Данэя
Шрифт:
Недавно подвернулся в книжном магазине учебник арифметики с таблицей простых чисел до 6000 — я его сходу купил. Построил графики промежутков между соседними простыми числами на миллиметровке, которую приволок с работы. Вроде сплошной хаос. Потом пригляделся: в хаосе этом уйма повторяющихся или, по крайней мере, каких-то правильных групп. Правда, закономерность их повторения выявить не удается, так что пока дальше уже обнаруженного я не продвинулся, хотя шибко мечталось получение формулы вычисления простых чисел.
Думаю дальше попробовать вот что: нельзя ли связать эти группы с элементарными
Правда, не знаю, сможет ли у меня что-то получиться. А хочется! Ой, как! Смочь, суметь — и тем посрамить дьявола. Во!
Страшно охота с тобой встретиться и потолковать, а то» — письмо обрывалось.
— Что скажешь?
— Весьма интересно. Покажи графики.
Они шли один над другим: гистограммы и угловатый. Группы, одинаковые или симметричные, были заметны сразу — даже без стоящих над ними цветных отметок.
— Лал, я хочу иметь этот материал.
— Тебе нужен его адрес в Центральном архиве?
— Нет. Разреши переписать из твоего архива. Сейчас.
Лал понимающе улыбнулся. Обычный прием: многие переписывают себе в личные архивы огромное количество материала, чтобы воспользоваться им в нерабочие дни — с четверга до понедельника, когда связь Центрального архива отключена. Это была одна из мало эффективных попыток помешать людям работать и в эти дни. Дан дал ему пластинку с личным кодом, и Лал, поднеся ее к радиобраслету, включил перезапись.
Закончив, он протянул пластинку обратно, но Дан отвел его руку:
— Пусть она будет у тебя. — Это значило многое: признание Лала своим другом — поднеся эту пластинку к своему радиобраслету, он может устанавливать с Даном прямую связь в любое время, даже когда внешняя связь его отключена, и изображение Лала сразу загорится на экранчике браслета Дана. Лал был польщен.
— Спасибо, отец мой!
— Всегда буду рад видеть тебя и говорить с тобой. — Дан взял протянутую в ответ пластинку Лала. — Но теперь мне пора: уже довольно поздно, и я устал.
Не это было причиной, но в том он не хотел признаться ни себе, ни Лалу. Сел в прикатившее по его вызову самоходное кресло; Лал, выдвинув из толстых подошв ролики с моторчиками, покатил, рядом. Оба молчали.
— Давай прощаться, Однокамушкин, — сказал Дан у транспортного колодца, лукаво улыбнувшись. — Кстати: это что-то значит?
— Да. Эйнштейн: шутливый вольный перевод на русский — их язык.
— Вот как! Они были еще и веселыми людьми.
Кабина выскочила из колодца и откатилась в сторону; откинулась крышка. Надо было садиться. Но Дан медлил, растягивая последние минуты их совместного пребывания, продолжая ласково глядеть на Лала.
Высокий, 230 сантиметров роста, ладный, обтянутый серебристо-серым комбинезоном, с единственным украшением в виде головного обруча с розеткой на лбу, в которую встроены телекамера и микрофон — его репортерские инструменты, — таким он запомнился Дану по их первой встрече.
— Тебя ждут?
— Да.
— Женщина?
Это не должен спрашивать даже друг, и Лал мог не отвечать, но почему-то вопрос его не покоробил.
— Женщина.
— Тогда счастливо! — он коснулся плеча Лала. — А где твоя кабина?
— Мне недалеко.
— Тогда возьми мое кресло. До встречи! — Он лег в кабину. Лал поднял руку в прощальном жесте; крышка опустилась, и кабина исчезла в отверстии. Лал уселся в кресло и покатил к краю парка, где высились ажурные каркасы с многочисленными ярусами блоков-жилищ.
Было хорошо: Дан казался человеком, способным понимать многое, с которым он сможет, наконец-то, поделиться мучающими его сомнениями; который сумеет понять его и, может, чем-то помочь. Потому что, как и многие его современники, несмотря на большое количество контактов, он слишком часто чувствовал себя удивительно одиноким. Ведь поглощенные своей работой, собственными мыслями, люди были мало способны проникнуться мыслями и чувствами других и, равно благожелательные ко всем, редко были тесно близки между собой.
2
Кабина неслась по подземной трубе, одной из многих, сетью шедших под городом; по ним осуществлялось почти все пассажирское движение в нем. Трубы прорывали кротовые машины, которые под конец оплавляли землю, создавая несущую и водозащитную оболочку. Кабины имели автономный привод и двигалась автоматически, после того как в нее вводился адрес места назначения. Все подземное движение в городе контролировалось Центральным транспортным компьютером, который, получая и мгновенно перерабатывая всю информацию о движущихся кабинах, определял в конкретной совокупной ситуации оптимальный маршрут каждой из них, обеспечивая ее быстрейший приход в указанное место назначения. Благодаря ему и огромному количеству датчиков в путепроводах кабины двигались очень быстро при полном отсутствии столкновений. Человек в кабине, полулежа в кресле, мог смотреть на экране в крышке программу новостей и объявлений — «газету».
Не только транспорт был упрятан под землю. Там же находились и абсолютно все заводы, производство на которых было полностью автоматизировано, а управление осуществлялось с помощью кибертехники. Их подземное расположение освобождало поверхность земли для жизни и отдыха людей и, кроме того, обеспечивало нормальные экологические условия и безопасность при авариях, которые, правда, давно уже стали исключительной редкостью.
А по земле люди ходили или же не очень быстро катили на чем-нибудь. И повсюду росла зелень: деревья и кусты, трава и цветы. Даже каркасы, на которых устанавливались жилые блоки, почти целиком были обвиты растениями.