Дангу
Шрифт:
Он несколько раз что-то спросил Надира, потом Дарью, но оба, оцепенев от ужаса, молчали. Тогда он повалил беднягу Надира ударом кулака на землю и, злобно крича и визжа, начал его пинать. Потом сорвал чадру с Дарьи и начал топтать. Вдруг засмеялся, что-то приговаривая. Я мог только разобрать имя Дангу. Он повторил его несколько раз, сопровождая жестами и телодвижениями, видимо неприличными и оскорбительными, так как окружившие его разбойники захохотали.
— Жамбрэ-хан, декхо! (Смотри — я знал это слово) — повернулся месье ко мне. Он ткнул в Надира, потом что-то приказал Али.
Бедный Надир! Здесь я никак не мог помочь ему. Тем временем бедняге связали руки и поставили к дубу. Месье Бадмаш взял здоровой рукой пистолет, услужливо поданный Али, и прицелился. Раздался громкий выстрел. Но из другого пистолета. Месье Бадмаш дико вскрикнул — пуля выбила пистолет из его руки. Надир стоял невредимый. Все остолбенели. Внезапно в соседних кустах сверкнуло в облачке дыма и раздался второй выстрел. Мурад крикнул и, взмахнув нелепо руками, упал на землю. Ваша светлость! Я не мог понять, в чем дело…
И тут мелькнула какая-то тень, и с веток дуба прямо перед нами мягко спрыгнул на землю полуголый человек громадного роста, одетый в одну лишь куртку голубого цвета. Я успел заметить у него в руке кинжал и, инстинктивно отшатнувшись, успел заскочить за ствол дуба…»
СЧАСТЛИВАЯ
— Никитка! — дико вскрикнула Дарья.
— За дерево! — только и успел ответить он. — Быстро!
Одним мощным ударом Дангу опрокинул Бадмаша, и, пока тот барахтался, пытаясь встать, джемдер атакующего взлетал и опускался как молния. Юноша разил направо и налево, делая гигантские прыжки, неотвратимо настигая свои жертвы. Крики ужаса, ярости и боли огласили поляну. В это время из кустов раздался новый выстрел, и очередной разбойник замертво грохнулся на землю. Потом еще выстрел и еще.
Бросая оружие и лошадей, разбойники с дикими воплями кинулись убегать по дороге. Но в этот момент на дорогу выпрыгнуло громадное, страшное лохматое существо. Это была Лхоба. Она подняла кверху руки и издала леденящий кровь боевой рык.
— Ракшаси! Ракшаси! — раздались над поляной истошные вопли, и разбойники, скользя в грязи и лужах, натыкаясь друг на друга, падали, закрывая головы руками.
Глаза Дангу горели бешенством. Он прыгнул к Бадмашу, привставшему на четвереньки:
— Так ты, кажется, спрашивал, где я, и кричал, что я трус? Вот он я, Дангу, рядом с тобой!
Он схватил афганца, как котенка, опрокинул на спину и поставил ногу ему на грудь, играя джемдером.
— Ах-хаг! Ах-хаг! — разнесся над поляной ликующий крик победителя. — Вот и пришел час расплаты, ты, вонючая жаба! Ну-ка, повтори, что ты говорил, гнусный шакал, про меня, а твои подельники мерзко хихикали?
Бадмаш только ворочался, хрипя что-то нечленораздельное.
— Хузур! Хузур! Не… не погуби! — наконец выдавил он.
— Ну ладно! Оставим это. Я даже готов тебе простить эти оскорбления. Но ведь ты вор и негодяй и должен быть наказан по заслугам! Мой урок, ты помнишь, там, в развалинах близ Авантипура, тебе впрок не пошел. Ты по-прежнему тянешь свои грязные лапы к чужому.
Между тем над поляной прогремело еще несколько выстрелов, и пули, посланные меткой рукой, достигли своей цели. Из кустов вылез Григорий, держа в руке дымящийся пистолет и направляясь к Дангу.
— Вроде никого более нет, — бормотал он. — Старый солдат еще не разучился стрелять. Господи, прости! — Он перекрестился. — Никитушка, сынок! Иду, иду, Никитушка! — крикнул он, обходя раненых и убитых.
Внезапно Дангу почувствовал, как чьи-то нежные руки обвили его шею.
— Мой милый! Наконец мы вместе! — Дарья прильнула щекой к плечу Дангу, поглаживая его по руке. Он повернул к ней голову, и их глаза встретились.
— Кончился полон мой! — прошептала она, устремив на него взор, полный любви и счастья.
Дангу обнял ее одной рукой и счастливо улыбнулся. Они снова были вместе, чтобы никогда уже не разлучаться.
Бадмаш зашевелился под ногой Дангу и поднял здоровую руку.
— Ху… зур! Я, я ранен, — еле слышно сказал он, показывая на правое плечо. Повязка размоталась, и рана сильно кровоточила. — Позови Жамбрэ-хана!
— Жамбрэ-хан? Кто это? — громко спросил Дангу и нахмурился.
— Это я! Я рад с вами познакомиться, — сказал, улыбаясь, француз, подходя к ним. — Я французский врач, меня звать Поль Жамбрэ. Мне приятно пожать руку такого храброго и мужественного человека. Вы освободили вашу подругу от неволи, а меня из почетного плена. — И он протянул ему свою руку.
Надир, которого Жамбрэ уже освободил от веревок, перевел.
— Да, да, милый! — добавила Дарья. — Это замечательный человек и врач. Он вылечил меня и помог бежать. И Надир тоже помог. Он его слуга. — Она погладила старика по руке. — Он очень хороший!
Дангу удивленно посмотрел на протянутую руку француза, не зная, что делать.
— Милый! У людей такой обычай — при знакомстве жать друг другу руку и называть свое имя, — вмешалась девушка, видя недоумение Дангу.
Он протянул свою руку.
— Дангу!
Рука француза и рука русского соединились в дружеском пожатии.
— Месье! — Жамбрэ поклонился Дангу. — Позвольте я помогу этому человеку, — он показал на афганца. — Он хоть и негодяй и чудовище, но все же заслуживает сострадания и помощи. Кажется, он уже теряет сознание и может умереть от кровотечения.
Дангу сверкнул глазами.
— Милый! Пощади его. Он мне не причинил никакого вреда.
Дарья снова прижалась к нему.
— Хорошо! — вздохнул юноша, снимая ногу с груди Бадмаша и убирая джемдер в ножны. — Ты грязная собака, я не добиваю раненых. Смотри не попадайся больше мне на дороге!
— Собака, собака! Истинно говоришь, Никитка, — подхватил подошедший Григорий. — Ну а мы зла не держим! — Он перекрестился. — Так-то вот!
— Свое получил, — добавил он, глядя, как над ним возятся Жамбрэ и Надир. — Никитка, сынок! Вроде нету уже более никого. Кого поубивал, кто схоронился в страхе.
— Григо! Надо бы оружие все собрать.
— А вон, Нанди и Барк Андаз уже собирают и лошадей разбежавшихся ловят, — ответил Григорий, оглядывая поляну. — Постой-ка, постой-ка, — продолжил он, — вон, смотри! Там, кажется, мать твоя стоит, — показал он на подлесок из дубняка, туда, где дорога ныряла под высокие деревья.