Дампир
Шрифт:
Несчастный олень лягался и бился, неистово сражаясь за свою жизнь, но Крысеныш, обуянный страхом истинной смерти, был и сильнее, и неистовее. Вырываясь, олень потащил его за собой, но он всей тяжестью своего тела повис на шее животного, повалил его на землю, и скоро олень обмяк в его нечеловечески сильных руках. Вкус и сила крови животного не могли идти ни в какое сравнение с человеческими. Эта жертва не подарила Крысенышу привычного упоения, зато теперь у него были силы, чтобы исцелиться. Вампир разжал руки и оттолкнул от себя мертвого оленя.
Панический
Теперь, когда угроза истинной смерти миновала, изменилось и состояние его ума. Он почти стыдился своего недавнего страха и того, что ему тогда так нужен был Рашед. Вампиры общаются друг с другом только по собственному выбору, а не потому, что им кто-то там нужен.
Чистая, животная сила убитого оленя струилась по жилам Крысеныша. Крысеныш чувствовал, как в его висках мерно и сильно бьется полнокровный пульс леса — его собственный пульс умолк много-много лет назад. Завыл волк, где-то неподалеку заухала сова.
Желает ли он на самом-то деле трястись неделями в трюме утлой шхуны, плывя по желанию Рашеда к новой жизни, которая будет точной копией прежней? Для чего? Чтобы построить еще один пакгауз и снова жить среди смертных, уподобляясь им во всем?
Крысеныш замедлил шаг, поглядел на свою грудь и содрал с себя остатки рубахи. Осмотрел едва зажившую рану. Вид у нее неважный, но кровь смертного довершит исцеление. И снова он задумался о том, как же ему следует поступить.
Тиша хотела бежать.
Рашед хотел остаться.
Мотивы обоих были теперь Крысенышу совершенно ясны — все как на ладони. Рашед хотел отомстить и навсегда уберечь Тишу от охотницы. Тиша хотела всего лишь увести Рашеда подальше от охотницы. А как же он, Крысеныш? Кто-нибудь из них о нем подумал? Все эти годы Крысеныш жил вместе с Рашедом и Тишей только потому, что не хотел быть один. И вот сейчас, стоя посреди леса и глядя на свою израненную грудь, он спрашивал себя: а может, все эти годы он на самом деле всегда был один?
— Не будь таким, как они, — прошептал ему на ухо знакомый и безумный голос.
Крысеныш дико оглянулся, но никого не увидел. Он узнал этот голос. Облик Парко неожиданно возник перед ним, и Крысенышу вдруг неудержимо захотелось свободы — свободы охотиться, убивать и кормиться не по правилам, а так, как он пожелает.
Он опять двинулся в путь, но теперь его сопровождали белое лицо и дикий хохот давнего спутника. А где же теперь тело Парко? На дне реки, потому что туда его бросила охотница — та самая, что охотится сейчас на Крысеныша.
Он услышал стук молотка по дереву и, подобравшись ближе, притаился за деревом. Негромко и вкрадчиво журчала, колыхаясь, зеленая вода затоки. Рашед, голый по пояс, трудился, пытаясь заделать дыру в корпусе шхуны.
От смертных плотников его отличала только неестественно бледная кожа. Обнаженные мускулистые
— Разве это — истинное Дитя Ночи? — вкрадчиво прошептал Крысенышу мертвый голос Парко.
— Нет, — качнул головой Крысеныш. И отступил на шаг, остро сознавая всю тщетность усилий Рашеда, всю бессмысленную опасность войны с охотницей и смутно сожалея, что больше он не увидится с Тишей.
Теперь в нем не осталось и тени сомнений. Нет, Крысеныш не вернется. Лес зовет его. Он будет убивать, добывать одежду, снимая ее со своих жертв, и во всем следовать своей истинной натуре.
В последний раз испытал он прилив грусти, подумав о Тише. А затем растворился в ночном лесу, направляясь на север.
Хотя дыра в борту шхуны была невелика, Рашед понемногу осознавал, что вряд ли сумеет залатать ее без необходимых материалов, но даже и тогда несколько ночей уйдет на то, чтобы сделать шхуну пригодной к выходу в море. Он содрал с палубы несколько досок и попытался смастерить из них заплату для корпуса шхуны. Вначале эта работа ему даже нравилась — приятно было заниматься полезным делом и сознавать к тому же, что он по-прежнему хозяин своей судьбы. Теперь же Рашед решил, что им надлежит избрать другой способ бегства. Если идти по ночам по тракту, они доберутся до следующего портового города и там купят себе место на корабле.
При этой мысли Рашед нахмурился. «Купить» — значит, им понадобятся деньги, а он-то рассчитывал, что это случится не скоро.
Мысли его обратились к Тише. Если вспомнить, каким образом она охотится, волноваться за нее нет причин, и все же Рашед то и дело оглядывался на лес, всем существом желая, чтобы Тиша поскорее вернулась.
Поневоле созерцая лесной пейзаж, он не мог не восхищаться красотой и разнообразием жизни, бурлившей вокруг затерянной шхуны. Нос и корму суденышка густо оплели белые и лиловые вьюнки, и их крупные цветки качались колокольцами рядом на фоне сумрачной хвои елей и зарослей дикой сирени. Даже в лунном свете было хорошо видно, как лоснится влажной зеленью мох, густо покрывавший стволы и корни деревьев. Мысль о том, что из такого прекрасного места им придется спасаться бегством, вызвала у Рашеда прилив ненависти к охотнице, которая начисто разрушила все, на чем зиждилось их нынешнее существование.
— Из тебя бы вышел замечательный плотник, — прозвучал за его спиной знакомый нежный голос.
Рашед обернулся и увидел, что Тиша рассматривает плоды его трудов, которые сам он оценивал так невысоко.
Все красоты окружающей природы блекли рядом с ее густыми шоколадными кудрями, так прихотливо обрамлявшими нежное лицо и волнами ниспадавшими на плечи. Ничто не могло сравниться с Тишей.
— Кузнец мертв? — спросил Рашед, ни словом не обмолвившись о том, как он рад ее возвращению.
— Да…