Дама с собачкой и тремя детьми
Шрифт:
В доме все уже успели лечь. Мы с Ниной поцеловались и разошлись по комнатам. А Тильки не было, и неприятно было думать, что в эту морозную ночь он без приюта, искусанный, может быть, - и, во всяком случае, несчастный и голодный.
Потушив электричество, я, уже лёжа в постели, всё прислушивалась к внешним звукам, но царила полная тишина. Я уже перестала прислушиваться и, вероятно, уснула, как вдруг знакомый лай
Я вскочила, отодвинула штору и открыла форточку. Тилька стоял у двери в кухню. На стук форточки он быстро повернул голову и напряжённо замер.
– Не смей лаять, молчи, - тихо сказала я.
– Сейчас оденусь и открою.
Он понял и поджался так, словно у него не было даже обрубка хвоста. Он чувствовал себя виноватым, заслужившим наказания и хотел его избежать. "устал, как собака, - наверно, думал он, - издрог, проголодался, а мне ещё мораль преподавать будут."
В сенях было темно и холодно. Я зажгла спичку, чтобы найти крюк от двери. И едва я приоткрыла дверь, как Тилька скользнул мимо меня и сейчас же пропал в темноте. Шлёпнуть его я не успела.
Он лежал в ванной на полу.
– Дрянь, - сказала я.
– Пить хочешь?
До чего же он хотел пить, несмотря на мороз! Как он пил! Долго, жадно.
– Где ты шляешься, дрянь?
– тихо говорила я.
– Что это ещё за идиотское увлечение? Ведь ты маленький, слабый. Сколько собак больше и сильнее тебя! На что ты надеешься? Загрызут тебя до смерти, а твоя красавица даже этого не заметит.
Он перестал пить, поглядел на меня и осторожно встряхнулся. Это подтвердило моё предположение, что он был покусан.
– А что прикажешь делать с инстинктом?
– спросил его взгляд.
Я стояла в дверях тёмной ванной, и он понимал, что проскользнуть мимо меня безнаказанно не удастся.
– Скучны эти разговоры, - ясно говорил он.
– Дай ты мне пробраться до моего места. Ведь не прошу я у тебя есть, хотя голоден, так что отвяжись от меня со своими нотациями.
Медленно переступая, с поджатым хвостом, с опущенной головой, но насторожённым взглядом умных, лукавых глаз, он после нескольких шагов остановился. Мне стало жалко его.
– Есть хочешь?
Морда сразу поднялась, уши насторожились.
Я отворила ему дверь комнаты, где он всегда спал на диване, в пролежанной им дыре. Он трусцой побежал к своем у месту, с усилием прыгнул и громко, устраиваясь, с наслаждением и облегчением закряхтел.
Я тоже легла. И мне было весело, и смешно, и спокойно, и уютно. В зале громко пробило три часа.
– ------------------------------
,
–