Дамочка, что надо
Шрифт:
— Вы же меня все равно не выгоните.
— Нет, если буду знать, чем это чревато. Но слепо я ничего не делаю, не настолько я глуп.
Она закусила губу и, казалось, встревожилась.
— Пожалуй, вы правы, — проговорила она наконец. — Наверное, мне не следует скрывать от вас правду.
— Да уж. Хотя бы ради разнообразия.
Она нервно затянулась сигаретой и спросила:
— Вы когда-нибудь слышали о Большом Эде Фицджералде?
— О Большом Эде Фицджералде? Да нет, вроде бы не слышал.
— Он старается
— О-о? И кто же этот парень?
— Он... ну, он то, что зовется ключевым элементом в схеме.
— Ключевой элемент.
— В преступном мире, — объяснила она, став вдруг очень серьезной, будто зеленая новоиспеченная учительница. — Он на ведущих ролях в мире организованной преступности в Филадельфии.
— О-о, — протянул Грофилд. — А-а. И этот Большой Эд Фицджералд — ваш родственник, так?
— Он мой отец.
— Ваш отец?
Она замахала обеими руками, подчеркивая, насколько все запутано.
— Я сама узнала об этом только три недели назад, — сказала она, — когда его вызвали в этот комитет. Я же думала, он просто строительный подрядчик. Но куда там! Он по уши погряз в преступлениях.
Последняя фраза в ее устах резала слух, и Грофилд поморщился, как от боли.
— Весьма образно, — сказал он.
— Прискорбно, но факт. Он — ключевой элемент, так писали в газетах.
— Эти “тетушки” — его ребята?
— О нет. Они работают на другого, на... соперника отца. На человека, который пытается...
— Не говорите этого. Пытается забрать себе власть? Она улыбнулась и кивнула.
— Совершенно верно. В пятницу мой отец встречается с ним в Акапулько и...
— Вроде той встречи в Апалаччах два-три года назад?
— Только на этот раз они встречаются за пределами страны, что гораздо благоразумнее.
— Оно конечно.
— Так или иначе, — продолжала она, неопределенно взмахнув рукой, — они меня похитили. Они пытаются использовать меня, чтобы вынудить отца пойти на уступки. Потому-то я и должна остаться здесь до пятницы, а потом добраться до Акапулько и встретиться с ним, чтобы он увидел, что я в безопасности.
Грофилд указал на телефон.
— Почему бы не позвонить ему прямо сейчас? Зачем непременно ждать до пятницы?
— Потому что я не знаю, где он сейчас. Он скрывается. Сейчас ему грозит опасность. Те другие могут попробовать убрать его.
— Значит, сегодня... А какой сегодня день? Она явно удивилась.
— Вы не знаете, какой сегодня день?
— Золотко, когда валяешься в постели, один день становится похожим на другой.
— Ах, вон как! Сегодня вторник.
— Вторник. А в Акапулько вам надо быть к пятнице.
— Точно, в пятницу. Я бы не посмела появиться там раньше.
Грофилд кивнул.
— Ну
— Что значит “в этой части”?
— Это значит, что все остальное — просто вранье, золотко. Я помню, что Эдвард Арнольд всегда играл Большого Эда Фицджералда. И Бродерик Кроуфорд, кажется, раз-другой делал это, не так ли? Шелдон Ленард всегда был слишком мрачен...
Девушка вскочила с кровати.
— Не надо издеваться надо мной. Я одна как перст, никто мне не поможет...
— Да бросьте вы!
— А сами-то! Я полагаю, уж вы-то собирались рассказать мне правду!
Грофилд осклабился и покачал головой.
— Как бы не так. У меня заготовлены для вас три обалденные истории, которые ждут своей очереди, и в каждой из них фигурируют одни звезды.
— Думаете, раз вы неисправимый лгун, то и все другие тоже?
— Да нет. Только вы.
Она открыла было рот, чтобы сказать ему пару ласковых, но в этот миг дверь распахнулась, и опять появились три головореза, все с пистолетами. Тот, что прежде вел переговоры, произнес:
— Привет, мисс Фицджералд. Вы, кажется, потерялись? — Он посмотрел на Грофилда, поцокал языком и добавил: — А ты враль. Надо бы провести воспитательную работу.
Глава 4
Грофилд сказал:
— Идите-ка вы все по домам, ребята. Вечеринка начнется только в пять. Я даже еще не вытряхнул окурки из пепельниц.
Говорливый парень покачал головой и сказал:
— Ты очень забавный человек. Я бы подержал тебя при себе, чтобы ты веселил меня, когда мне грустно. Ты способен идти на своих двоих?
— Недалеко, — признался Грофилд. — Скажем, до горшка и обратно.
— Скажем, к лифту и наверх. Одевайся.
Один из двух других, до сих пор молчавший, сказал:
— Может, грохнем его? Так гораздо проще. Болтун страдальчески посмотрел на него и покачал головой.
— Чтобы гостиница кишела легавыми? — возразил он. — Очень умно.
— Он может выпасть из окна. Больной, голова закружилась, да мало ли что.
— Это у тебя кружится голова. Мертвый — он и есть мертвый, все равно сюда понабегут легавые. Парень — лежачий больной, что ему делать у окна?
Грофилд сказал:
— Вот именно. Втолкуйте ему. Я на вашей стороне. Болтун посмотрел на него.
— Тогда почему же ты не одеваешься? Девушка предложила:
— Мне отвернуться?
— Да уж, пожалуй. А то я весь в синяках.
Она скорчила гримасу и отвернулась.
Грофилд медленно выбрался из постели, он чувствовал себя хоть и слабым, но все же способным передвигаться. Онемение, наступавшее после сна, уже проходило, но сил по-прежнему не было. Брюки его весили целую тонну, а пальцы казались толстыми, вялыми и дрожали.