Дамы плаща и кинжала (новеллы)
Шрифт:
Надо же, женщина с грудью маркитантки, с глазами куртизанки, а умна, ну прямо как целый кабинет министров! Какие веские и разумные доводы приводит, чтобы убедить Веллингтона не идти на поводу у Меттерниха! Русская армия окрепла, победила турок на Балканах, взяла Варну, в Малой Азии у нее тоже сплошь виктории, которые привели к Адрианопольскому миру и признанию независимости Греции… Действительно, надо быть полным идиотом, чтобы в такой ситуации ввязываться в войну с Россией!
Англия ни во что ввязываться не стала.
Вот это была плюха для Меттерниха! Удар не только по политической системе великого австрийца, но и по его колоссальному самолюбию. И его чуть не хватил самый настоящий удар, когда он узнал, кому именно он обязан всем этим безобразием. Доротея, прелестная Доротея… ах ты ж такая и разэтакая! И Клеменс Лотер поклялся отомстить бывшей любовнице за измену и противодействие…
Забегая вперед, можно сказать, что ему удастся сделать это, но еще не скоро, не скоро.
А пока Дарье Христофоровне коварно, как женщина женщине, отомстила судьба.
Нет, сначала-то обстоятельства складывались более чем благоприятно. Веллингтон, кратковременный амур с которым постепенно превратился в беспрерывное выяснение отношений и почти откровенные скандалы (все-таки он спохватился, что позволять командовать собой женщине ему непозволительно!), вышел в отставку, и премьер-министром Англии при новом короле Вильгельме IV сделался Чарльз Грей. Играть в l’espionne при таком премьере было просто делать нечего: все секретные реляции кабинета княгине Ливен, можно сказать, с нарочным передавали!
Да-да, вот уже несколько лет как графиня Дороти стала княгиней — благодаря незабвенной свекрови Шарлотте Карловне, которая была удостоена княжеского титула с нисходящей линией, то есть князьями сделались и ее дети, а значит, и сын Христофор Андреевич с женой! На этой почве новоявленная княгиня даже стала гораздо мягче относиться к супругу и на радостях родила ему еще двух сыновей.
Однако сия идиллическая ситуация в ее семье и в политике длилась недолго. Ровно до 1830 года, когда в Польше вспыхнуло восстание, а Англия принялась выражать открытое сочувствие мятежникам и порицать Россию.
Дороти была вне себя от возмущения! Она пилила лорда Грея за мягкотелость до тех пор, пока 26 августа 1831 года Варшава не была снова взята русскими войсками.
— Наконец я спокойна относительно Польши и могу вполне предаться парламентским интересам! — заявила Дороти своему старинному другу.
Она рано успокоилась. В Лондоне появился Адам Чарторыйский! Мало того, что этот человек в свое время явился причиной раздора между императором Александром I и Елизаветой Алексеевной! [81] Чарторыйский был одним из предводителей польского восстания, главой аристократической партии. Он бежал за границу с паспортом, выданным ему Меттернихом (!!!), и встретил самый радушный прием в английском обществе.
81
Об этой истории рассказывается в новелле «Тихая тень», которую можно прочесть в книге Е. Арсеньевой «Браки совершаются на небесах».
Более того — лорд Грей пригласил его к себе на обед, где присутствовали министры!
Это потрясло Дороти и лишило ее привычной сдержанности.
— Вы забываете, — почти кричала она в лицо премьеру, — что Адам Чарторыйский политический преступник, изобличенный в причинении вреда России, другу и союзнику Англии. И этот преступник встречает такой лестный прием у главы английского правления! Мой дорогой сэр, вы упускаете из виду, что государственный деятель отвечает за свои поступки и что прием, оказанный вами Адаму Чарторыйскому, может быть принят за оскорбление России!
Превращение «милой Дороти» в фурию фуриозо взбесило лорда Грея, который, честно говоря, до сих пор еще не мог ей простить романа с Каннингом.
— Я не могу допустить, чтобы мои личные отношения стесняли меня в моих обязанностях! — холодно ответствовал он и поспешил удалиться, причем выражение лица у него было такое, словно он более не намерен возвращаться.
Дарья Христофоровна поняла, что хватила через край. Потом она попыталась сделать какие-то шаги для примирения, даже убедила графа Нессельроде и самого императора Николая Павловича принять в Петербурге посольство лорда Дёргэма, зятя Грея, хотя этот Дёргэм был политически одиозной фигурой… но было уже поздно. С Греем-то помириться ей удалось, однако слух о ее нелояльных речах дошел до лорда Пальмерстона, который к тому времени сделался министром иностранных дел и был враждебно настроен к России вообще, а к Дарье Христофоровне в частности. Он ей категорически не доверял!
И, строго говоря, правильно делал.
— Нужно следовать именно тому, чего не говорит княгиня Ливен, и делать то, что она не думает предлагать, — весьма разумно поучал он своих коллег, некоторые из коих давно и прочно поддались очарованию жены русского посла. — Мне слишком хорошо известно, какую «пользу» принесла она моим друзьям своими советами, чтобы когда-нибудь самому воспользоваться ими!
Как раз в это время в Лондоне поселился в качестве французского посланника Шарль Морис Талейран де Перигор, герцог Дино, князь Беневентский, бывший министр Наполеона, величайший европейский хитрец и проныра. (Куда там всяким Меттернихам! Клеменс Лотер против Талейрана был просто мальчик из церковного хора!) Сейчас, впрочем, князь Беневентский был восьмидесятилетний патриарх политических игр, и Дарья Христофоровна прониклась к нему огромной симпатией. «Вы не поверите, сколько добрых и здравых доктрин у этого последователя всех форм правления, у этого олицетворения всех пороков, — писала она лично императору Николаю. — Это любопытное создание; многому можно научиться у его опытности, многое получить от его ума; в восемьдесят лет этот ум совсем свеж… Но c’est un grand coquin!» [82]
82
Это большой мошенник! (фр.)
Авантюристы — те же мошенники, а Дарья Христофоровна, как нам известно, питала особенную слабость к авантюристам. Она сдружилась с Талейраном и его племянницей мадам Дино, а Пальмерстон эту пару совершенно не выносил, терпеть не мог! Тень этой неприязни еще более усугубила его нелюбовь к русской посланнице…
В 1832 году Пальмерстон вздумал отозвать из Петербурга прежнего английского посла, Гейнсбери, и назначить на его место Стратфорда Каннинга. Это был дальний родственник покойного Джорджа Каннинга, но он отличался от бывшего любовника Дарьи Христофоровны как небо от земли: был лютым русофобом и горячо симпатизировал туркам и полякам. Назначение его в Петербург было рассчитанным оскорблением русскому императору, и княгиня Ливен не могла не спрашивать себя: не отношение ли Пальмерстона к ней спровоцировало ту дипломатическую оплеуху, которую получает Россия?
Она встревожилась не на шутку… Впрочем, император Николай Павлович был не тот человек, который будет позволять «островному государству» наносить себе оскорбления. Он отказался принять у Стратфорда верительные грамоты.
Дарья Христофоровна пришла в восторг, решив, что Пальмерстон поставлен на место. Ничуть не бывало! Он по-прежнему настаивал на кандидатуре Стратфорда… И нашла коса на камень: Николай взял да и отозвал из Лондона русского посла Ливена.
Христофору Андреевичу была приуготовлена почетная должность сделаться воспитателем наследника престола цесаревича Александра Николаевича. Князь Ливен был в восторге. Но его жена…