придурок, – завопила стриптизерка, заливаясь слезами, – сука мерзкая!
– Кобель, – поправила я ее, – это кобель.
– Какая разница, – вопила девица, – на что я теперь похожа!
– По-моему, без ужасной раскраски и жуткого парика стало намного лучше.
– Скажешь тоже, – шмыгнула носом проститутка, – у нас не принято ходить в таком виде.
Я повела потерпевшую крушение в дом. Через пятнадцать минут Рафаэлла превратилась в миленькую, простоватую девочку. Глаза без накладных ресниц и угольных бровей, рот нормального размера. Негритянские губы, впрочем, как и загорелый цвет лица, исчезли. Девушка вытерла короткие светлые волосы полотенцем и сказала:
– Гони баксы, привезла координаты Райкиного хахаля.
Она на самом деле хорошо поработала, на листке бумаги были не только фамилия, имя и отчество, но и место работы .
Итак, Иван Николаевич Раздоров, 26 лет, ассистент режиссера на телевидении.
– Довольна? – спросила Рафаэлла. – Хочешь, еще чего узнаю, только свистни.
Я угостила девчонку чаем. Потом она отправилась в ванну и долго рылась в нашей косметике, пытаясь привести себя в порядок. Но ничего не выходило. Ни я, ни Зайка не употребляем искусственных ресниц, ярких красок и пудры цвета загара. Пришлось Рафаэлле сделать макияж в светло-коричневых тонах. На мой взгляд, выглядела она чудесно, но девушка была другого мнения. К тому же парик пришел в негодность, а «шпилька» сломалась.
Это был на самом деле вечер испытаний для несчастной. Ей пришлось надеть мои туфли на практичном, низком каблуке. Сразу оказалось, что мы с ней одного роста. Доконало девчонку предложенное пальто. Длинное, закрывающее колени, но не до щиколоток, светло-бежевого цвета. Рафаэлла покрутилась у зеркала в холле и сообщила:
– Похожа на придурковатую сорокалетнюю старуху-учительницу.
Я усмехнулась: навряд ли учительницы носят кашемировые пальто из «Самаритэн».
Девчонка вздохнула и пошла на улицу. Я стала разглядывать бумажку с адресом. Надо проследить за Иваном Николаевичем, выяснить, каким образом он подобрался к записям Сержа.
Внезапно Банди заскулил и начал скрести лапой входную дверь.
– Успокойся, только недавно гулял.
Но пит продолжал упорно царапать створки двери и пищать. В конце концов у пса мог разболеться живот, я открыла дверь и увидела, что на пороге упала Рафаэлла.
Девушка лежала ничком, неловко подвернув руки. В первую минуту мне показалось, что она повредила ногу, но потом увидела темный, кровавый след на ступеньках. Под лицом стриптизерки
– Помогите!
Прибежавшие Оля с Аркадием тут же вызвали «Скорую помощь». Мы укрыли девушку теплым пледом, а над головой установили раскрытый зонтик. Рафаэлла была жива. На шее прощупывался слабый пульс, но мы боялись трогать раненую до приезда врачей. Вдруг у нее перелом позвоночника?
Приехавший фельдшер глянул на раненую, перевернул ее на спину. Мы увидели окровавленное лицо. Я отвернулась. Кто и за что напал на бедняжку?
– Надо сообщить в милицию, – сказал фельдшер.
Я стала звонить. Если уж иметь дело с милицией, лучше обратиться к Александру Михайловичу и Женьке, а не к районным руоповцам.
Полковник оказался на работе, и через полчаса, пугая соседей сиреной, во двор влетела машина. Из нее вылезло несколько человек, пропахших насквозь табаком. Началась обычная процедура. Натянули красно-белую ленту; место, где лежала девушка, очертили мелом. Женька на коленях ползал по дорожке, перебирая руками в перчатках комья земли. Еще один, незнакомый мне мужик складывал находки в коробочки. Александр Михайлович прошел в гостиную, устроился в кресле и произнес:
– Давно не был у вас, все недосуг. Рассказывай, что случилось.
Рассказать все? Выдать ему Зайку и Римму Борисовну? Ни за что! И я принялась самозабвенно врать:
– Случайно познакомилась с этой девушкой…
– Где?
Когда врешь, надо ложь переплетать с правдой.
– Глупо, конечно, захотела подшутить над Аркадием, вызвать ему стриптизерку.
– Зачем? – изумился полковник.
– Говорю же, дурацкая шутка. Девушка приехала договариваться.
Я рассказала о том, как пит извалял несчастную в грязи. В общем-то выложила всю правду, умолчала лишь о Раздорове, Рае Лисицыной и Серже.
Полковник слушал внимательно, изредка задавал вопросы, потом хватил кулаком по столу:
– Говори правду!
– Честное пионерское, – испугалась я, – все это правда, чистая правда!
– С трудом верится, что ты вызвала Аркашке проститутку, тем самым поставив Зайку в дурацкое положение!
– Они подсунули мне второго января торт, который взорвался.
Вот я и отомстила – насчет торта не соврала. Вечером второго числа гадкие дети, мило улыбаясь, позвали мать пить чай. В центре стола красовался шедевр кондитерского искусства – гигантский бисквитный замок с кремовыми украшениями. Я обожаю сладкое, и домашним моя безобидная слабость хорошо известна. Дети вручили мне нож, а сами отошли подальше. Ничего не подозревая, я воткнула нож в самую середину кондитерского великолепия. Раздался хлопок, и жирный крем залепил мне лицо, волосы и платье. Домашние просто легли от хохота. Остатки отдали довольным собакам, из холодильника появился новый, на этот раз настоящий «Полет», и я принялась заедать обиду.
Но шутки не закончились. Вечером в спальню вошла, заливаясь слезами, Маруся. Указательный палец правой руки выглядел чудовищно. Ужасающая рана от ногтя до второй фаланги, сквозь запекшуюся кровь проглядывает кость. Ребенок нес конечность, словно стеклянную, всхлипывал и стонал. Сзади маячили Аркадий и Ольга.
– В хлеборезку угодила, – сообщила спокойным голосом Зайка.
От страха у меня пропал голос, и я кулем осела на кровать. Потом заметалась по комнате! Куда ехать? В Морозовскую, в Склифосовского? Голос не вернулся даже тогда, когда хохочущая Маруська стащила с абсолютно здорового пальца резиновый, на котором и была «рана». Я только глазами хлопала.