Дама с собачкой и тремя детьми
Шрифт:
Следствием нежданной публикации и авторского подъёма духа стало то, что Лидия Алексеевна записалась в члены профсоюза писателей и получила охранную грамоту. Как следствие, Швондер оставила её в покое. А гонорар оказался столь мизерным, что его не хватило бы на покупку продуктов по карточке. К счастью, в кооперативе их и не было; правда, дали четыре куска мыла и шесть фунтов соли.
Это было в начале мая, а уже в конце она записывает: "Удачно продала занавески за 200 тысяч и доставила себе множество удовольствий: купила 24 фунта пшена, картофеля, растительного масла. Два раза покупала белый хлеб.
Газеты часто многое обещают.
38. С е н я
Нина с мужем добрались до Чехословакии, а, значит, не голодали, что радовало мать. От них даже изредка приходили вести. У Нины, оказывается, родился сын. Бабушка пришла в восторг. Если бы только снова быть вместе!
В последнем письме, чудом дошедшем издалека, зазвучало что-то тревожное: дочь сообщала, что жить стало трудно, она нездорова... Материнское сердце заныло. Видя её тоскливое беспокойство, родные посоветовали ехать в Чехословакию, а Эля, младшая сестра, вызвалась сопровождать её. Эля за границей живала, в Дрездене начинала учиться петь, и ничего не боялась.
Задуманная поездка, вначале казавшаяся неосуществимой, всё более становилась возможной. Принялись хлопотать. Железный занавес в то время ещё не опустился, многие знакомые пересекали границу вполне законно.
В то полное беспокойных ожиданий лето Лидии Алексеевне довелось пережить новые волнения. Несмотря на охранную грамоту профсоюза писателей, их снова пытались выселить из квартиры. Когда в прихожей раздался звонок, она с тревогой подумала, уж не пришёл ли домкомовский Швондер.
– Кто там?
– Она была одна в квартире, даже Анюта ушла.
– Лидия Алексеевна дома?
Она замерла, сразу узнав голос. Прошло почти сорок лет. Ну и что? Человеческие голоса неповторимы, они запоминаются лучше лиц. За дверью стоял Семён Унковский, её первый забытый жених.
Тот давний год был самым счастливым временем её жизни. Удивительно, как можно быть счастливой так долго - целую зиму и весну. Он был гусаром, на балах появлялся в золотых жгутах и шитье, высокий, ладный, красивый. Они объяснились, и он стал каждый вечер приходить в гости. Маменька любила играть по ночам на рояле; Лида с Сеней, взявшись за руки, ходили по анфиладе комнат и слушали музыку. Маменька всё играла, и молодая пара садилась на диван в тёмном уголке. Крепко обняв друг друга, они подолгу целовались. Да, представьте себе. Ведь Унковский уже посватался и считался официальным женихом. Свадьба задерживалась лишь потому, что его родители были против.
Как завидовали Лиде Страховой все вокруг! Как она была влюблена!
Каждый вечер она нетерпеливо ждала Сеню. И если нынешний звонок в дверь привёл её в страх, то прозвучавший однажды сделал невозможно счастливой. В один из вечеров он прислал записку, что не сможет придти: у них дома семейный праздник, и мать требует, чтобы сын никуда не уходил. Эта записка так больно поразила Лиду, что она не захотела даже выйти к семейному чаю. Там за столом, помимо своих, сидели студенты - приятели брата, и среди них Попов и Авилов - два её докучных поклонника. До чего надоели их лица! Слышать их глумливые разговоры, видеть усмешки, потому что все понимают, как уязвило её отсутствие жениха, и злорадствуют.
Когда после долгих настояний она всё-таки вышла к столу, то заметила, что все видят её настроение и посмеиваются. Некоторое время все молчали; потом как-то сразу заговорили, делая вид, что не обращают на неё внимания. Попов и Авилов были довольны, она чувствовала это. Внезапно раздался сильный звонок во входную дверь. Все встрепенулись; горничная побежала отпирать. В прихожей показалась высокая фигура офицера в накинутой на плечи шинели. Это был Сеня! Вскрикнув, вскочив, оттолкнув стул, Лида бросилась в переднюю и с разбегу кинулась ему на грудь. Что подумают в столовой, её не волновало.
Сияющие, они вошли об руку в столовую, и им безмолвно дали место рядом, как признанным жениху и невесте. Да, так было. Звонок, который раздался сейчас, - и в памяти без всякого усилия возникло чувство радости без меры, счастье до глупого восторга, пережитые ею когда-то.
То было 37 лет назад. Летом она жениху отказала. А сейчас он стоит за дверью и ждёт, когда ему отопрут.
Это призрак пришёл в гости к призраку! Да, когда-то они любили друг друга. Оказывается, та любовь ещё оставила какие-то следы в их шестидесятилетних сердцах, - точно засушенный цветок в давно прочитанной книге.
Когда оба сели и успокоились, он достал какой-то конверт и, протягивая его, спросил:
– Скажите, зачем вы написали мне это письмо?
Мельком глянув на конверт - да, её почерк, она невольно засмеялась:
– Но ведь оно было написано тридцать семь лет назад. Разве я помню?
Он не смеялся:
– Вы не можете не помнить, что вы отказали мне в вашем последнем письме.
Она немного смутилась. Конечно, она помнила, что обставила отказ какими-то отговорками, утаив главное: к тому времени она его разлюбила. Надоело ей с Сеней целоваться, и всё тут.
– У вас не было воли, не было характера, а я хотела мужа-опоры. Поначалу я пыталась оторвать вас от родителей, сделать самостоятельным мужчиной. Но вы не пожелали этого. Вы не поступили в Университет, как я просила, а подчинились матери и стали чиновником. Значит, у вас было мало любви ко мне.
Его глаза на старом лице остались прежними - наивными и доверчивыми.
– Вы говорите, мало любви... А я всю жизнь только одну вас и любил.
– Это слова, - потупилась она.
– Так сложилось, и, наверно, к лучшему. Судьба.
– Да, судьба, которая сделала для вас, наверно, лучше, а для меня - ужасно.
Ей сделалось не по себе. Неужто, так своенравно порвав помолвку тридцать семь лет назад, она испортила чью-то жизнь?
– Поверьте, если бы я вышла за вас, то была бы скверной женой. Рассорила бы вас с родителями, испортила бы вашу карьеру, требовала бы всё время поступать по-моему..
– Но зачем вы обещали мне ждать три года? Помните? Вот в письме: через тр и года я должен был придти в церковь Неопалимой Купины, и вы дали бы мне окончательный ответ.