Дама в черном
Шрифт:
— Нет еще, — ответил господин Дарзак.
— Слава Богу, — вздохнул Рультабиль, — мы не опоздали.
— Спасибо, что вы приехали, — сказал господин Дарзак и пожал нам руки.
Когда мы вернулись в наше купе, он тщательно закрыл дверцу и опустил шторки, но заговорил только после того как поезд тронулся.
— Итак, он не умер!
— Вы в этом совершенно уверены? — перебил Рультабиль.
— Я видел его так же ясно, как вижу вас.
— А госпожа Дарзак тоже его видела?
— Увы, но следует испробовать все возможности и убедить ее, что это ей только показалось. Боюсь, что ее разум не выдержит нового испытания. Ах, друзья мои, судьба просто преследует нас! Что еще нужно этому человеку?
Я посмотрел на Рультабиля. Он был еще более мрачен, чем господин Дарзак. Случилось именно то, чего он так опасался. После недолгого молчания Робер Дарзак продолжал:
— Послушайте! Надо чтобы этот человек исчез. Это необходимо. Следует его изловить и выяснить наконец, чего же он хочет. Надо дать ему столько денег, сколько он потребует. Или я убью его! Полагаю, это будет самым простым. А вы как
Что мы могли ему ответить? Рультабиль, подавив усилием воли волнение, попросил нашего спутника успокоиться и рассказать, что же произошло после их отъезда из Парижа.
Как мы и предполагали, все случилось в Бурге. Выезжая из Парижа, Дарзаки заняли в спальном вагоне два смежных купе, которые соединялись между собой туалетной комнатой. В одном из купе оставили чемодан и дорожный несессер госпожи Дарзак, в другом — разместили весь остальной багаж и устроились сами. Новобрачные и профессор Станжерсон ехали вместе до Дижона, где вышли и пообедали в буфете. Времени было достаточно, так как они прибыли в 6-27, причем господин Станжерсон уезжал из Дижона в 7 часов 8 минут, а Дарзаки — точно в 7 вечера.
Пообедав, профессор попрощался с дочерью и зятем на перроне возле вокзала. Господин и госпожа Дарзак зашли в купе, где находился багаж, и до отправления стояли у окна, разговаривая с профессором. Поезд уже тронулся, а господин Станжерсон долго еще махал им рукой.
От Дижона до Бурга они не заходили в соседнее купе, где находился чемодан Матильды. Дверцу этого купе закрыли еще в Париже, как только уложили вещи, но проводник не запирал ее снаружи на ключ, а госпожа Дарзак не закрыла изнутри на задвижку. Она просто задернула стекло дверцы занавеской так, что из коридора нельзя было заглянуть внутрь купе. Дверца другого купе, где расположились путешественники, занавешена не была.
Все это Рультабиль быстро установил рядом точных вопросов, и обстоятельства путешествия Дарзаков до Бурга и господина Станжерсона в Дижон были для нас теперь полностью ясны.
По прибытии в Бург выяснилось, что отправление задерживается из-за аварии на линии. Супруги вышли на перрон, чтобы немного прогуляться, и тут господин Дарзак вспомнил, что забыл написать перед отъездом несколько срочных писем. Они зашли в ресторан, и Робер попросил подать ему письменные принадлежности. Матильда сперва посидела рядом, а затем поднялась и решила погулять перед вокзалом, пока он не закончит свою корреспонденцию. Муж пообещал к ней вскоре присоединиться.
Теперь предоставим слово самому господину Дарзаку.
— Я уже встал, чтобы пойти к Матильде, как вдруг увидел в дверях ресторана ее взволнованное лицо. «О Боже!» — воскликнула она и бросилась в мои объятия. Больше она ничего не могла произнести и сильно дрожала. Я убеждал ее, говорил, что ей нечего бояться, поскольку я рядом, и осторожно поинтересовался, что послужило причиной такого внезапного испуга. Она села, так как не могла держаться на ногах, а я предложил ей что-нибудь съесть. Однако Матильда была не в состоянии проглотить даже глоток воды, зубы ее стучали. Наконец, немного успокоившись, она рассказала, останавливаясь после каждой фразы и с ужасом посматривая по сторонам, что, покинув ресторан, не решилась далеко уходить, так как я должен был вот-вот выйти. На перроне она заметила через освещенные окна соседнего вагона проводников, которые стелили постели. Матильда вспомнила, что ее саквояж со всеми драгоценностями открыт, и решила пойти его запереть, не потому, что усомнилась в честности проводников, а из предосторожности, вполне естественной в таком путешествии. Войдя в вагон, она открыла дверцу купе, в которое мы не заглядывали после Парижа, и тотчас же громко вскрикнула. Никто ее не услышал, потому что в этот момент мимо проходил поезд. Что же случилось? Внутренняя дверца купе, ведущая в туалетную комнату, была приоткрыта, и в ее зеркальной стенке Матильда увидела… лицо Ларсана! Чудовищное видение! Она отшатнулась и бросилась бежать так быстро, что, покидая вагон, споткнулась и упала на колени. Поднявшись, она прибежала в ресторан в том состоянии, о котором я уже говорил. Сперва я ей не поверил, так как всеми силами своей души не желал верить в это ужасное происшествие, и потом, я должен был сделать вид, что в это не верю, опасаясь рецидива ее безумия. Я полагал, что виной всему возбужденное воображение, и предложил немедленно отправиться в купе и убедиться, что она стала жертвой галлюцинации. Жена страшно испугалась и заявила, что ни она, ни я никогда больше не вернемся в это купе и не станем продолжать путешествие этой ночью. Дыхание ее было прерывистым, а голос дрожал. Чем больше я убеждал ее, что подобное появление невозможно, тем настойчивее она уверяла меня в его реальности. Я напомнил, что она слишком мало видела Ларсана после драмы в Гландье и недостаточно запомнила его лицо. Вероятно, это был кто-то просто на него очень похожий. Матильда ответила, что узнает это лицо и через сто лет, ибо Ларсан дважды появлялся перед ней при незабываемых обстоятельствах. Первый раз после происшествия в Необъяснимой галерее, а во второй — в ее комнате, когда судебный следователь явился меня арестовать. И потом, это страшное лицо не переставало ее преследовать столько лет! Она поклялась своей и моей головой, что видела именно Бальмейера, с его бритым лицом и большим лбом. Бальмейера, оставшегося в живых! Она обнимала меня, как будто опасалась ужасной разлуки. Матильда направилась на перрон, затем, закрыв глаза рукой, бросилась в кабинет начальника вокзала, который, увидев несчастную, испугался не меньше меня. «Она сойдет с ума», — подумал я и объяснил смущенному чиновнику, что жена просто испугалась, оставшись одна в купе, и попросил за ней присмотреть, пока я разберусь, в чем дело. Однако едва я приоткрыл
Произнеся это, Робер Дарзак на минуту замолчал, как будто воспоминание об этой встрече лишило его сил продолжать рассказ. Затем он провел дрожащей рукой по лбу и заговорил вновь:
— Прямо перед дверью начальника вокзала висел газовый рожок, и под этим рожком стоял Ларсан. Конечно, он нас подстерегал. И, необычайная вещь, он и не думал прятаться! Напротив, казалось, он делал все, чтобы его увидели. Движение, которым я захлопнул дверь при виде Ларсана, было чисто инстинктивным. Когда я вновь открыл дверь, желая подойти к негодяю, он уже исчез. Начальник вокзала, вероятно, решил, что имеет дело с двумя сумасшедшими. Матильда смотрела на меня широко открытыми глазами, не произнося ни слова, как лунатик. Немного придя в себя, она поинтересовалась, далеко ли от Бурга до Лиона и когда туда идет ближайший поезд. Одновременно она попросила меня перенести наш багаж, желая как можно скорее встретиться с отцом. Не находя другого способа ее успокоить, я сделал все, как она просила. Увидев Ларсана своими глазами, я понял, что наше путешествие более невозможно. Надо ли говорить, мой друг, — прибавил Дарзак, поворачиваясь к Рультабилю, — какая серьезная опасность нам теперь угрожает? Опасность таинственная и мрачная, от которой вы один можете нас уберечь, если еще не поздно. Все происшествие длилось не более четверти часа. Матильда была мне признательна за то, что я без возражений согласился немедленно встретиться с ее отцом, и почти успокоилась, узнав, что через несколько минут отправляется поезд, который останавливается в Лионе около десяти часов вечера. Сверившись с расписанием, мы убедились, что в Лионе увидим господина Станжерсона. Матильда благодарила меня так горячо, как будто именно я устроил это совпадение, и облегченно вздохнула, увидев прибывающий поезд. Однако при посадке, пересекая перрон и минуя газовый рожок, где я заметил Ларсана, она вновь едва не потеряла сознание. Я быстро обернулся, но ничего подозрительного не заметил. Я поинтересовался у нее, что случилось, но не получил ответа. Ее волнение все возрастало, и она умоляла меня не уединяться, а сесть в купе, где уже находились пассажиры. Под предлогом присмотреть за багажом, я оставил ее на минуту среди этих людей и бросился на телеграф — отправить вам телеграмму. Я не сказал об этом Матильде, чтобы не укреплять ее веру в возрождение Ларсана. Открыв ее саквояж, мы убедились, что к драгоценностям никто не прикасался, и решили сохранить все происшедшее в тайне от господина Станжерсона. Для старика это могло иметь фатальные последствия. Он был чрезвычайно удивлен, увидев нас на вокзале в Лионе. Матильда рассказала ему об аварии на железной дороге, прервавшей нашу поездку, и сообщила, что мы решили провести вместе с ним несколько дней у Артура Ранса и его жены, о чем наш старый друг неоднократно просил.
…Следует сообщить читателю, что Артур Ранс много лет был безнадежно влюблен в мадемуазель Станжерсон. Историю их отношений я подробно описал в «Тайне Желтой комнаты». Отказавшись теперь от этой любви, он женился недавно на молодой американке, ничем не напоминавшей таинственную дочь знаменитого профессора.
После драмы в Гландье, в то время как мадемуазель Станжерсон все еще находилась в психиатрической клинике, заканчивая курс лечения, мы узнали, что Вильям Артур Ранс женился на внучке одного старого археолога из Филадельфийской академии наук. Те, кто знал его несчастную страсть к Матильде, сделавшей алкоголиком закоренелого трезвенника, не ожидали ничего хорошего от этого поспешного брака. Поговаривали, что он весьма выгоден для Артура Ранса, так как мисс Эдит Прескот очень богата. Однако вернемся к этому позднее. Вы узнаете также, почему Рансы поселились возле Красных скал в древнем замке на полуострове Геркулес, владельцами которого они стали.
Теперь же продолжим повествование господина Дарзака о их необычайном путешествии.
— Выслушав наш рассказ, господин Станжерсон, кажется, ничего не понял и загрустил, вместо того чтобы обрадоваться. Матильда тщетно старалась казаться веселой. Ее отец видел, что со времени нашего расставания что-то произошло, и это «что-то» от него скрывают. Матильда вспомнила о свадебной церемонии и о вас, господин Рультабиль. Я воспользовался случаем и дал понять господину Станжерсону, что, поскольку вы не знали, как провести отпуск, а мы сейчас все соберемся в Ментоне, то вы были бы очень тронуты приглашением провести его с нами. В «Красных скалах» достаточно места, а Артур Ранс и его молодая жена будут рады оказать нам любезность. Пока я говорил, Матильда взглядом и нежным пожатием руки поблагодарила меня за это предложение. Таким образом, по прибытии в Валанс я послал вам телеграмму, написанную по моему предложению господином Станжерсоном.
Всю ночь мы бодрствовали. В то время как старый профессор спал в соседнем купе, Матильда открыла чемодан, вынула револьвер и, зарядив его, положила в карман моего пальто.
«Если на нас нападут, — сказала она, — вы будете защищаться».
Ах, какую ночь мы провели, друзья мои! Мы молчали, обманывая друг друга и притворяясь спящими. Даже заперев дверцы нашего купе, мы все еще опасались появления этого человека. Когда в коридоре раздавались шаги, наши сердца начинали биться сильнее. Нам казалось, что мы узнаем его походку. Матильда затянула зеркало занавеской, опасаясь, что в нем вновь возникнет его лицо. Преследовал ли он нас? Я старался об этом не думать. А она? Я видел ее, забившуюся в угол, и чувствовал, что она в отчаянии еще большем, чем я. Мне хотелось утешить ее, успокоить, но разве слова могли нам помочь? Как только я начинал говорить, она делала знак рукой, и я понимал, что молчание будет более милосердным. Тогда мы закрывали глаза.