Дама в черном
Шрифт:
Так говорил Робер Дарзак, и это не просто примерный пересказ его слов. Рультабиль и я считали этот рассказ настолько важным, что по прибытии в Ментону записали как можно точнее и показали ему нашу запись. После чего были внесены незначительные изменения.
За время ночного путешествия Дарзаков и профессора Станжерсона ничего заслуживающего внимания не произошло. На вокзале Ментон-Гараван их встретил Артур Ранс, весьма удивленный появлением молодоженов. Однако, узнав, что они решили провести у него несколько дней вместе с профессором Станжерсоном, приняв таким образом приглашение, которое до того господин Дарзак отклонял под всякими предлогами, американец обрадовался и заявил, что его жена также будет в восторге. Обрадовался он и предстоящему приезду Рультабиля. Артур Ранс очень переживал
Итак, появление Ларсана на вокзале в Бурге опрокинуло все планы Дарзаков и изменило их сдержанность по отношению к Рансам. Они оказались вместе с профессором Станжерсоном, уже начавшим что-то подозревать, у людей, не особенно им симпатичных, но безусловно добрых, честных и способных их защитить. В то же время они призвали на помощь Рультабиля. Это была уже настоящая паника. У Робера Дарзака она еще более возросла, когда на вокзале в Ницце нас встретил Артур Ранс.
Но до этого произошло еще одно маленькое происшествие, о котором я не могу умолчать. Прибыв в Ниццу, я выскочил на перрон и бросился в почтовое отделение осведомиться, не поступала ли на мое имя телеграмма. Так и есть. С телеграммой в руках я вернулся в вагон.
— Прочтите, — сказал я моему другу.
— «Настоящим подтверждаю, что Бриньоль не покидал Париж с шестого апреля», — прочел Рультабиль и улыбнулся.
— Чего вы этим добились? — спросил он. — Чего опасались?
— В Дижоне мне пришла в голову мысль, — ответил я, задетый поведением Рультабиля, — что Бриньоль мог принимать какое-то участие в трагедии, о которой сообщала телеграмма Дарзаков. Вот я и попросил одного из своих друзей сообщать мне о поступках этого человека. Меня интересовало, не уезжал ли он из столицы.
— Неужели вы полагали, — сказал Рультабиль, — что бледные черты вашего Бриньоля скрывали возрожденного Ларсана?
— Конечно нет, — горячо возразил я, видя, что Рультабиль просто смеется надо мной. Истина же заключалась в том, что я именно так и думал.
— Вы еще не оставили в покое Бриньоля? — печально поинтересовался Дарзак. — Он — честный человек.
— Не верю, — сказал я и, немного обиженный, уселся в свой угол.
Мне вообще не везло с моими идеями, и Рультабиль частенько над ними потешался. Однако через несколько дней мы получили доказательство того, что, если Бриньоль и не представлял собой результат нового перевоплощения Ларсана, то все же являлся отъявленным негодяем. Поэтому Рультабиль и господин Дарзак, отдавая должное моей проницательности, принесли мне свои извинения.
Но не будем забегать вперед. Рассказывая же об этой истории, я просто хотел показать, как неотступно преследовала меня мысль о том, что Ларсан продолжает скрываться под видом кого-нибудь из нашего окружения. Под видом человека, которого мы мало знали. Черт побери, он так часто демонстрировал в этом свой талант, я бы даже сказал — свою гениальность, что я полагал себя вправе сомневаться во всем и во всех. Однако неожиданное появление Артура Ранса показало, что на этот раз Ларсан изменил тактику. Бандит с беспримерной дерзостью выставлял себя напоказ, во всяком случае, перед некоторыми из нас. Да и кого он мог опасаться в этом краю? Ни Дарзаки, ни их друзья его бы, конечно, не выдали.
Такое появление, казалось, имело целью нарушить счастье молодых супругов, полагавших, что они навсегда избавились от Ларсана. Возникал вопрос: к чему эта запоздалая месть? Не проще ли было объявиться до свадьбы! Он бы ее, безусловно, расстроил, но для этого следовало показаться в Париже. Неужели его остановила мысль об опасности такого появления? Кто сможет это утверждать или опровергнуть?
Но послушаем Артура Ранса, присоединившегося к нам в нашем купе. Конечно, он ничего не знал о событиях в Бурге и о появлении Ларсана в поезде. Неприятное известие, которое он нам сообщил, увы, заставило отказаться от надежды, что бандит потерял след Дарзаков в Бурге.
Артур Ранс тоже встретился с Ларсаном лицом к лицу! И поспешил нас предупредить, чтобы мы заранее договорились, как действовать дальше.
— Проводив сегодня утром господина Дарзака, — рассказывал Артур Ранс, — мы отправились погулять и дошли пешком до Ментоны. Господин Станжерсон вел под руку свою дочь, а я шел правее. Таким образом, профессор находился между мной и госпожой Дарзак. Вдруг, когда мы остановились при выходе из городского парка, чтобы пропустить трамвай, я столкнулся с каким-то человеком. «Извините, сударь», — произнес он, и я вздрогнул, так как уже слышал раньше подобный голос. Я поднял голову: это был Ларсан! То был голос, который я слышал во Дворце Правосудия! Он смотрел на нас совершенно спокойно, и мне непонятно, как я удержался от возгласа, уже готового сорваться с моих губ, как я не крикнул: «Ларсан!» Я быстро увлек за собой господина Станжерсона и его дочь, которые ничего не заметили. Мимо музыкального киоска мы прошли к стоянке экипажей, и тут на тротуаре перед стоянкой я вновь увидел Ларсана. Каким-то чудом мои спутники его все-таки не заметили!
— Вы в этом уверены? — с тревогой спросил господин Дарзак.
— Абсолютно уверен. Я сделал вид, что почувствовал себя плохо. Мы сели в коляску, и я велел кучеру ехать быстрее. Ларсан все это время стоял и смотрел, как мы удаляемся.
— И вы уверены, что моя жена его не заметила? — вновь спросил господин Дарзак, волнение которого возрастало.
— Да, уверен.
— Боже мой, — перебил Рультабиль, — вы глубоко заблуждаетесь, господин Дарзак, если полагаете, что сможете и дальше скрывать от вашей жены появление Ларсана.
— Однако в конце нашего путешествия Матильда поверила в возможность галлюцинации и по прибытии в Гараван казалась успокоившейся.
— По прибытии в Гараван? — переспросил Рультабиль. — вот, мой дорогой, телеграмма, которую она мне отправила.
И репортер протянул ему послание, состоявшее всего из двух слов: «На помощь!»
— Она сойдет с ума, — грустно сказал Дарзак, возвращая телеграмму.
На вокзале Ментон-Гараван мы увидели господина Станжерсона и госпожу Дарзак, явившихся, несмотря на данное Артуру Рансу обещание оставаться в Красных скалах до его возвращения. Увидев Рультабиля, госпожа Дарзак тотчас бросилась к нему навстречу, и нам всем показалось, что она с трудом сдерживается, чтобы не обнять его. Как утопающий хватается за руку, которая в состоянии спасти его от гибели, она ухватилась за него, и я услышал ее шепот: «Я чувствую, что схожу с ума».
Что касается Рультабиля, то я иногда видел его более бледным, но никогда не видел столь хладнокровным.
VI. Форт Геркулес
В какое бы время года путешественник ни сходил с поезда на станции Гараван, прибывая в эту полную очарования местность, он чувствует себя попавшим в сады Гесперид, золотые яблоки которых разбудили вожделение у самого победителя Немейского чудовища.
Зачарованный бесчисленными лимонами и апельсинами, которые повсюду выставляют свои солнечные плоды на всеобщее обозрение, я вспомнил о сыне Юпитера и Алкмены потому, что все здесь напоминает о его мифологической славе и удивительном путешествии к этим берегам. По преданию, финикийцы, высадившиеся в тени скалы, посвятили все побережье своему божеству — Геркулесу, назвав его именем мыс и холм. Однако я полагаю, что они уже нашли здесь это имя. Вероятнее всего, божества, уставшие от белесой пыли дорог Эллады, отправились некогда поискать уютное и благоуханное местечко для отдыха от своих подвигов и проказ. Лучшего они, разумеется, не нашли бы. Это были первые туристы Ривьеры. Сады Гесперид располагались именно здесь, и Геркулес приготовил место для своих сотоварищей по Олимпу, расправившись с ужасным стоглавым чудовищем, желавшим сохранить Лазурный Берег для себя одного. И почему бы костям «древнего монстра», найденным недавно в глубине Красных скал, не быть останками этого чудовища?