Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
— Я тоже, — кивнул ее спутник, — так что давайте-ка нам обычный, классический обед.
— Борщ посоветую и мясо тушеное в горшочке, — степенно наклонил голову метрдотель.
Надежда почувствовала, что желудок прихватил голодный спазм, и едва удержалась, чтобы не схватить с тарелки кусок хлеба.
Преступно медленно официант расставлял приборы, наливал воду в стаканы. Чтобы не скрипеть зубами, Надежда извинилась и вышла в туалет. Она причесалась перед большим зеркалом, вымыла руки и даже слегка сполоснула лицо. Холодная вода помогла —
Когда Надежда вернулась, на столе стояла уже фарфоровая супница, и официант наливал из нее в тарелки малиновый борщ. И сметана плавала в тарелке кипенно-белым островом, и посыпанная зелень выглядела на этом острове пальмами и акациями. И на отдельном блюде лежали горячие пампушки.
Потребовалось употребить всю силу воли, чтобы не наброситься на борщ с рычанием голодного тигра. Надежда съела две пампушки, потом решила наплевать на приличия и съесть третью. Когда принесли второе блюдо, она была уже в состоянии поддерживать разговор.
Впрочем, Сергей Сергеевич особенно беседой ее не утомлял, глядел сочувственно — досталось, мол, тебе не по заслугам.
— Не смотрите так, — не выдержала Надежда, — я женщина крепкая, выдержу.
— Ни минуты в этом не сомневаюсь! — сказал он серьезно. — Хоть мы и не много знакомы, успел убедиться, что характер у вас сильный, никому не позволите собой помыкать.
От сытной еды Надежда слегка расслабилась.
— Однако вы тоже расстроены, — сказала она, — не сочтите меня невоспитанной, но могу я спросить…
— Отвечу! — Сергей Сергеевич тяжело вздохнул. — Вам — отвечу. Понимаете, годы мои немалые, человек я одинокий… Знаете небось мою историю…
— Сами же говорили, что город маленький и все слухи разносятся быстро, — кивнула Надежда, — слышала я про вашу трагедию, слов нет, как она меня потрясла. Конечно, вам сочувствие постороннего человека ни к чему и сострадание мое тоже.
— Отчего же… — протянул Сергей Сергеевич, — я же вижу, что вы — человек искренний.
Надежда через стол коснулась его руки, они помолчали.
— В общем, человек я одинокий, но небедный, — заговорил Сергей Сергеевич, — пора, как говорится, о душе подумать. Оставить мне средства свои некому. Можно, конечно, в какой-нибудь фонд перечислить, к примеру, для детей больных. Но сами знаете, деньгами чиновники ведают, так что кто его знает, сколько моих денег детям несчастным достанется?
— Это точно… — пробормотала Надежда.
— Если уж делать доброе дело, то никому его поручать нельзя, — продолжал ее собеседник, — надобно самому всем распорядиться. В общем, хотел я городу своему родному подарок сделать. Привести в порядок парк, отреставрировать имение, там музей устроить, а в парке чтобы жители отдыхали. Ну, пока собирался — тут как раз дорогу решили проводить. Так что по всему выходит — не сделать мне перед смертью доброго дела. Оттого и тяжело на сердце.
— Если бы я была самой главной, я бы вашему мэру приказала, чтобы он дорогу в обход провел, а парк в покое оставил! — горячо сказала Надежда. — Но к сожалению, я никто.
— Спасибо, Надежда Николаевна, за порыв. — Теперь уже он накрыл ее руку, затем поднес к себе через стол и поцеловал.
Капитан Зеленушкин подошел к дверям ресторана «Солонка».
У входа стоял здоровенный детина в малиновом бархатном камзоле с позолоченными пуговицами.
Правда, из-под камзола торчали совершенно неуместные джинсы, и еще больше нарушала цельность образа грубая физиономия швейцара, к которой больше подошел бы китайский тренировочный костюм. Смерив капитана презрительным взглядом, швейцар оттопырил губу и проговорил:
— У нас дорого.
— Я тебя спрашивал? — процедил капитан, пристально взглянув на детину. — Ты говорить будешь, когда я спрошу!
Он двинулся вперед, но швейцар набычился и загородил дверь своим мощным корпусом:
— У нас частное заведение! Мы можем не пускать, если нам кто не понравится!
— Гришенька, — из-за спины швейцара выглянул невысокий подвижный, хотя и полноватый человек средних лет в черном пиджаке и бабочке, — Гришенька, ну сколько тебя учить! Ты что, не видишь, что гражданин из милиции?
— На нем что, написано? — проворчал швейцар, неохотно отступая в сторону. — Я смотрю — не наш контингент…
— Ты, Гриша, должен читать не только то, что написано! У тебя работа психологическая! Тебя здесь для чего поставили? Для того, чтобы ты проводил фейс-контроль, а не для того, чтобы создавал фирме неприятности! — Господин в бабочке тонко улыбнулся капитану и проговорил бархатным, обволакивающим голосом: — Заходите, Иван Семенович! Молодой человек не разобрался. Мы вам всегда рады. У нас сегодня очень удачное филе-миньон с тушеными овощами…
Господин в бабочке был хорошо знаком капитану.
В определенных кругах его знали под кличкой Профессор.
Не так давно он отсидел два года за мошенничество, и сразу же после освобождения за представительную внешность и хорошие манеры его взяли в ресторан метрдотелем. С тех пор ни в чем криминальном он не был замечен.
— Нет, Профессор, есть у вас я не буду, — ответил на приглашение капитан. — Молодой человек прав, у вас для меня дорого!
— Иван Семенович, какие счеты между старыми знакомыми! Мы вам сделаем огромную скидку! Как самому дорогому клиенту…
— И некогда мне. Я, между прочим, на работе. И пришел сюда по служебной необходимости.
— Вы таки меня чрезвычайно расстраиваете, Иван Семенович! — вздохнул метрдотель. — У нас приличное заведение, с солидной постоянной клиентурой, мы не связываемся ни с каким криминалом! Я вовсе не спешу обратно на нары!
— А я и не говорю про криминал, — усмехнулся капитан. — Мне только нужно задать вам несколько вопросов. Если вы на них чистосердечно ответите — наша встреча не будет долгой…