Данэя
Шрифт:
Укладывали его в субботу рано: он успевал к вечеру устать, а им хотелось посидеть за столом. Перед сном они купали его. Сами, конечно, — без робота. Сын жмурился от удовольствия, сидя в теплой воде, и играл пеной.
Им было необыкновенно покойно и хорошо в эти минуты: вид голого детского тельца, которое становилось все более упругим, пробуждало непонятно щемящее чувство, что лучше этого больше ничего быть не может.
Он быстро засыпал. Переодевшись, садились за стол. Отдавали должное праздничной еде: блюдам из свежего
Обнимая Ее, Он засыпал под звук тихого посапывания Сына, чувствуя, что жизнь его полна как никогда.
Обучением Сына они занялись в полной мере, как раз когда объем неотложных дел чуть уменьшился. До сих пор оно сводилось к показу фильмов и разговорам, которые он с нетерпением ждал. Слушал и удивительно быстро запоминал. Знал названия всех деревьев в «лесу», еще не достигнув трех лет.
Пора было приступать к систематическому обучению по начальной программе. Здесь начались трудности, связанные с его наклонностями.
Так, он раньше выучил цыфры, чем буквы. Цыфры удобные: они вместо точек, которые надо считать. А буквы? Можно просто слушать запись. И он заупрямился. Пришлось побиться, чтобы объяснить ему практическую необходимость букв. Но поняв, он быстро выучил их.
В нем очень рано проявился практический склад, определивший направленность интересов. Он любил делать что-нибудь сам; с удовольствием смотрел, как делают они, и старался помогать, если ему разрешали. То, что надо делать, давалось ему легко, на лету.
Маме он помогал во многих мелочах, когда она возилась в «лесу» и на огороде, — и довольно толково. Не отрываясь смотрел, как Он работает на компьютере, терпеливо ожидая разрешения сесть на колени. И молчал, понимая, что нельзя мешать.
К их огорчению, он проявлял слишком малый интерес к стихам и сказкам. И к рассказам и фильмам, в которых не было ничего о том, что и как делается. Зато когда Он рискнул показать ему технологический фильм из программы гимназии, Сын смотрел не дыша, с открытым ртом.
Обладая кое-каким слухом, он не особенно любил разучивать и петь детские песни. Пусть лучше Мама пустит его к козлятам или цыплятам.
— Типично инженерный склад, — решил Он.
— Пожалуй! — согласилась Мама.
30
К четырем годам характер у Сына начал портиться: он становился раздражительным и упрямым и, в то же время, скучным, вялым. Часто, включая экран, когда оставляли его одного, они видели, что он, вместо того чтобы играть, неподвижно сидит на полу, обняв руками колени и положив на них голову. И молчит. О чем он думал? Что с ним?
Он как-то задал Ему вопрос:
— Тата, почему в картинках много людей?
— Потому, что так на самом деле.
— Нет! Людей трое: я, мама и ты. А Пес — не человек, и Нянька — тоже.
— Нет, сынок: людей очень много.
— Разве есть еще люди на свете? Не только в картинках?
Стараясь не перевозбудить его, они стали рассказывать ему понемногу о людях, о Земле.
Однажды они увидели на экране, как он отгонял от себя Пса и няньку.
— Ты, Пес, говорить не умеешь, а ты, Нянечка, не живая — потому что вы не люди. А на Земле есть еще люди, и маленькие тоже — дети, как я, и они друг с другом разговаривают и играют. Вот! А вы не можете. Ну вас!
Пес вильнул хвостом с виноватым видом, а робот откатился в угол.
Стало ясно, что ему не хватает общения с другими детьми: прошел возраст, когда ребенок может играеть один.
И они решили, что нужен еще ребенок.
Вновь началось ожидание, вновь он видел, как наливалась, полнела фигура Мамы, снова подгонял ей бандаж и скафандр.
И вот он держит на руках еще одно крошечное существо: девочку.
…Когда Сыну сказали, что у него теперь есть маленькая сестренка, он очень удивился:
— Ее же не было!
— Тебя тоже раньше не было.
— Да? А откуда она взялась?
— Из маминого живота.
— Она вылезла?
— Ну да.
— А почему не вместе со мной? Или я не был у мамы в животе?
— Был тоже. Только раньше.
— А она какая?
— Хочешь посмотреть?
— Хочу, конечно.
Увидев ее, он снова страшно удивился:
— Ой, какая маленькая! Как же она будет играть со мной?
— Ей надо будет вначале подрасти.
— А говорить она может?
— Нет, что ты! Она потом научится.
— А как?
— Мы ее научим.
— И я?
— Конечно! Она твоя сестра, младшая, а ты — ее брат, старший. Ты будешь помогать нам заботиться о ней. Ладно?
Значит, ему надо будет что-то делать: это его весьма устраивало.
— Буду, буду!
…Скучать Сын перестал — у него теперь была уйма занятий: смотреть, как Сестра спит, зевает; бежать к ней, когда она начинает плакать.
Потом она начала подрастать и с каждым днем становиться все забавней. Брат помогал ей учиться ходить, поднимал, когда она падала; играл с ней.
Но все же она была очень маленькой и еще не могла стать его товарищем. К тому же он иногда чувствовал себя обиженным: он больше не пользовался исключительным вниманием Мамы и Его. По сути, он сам еще был маленьким.
До того дня.
Когда Он подумал об этом дне, Лал снова возник в нем.
— Мама пообещала ему самое первое яблоко, которое созреет в саду. Плодовые деревья долго не распускались, а потом не плодоносили: саженцы плохо перенесли космическую консервацию. Наконец, одна из яблонь дала завязи. Радости Сына не было предела: