Данэя
Шрифт:
Привезенная Ими энергия оживила крейсер. Заработали двигатели, пилот-компьютер, и его благополучно посадили.
Это была почти невероятная удача. Вид крейсера, гиганта рядом с катерами, манил в путь, и Они решили не откладывать.
И началась подготовка — к отлету. С того, что после стольких лет, совершив гигантскую работу, замолкли оксигенизаторы. Потом временно были отключены заводы — энергостанции целиком работали на зарядку батарей.
А они прощались с планетой — посещали последний раз места, которые больше всего хотелось сохранить
…В крейсер осталось погрузить только жилой блок. В последний вечер — перед тем, как демонтировать его и вывезти из пещеры, Они устроили прощальный пир.
Дети уже выросли и привыкли сидеть вместе с ними за столом в субботние вечера. Как всегда, Он много играл Им на оркестрионе и скрипке.
Как Они слушали! Даже Сын, который раньше был равнодушен к музыке. В последнее время с ним происходили сильные перемены: пробудилась любовь к прекрасному, стали нравиться стихи и музыка, волновать книги и фильмы. Особенно, как замечал Он, те, в которых играла Лейли: только ее, казалось, видел он тогда, во время просмотра их.
В тот вечер противоположные чувства владели Ими. Сын, пожалуй, грустил перед расставанием с Планетой, которую Они покидали. Но остальных больше радовала возможность увидеть Землю.
Позже Он и Мама отправили детей спать, сами остались в салоне. Мама казалась Ему особенно красивой в тот вечер, хотя была бледна и, похоже, как-то насторожена.
Мама! К тому времени Он совершенно отвык называть Ее иначе, даже мысленно; почти забыл ее земное имя — Эя. Так же, как свое — привыкнув, что Его всегда называют Отцом. Сына тоже не называли по имени, у Дочери его даже не было. Их было здесь всего четверо.
Он тихо играл какую-то импровизацию, а Мама продолжала молчать, время от времени поднимая голову и глядя на Него, как-будто собираясь и в последний момент не решаясь о чем-то заговорить с Ним.
Он сам нарушил молчание:
— Сын заметно меняется.
— Начинается пора его расцвета, — отозвалась Мама. — Он стал мечтательней и более восприимчив к красоте. Вид женщины начинает волновать его.
Но казалось, что Она думала о чем-то другом. Он вновь углубился в импровизацию.
— Отец! — окликнула Она.
— Да?
— Послушай! Я хочу тебе сказать кое о чем.
— Я слушаю.
— Отец, родной: я беременна.
— Что?!
— Кибер показал: неделю назад. Наверно, средство уже не годилось. Совсем некстати, раз мы собрались лететь. Но это не задержит отлет.
— Ты уже — что-то делала?
— Нет еще. Мне казалось, что я должна вначале сказать тебе. — Она теперь была бледна до предела. Он сел рядом.
Да, некстати: полет с его перегрузками при разгоне и торможении, разворотах и маневре. Но Он чувствовал, что значит для Него как и для Мамы — убить зародившуюся жизнь, избавиться от ребенка. Их ребенка.
— Теперь ты знаешь. Не будем откладывать. Я сделаю что нужно. Сейчас.
— Нет! — почти закаричал Он.
— Что — нет?
— Я поведу крейсер так, что
— Скорость крейсера придется снизить чуть ли не втрое.
— У нас полно энергии.
— Мы не знаем, что нас ждет в Большом космосе.
— А мы знали, что нас ждало здесь? Ведь ты и тогда боялась. Ну, представь, что я тогда не сумел бы убедить тебя, и у нас не было бы сейчас Детей. А? Ни Сына, ни Дочки.
— Здесь обжитая планета. Не Космос.
— Который мы совершенно благополучно преодолели, после чего потеряли сразу здесь Лала.
— И все же…
— Не делай это. Прошу тебя, Мама. Я хочу, чтобы Он был.
Она молчала, и Он напряженно ждал. И когда, наконец, Она сказала:
— Хорошо: пусть Он будет, — Они обнялись и долго сидели молча.
Крейсер был набит до отказа. Погружены архивы с гигантским объемом бесценной информации, бесчисленное количество образцов: минералов, растений. Животные — по паре тех и других: остальных не рискнули оставить на планете без надзора. Их мясо вместе с овощами и фруктами — запас свежих продуктов на первое время полета. Установили в крейсер жилой блок. Но львиную долю груза составляли энергетические батареи. Грузоподъемность крейсера была использована до последнего грамма.
Они последний раз облетели планету катером, на малой высоте. Последний раз прошли по саду и лесу возле озера.
Последний раз сходили в пещеру, уже пустую, где прожили семнадцать лет. Оставили в ней свои изображения и записи. На случай посещения Земли-2 инопланетянами. Или на случай собственной гибели. У входа поставили яркий разноцветный обелиск и радиомаяк с непрерывным питанием от солнечных батарей.
Провели контрольную проверку оставляемых действующими объектов: энергостанций и рудометаллургических комплексов.
Присели, чтобы провести в раздумьи последние минуты. Прямо на «землю», касаясь ее руками. Грело «солнце». Было куда более грустно, чем Они ожидали: когда встали и пошли к крейсеру, ноги не хотели отрываться от «земли».
И вот — все закрыто, задраено, загерметизировано. Они улеглись в кресла в рубке, перед пультом.
Включена система запуска. Все! Старт!
35
Земля-2 занимала большую часть экрана, и Они жадно смотрели, как она постепенно удалялась. Их Планета — безжизненная, когда Они прилетели сюда, покрытая зелеными лесами теперь. С воздухом, которым, хоть и с трудом, можно было дышать. На которой Ему и Маме удалось и пережить столько необычного. Они переделали не только Планету — самих себя.
Грустней всех был Сын: не отрывался от экрана ни на мгновение, не видел ничего больше. К счастью Планета удалялась не слишком быстро.
Потом это вызвало у него недоумение:
— Когда начнется настоящий разгон, Отец?
— Ускорение не будет увеличиваться.
— Почему? Ведь тогда придется лететь до Экспресса почти три месяца.
— Да. Но большое ускорение вредно для Мамы: нас скоро будет пятеро.
— Да?! — радостно отозвался Сын. Новость эта сразу обрадовала Детей — Они даже перестали грустить.