Дамский выстрел
Шрифт:
Уже с покупкой Станкевич заприметил пожилую уборщицу и подошел к ней.
— Где найти Соньку Воробьеву?
— Соньку? — уборщица пытливо разглядывала незнакомца.
Можно было сунуть тетке полтинник, но Станкевич и так потратился на дорогую рыбу, поэтому грубо щелкнул милицейской корочкой перед носом уборщицы.
— Где Воробьева?
Уборщица указала на подсобку и забубнила что-то неласковое в адрес ленивой напарницы. Станкевич открыл указанную дверь. Замотанного в бумагу угря он держал наперевес, как бейсбольную биту.
— Софья Воробьева? — гаркнул Станкевич. — Вы арестованы за кражу личного имущества.
Баба замерла, мужик скосил мутный взор, переваривая услышанное. Станкевич повторил трюк с милицейским удостоверением. Он умел тремя пальцами открывать и лихо хлопать корочками.
— Хотите быть свидетелем? — миролюбиво поинтересовался он у кавалера, застегивающего ширинку. Агенту приходилось одновременно играть роль плохого и хорошего полицейского. Мужик затряс головой. — Тогда покиньте помещение.
Оставшись вдвоем, Станкевич позволил женщине оправиться и заявил:
— Я расследую кражи в отеле «Дона». Есть сведения, что ты…
— Но я уже давно там не работаю, — спохватилась бывшая горничная Сонька.
— Я знаю. Тебя как раз и уволили за кражи. А срок давности еще не вышел.
Сонька молчала. Агент продолжил давление.
— Семь лет назад у одного постояльца украли особо ценное ювелирное украшение. Ты хочешь чистосердечно признаться?
— Я? Нет. Я не брала!
— А свидетели указывают на тебя, Воробьева.
— Кто? Директриса?
— В том числе.
— Да я… Я никогда… Только если деньги открыто лежат. Ну, вы знаете, чаевые.
— Хороши чаевые. Тиснула драгоценное колье и дурочку корчишь.
— Не видела я никакого колье.
— А постояльца потом убили. Это совсем другая статья. — Станкевич грозно навис над растерянной женщиной и резко повысил голос. — Кому ты дала наводку?
— Я ни при чем. Я не занимаюсь такими делами.
— Тогда кто? Кто с ним общался? Ты убирала в 308-м?
— Да.
— Кто к нему приходил?
— Я не знаю.
— А если вспомнить? Может, в следственном изоляторе к тебе память вернется? Если ты по-хорошему не понимаешь, я устрою встряску.
— Проститутка у него ночевала. Ее и трясите, — захныкала перепуганная женщина.
«Уже интереснее, — решил Станкевич. — Можно и ослабить напор».
— Ты ее видела?
— А то. Я уже половину этажа убрала, когда она из номера выходила. Шалава пышноволосая. Она и в другой гостинице работала, где я убиралась.
— Как ее зовут?
— А черт ее знает. Они все там Линды и Анжелы. Нам от них не перепадало. У портье спросите.
— Опиши ее.
— Волосы светлые. Пупок голый. Фигура не очень, бревно. А, вспомнила! Ее Евой кличут. Шевелюра у нее видная, а остальное — так себе.
— Ева, говоришь. Это ее настоящее имя?
— Я в паспорт не заглядывала.
— Ну, ладно, Софья Воробьева. Вернемся к погибшему. Ты видела его тело? Где были раны?
Уборщица шмыгнула носом, вытерла руку о платье.
— Кто ж мне покажет. Это ночью случилось, а я с утра работаю. Начальство велело молчать, чтобы не отпугнуть постояльцев. Нас, горничных, только через неделю в тот номер пустили. Там и убирать было нечего. Все вещи умыкнули, даже матрас с кровати.
— Значит, как выносили тело, ты не видела?
— Не-а. По правде сказать, я наших спрашивала, никто не видел. Там серьезные люди работали. Все в штатском, лица каменные, ментов на порог не пускали. — Воробьева прищурилась. — Э, а вы из каких будете?
— Откуда надо. — Станкевич решил свернуть разговор. Припугнул тайной следствия, пригрозил арестом за дачу ложных показаний и удалился. На первый раз он почерпнул достаточно информации.
11
Первый день, Калининград, 14-55
— Теперь твоя очередь вспоминать, — вывел меня из оцепенения Коршунов. — Ты же наблюдала за Назаровым третьего июля.
— Да-да. — Я не стала делиться неясной ускользающей догадкой.
— Так рассказывай.
— Я устроилась в номере, получила твое задание по электронке и взяла напрокат автомобиль. Мне помогли служащие отеля. Это был старенький «Опель» с затемненными стеклами. Поначалу я расстроилась, а потом поняла, что ничем не выделяюсь на улицах. Калининград — это кладбище немецкого автопрома.
— Скорее дом престарелых, с палатами интенсивной терапии в виде автосервисов. Но для конспирации — то, что надо.
— Я косила под отдыхающую. Поэтому напялила летнюю шляпу с опущенными полями, пестренький костюмчик, лицо прикрыла огромными темными очками, на плечо повесила сумочку, к сожалению, без ствола, и направилась к отелю «Дона». Карту города и области я изучила еще в самолете. Гостиницу нашла сразу. Осмотрелась, прикинула точки обстрела. Выбор был невелик. Чтобы мое поведение выглядело естественно, я зашла в ресторан при отеле, «Дольче вита», и решила пообедать.
— Вот! А мне запрещаешь обедать после самолета. Где справедливость?
— Я действовала по интуиции, и она меня не подвела. В ресторане я засекла Назарова…
— Ну, — поторопил Коршунов.
— Первый контакт с клиентом всегда волнующ. Присматриваешься, оцениваешь. Кто он, как себя поведет, чего ожидать? И самое неприятное… Смотришь на человека и знаешь: скоро он умрет.
— Давай без сантиментов. Как он тебе?
— Назаров выглядел уверенным в себе мужиком, но осторожным. Сидел спиной к стене, лицом к залу. Головой не вертел, но глазки то и дело сканировали пространство. Я поняла, что с ним будет непросто. Не бизнесмен и не бандит, и на чиновника не тянет.