Шрифт:
Часть первая
Глава 1
Грофилд открыл правый глаз и увидел, что в окно его комнаты лезет девушка. Закрыв правый глаз, он открыл левый, но девушка никуда не исчезла. Серая юбка, синий свитер, светлые волосы и длинные загорелые ноги, оседлавшие подоконник. Все было на месте.
Но ведь комната находилась на пятом этаже гостиницы. За окном ничего не было, только воздух да противная глазу панорама Мехико-Сити.
Комната Грофилда была погружена в полумрак, поскольку он дремал после
— Если вы — моя волшебная фея, почешите мне спину.
Девушка подскочила, с кошачьей мягкостью приземлилась на ноги и попятилась к дальней стене, вытаращив на Грофилда глаза. В полумраке ее зрачки мерцали, как белые звезды, в них застыл ужас.
Грофилд не ожидал такой бурной реакции. Он попытался успокоить девушку.
— Я серьезно, — сказал он. — Встать с постели я не могу, а спина жуть как чешется. Раз уж вы все равно идете мимо, почешите мне, пожалуйста, спину.
— Вы тоже из этих? — спросила она скрежещущим от страха голосом.
— Смотря что вы имеете в виду. Иногда я бываю “одним из этих”, а порой и возиться не стоит. Последнее время я не был “одним из этих”, поскольку нездоров.
Блеск в ее глазах мало-помалу затухал. Она спросила голосом, уже больше похожим на человеческий:
— О чем это вы?
— Откуда мне, к чертям собачьим, знать? Разве мы о чем-то говорим? — Он попробовал сесть в постели, но его так и передернуло от боли в раненой спине. Он поморщился и покачал головой.
— Мне все хуже, — проговорил он. — Так всегда бывает перед выздоровлением. Она боязливо отошла от стены.
— Вы ушиблись?
— Пустяки, mon capitaine, малость зацепило мягкие ткани. Я бы тотчас выздоровел, стоило какой-нибудь Флоренс Найтингейл почесать мне спину.
— Я доверяюсь вам, — сказала девушка, сделав еще один шаг к кровати. — Видит Бог, мне надо кому-то довериться.
— Не будь я хворый, вы бы так не говорили. Она вдруг посмотрела на потолок, словно боясь, что он сейчас обрушится, потом снова обратилась к Грофилду:
— Вы мне поможете?
— А вы почешете мне спину?
Теперь ее переполняло сменившее ужас нетерпение.
— Я совершенно серьезно! — сказал она. — Это вопрос жизни и смерти!
— Такого быть не может, но я вам вот что скажу. Вы почешете мне спину, а я спасу вам жизнь. Идет?
— Если вы позволите мне побыть здесь, — сказала она. — День-другой, пока не минует опасность. Грофилд улыбнулся.
— Я уже много дней лежу в этой постели, — ответил он. — Мне не с кем поговорить, нечего почитать, совершенно нечем заняться. Время от времени я с грехом пополам поднимаюсь, кое-как добираюсь до ванной и снова ложусь. А когда, подремав, просыпаюсь, то чувствую, что место раны немеет, а вокруг него жутко чешется. Три раза в день помощник портье, угодливый молодой человек с густыми усами и наглой ухмылочкой, приносит мне поднос с отбросами и заявляет, что это пища, а я ее ем. Дорогая, если вы иногда будете разговаривать со мной, а иногда чесать мне спину, вы можете остаться здесь хоть навсегда. Правду сказать, я даже готов заплатить вам, чтобы вы остались здесь навсегда.
Она
— Вы мне нравитесь. Мне нравится ваше отношение к жизни.
— А в спину мою вы просто влюбитесь. Она подошла к кровати.
— Вы можете сесть?
— Пока еще нет. Каждый раз, когда я просыпаюсь, все тело так затекает, что я не в силах шевельнуться. А вот перевернуться я, пожалуй, сумею.
— Я вам помогу.
Он дал ей правую руку. Она потянула его, Грофилд принялся извиваться ужом и вскоре уже лежал ничком, смяв в комок все простыни.
— Эй, да вы же в чем мать родила! — воскликнула девушка.
— На мне же целая постель, — сказал он в подушку. — Разве этого недостаточно?
Девушка расправила простыни и прикрыла Грофилда до пояса.
— Ну вот, хорошо. Что это за повязка?
— Там рана.
Девушка осторожно дотронулась до повязки, которая была наложена возле левой лопатки.
— Что за рана?
— Нанесенная стрелой Купидона. Я посмотрел в глаза милой волоокой сеньориты, и Купидон пронзил меня стрелой, я и опомниться не успел.
— Выходит, вы тоже в беде, — заметила она.
— Ничего подобного. У меня весь мир на поводке. — Он слегка изогнулся. — Вы когда-нибудь начнете чесать? В основном вокруг повязки.
Она принялась чесать.
— Повязку надо сменить, вы знаете?
— Я вам не акробат.
Она чесала спину легкими широкими круговыми движениями.
— Вы говорите, не в беде, — задумчиво сказала она. — А между тем кто-то же вас ранил...
— Стрелой.
— Какая разница, чем? Вы лежите здесь совершенно один. Очевидно, не хотите, чтобы вас осмотрел врач. Вы вообще не выходите из комнаты и... О-о!
— О-о?! Чешите, чешите.
— Простите. Я только что поняла, в чем дело.
— Дело?!
— Ну, ваша рана. Она ведь огнестрельная, разве нет? Вот почему вы не хотите показаться врачу.
— Теперь давайте поговорим о вас.
— Могу спорить, вас разыскивает полиция, — заявила она.
Грофилд задумался над ответом. Мысль о том, что его ищет полиция, вроде бы обрадовала ее; во всяком случае, она сама попала в какую-то переделку и, очевидно, не могла обратиться в полицию, так что пора было выдать ей какую-нибудь убедительную историю, которая заставила бы ее молчать впоследствии, если у нее самой нелады с законом. Грофилд набрал в грудь воздуха и сказал:
— Вы правы. Меня и впрямь разыскивает полиция.
— Так я и думала. А что вы такого натворили?
— Я следовал за Любовью, — ответил он, — куда бы она меня ни вела.
— Опять эти глупости, — возмутилась она.
— Нет-нет, это истинная правда. В Нью-Йорке я встретил одну женщину, столь же красивую, сколь и вероломную, любвеобильную, но изменчивую. Она была кастиллийка из Мехико-Сити, кожа цвета алебастра, волосы, как эбеновое дерево, а муж, который был на двадцать лет старше, занимал важный политический пост в Штатах. Эта женщина — назвать ее имя я не смею — у нас с ней закрутился бурный роман, пока она жила в Нью-Йорке, а когда вернулась в Мексику, я ничего не мог с собой поделать и последовал за ней. Жить друг без друга мы просто не могли, и страсть сделала нас беспечными.