Даниелла
Шрифт:
Видя, что Даниелла остается непреклонной, он объявил, что дает ей неделю на размышление, и до истечения этого срока ни за что не обвенчает нас, разве лишь по приказанию высшего начальства. Когда же она определенно спросила его, будет ли он наверное венчать нас хоть тогда, он замялся и сказал: «Может быть, посмотрим. Я надеюсь, что до тех пор вы одумаетесь и откажетесь друг от друга».
Такое положение сильно беспокоит и раздражает Даниеллу, тем более что священник распускает слух между своими богомольными прихожанками, что мы, по всей вероятности, никогда не будем
Фелипоне пришел провести с нами вечер.
— Вот теперь, — сказал он, — вы совершенно в том же положении, как «Обрученные» [8] у нашего Мандзони, а наш parrochiale очень похож на дона Аббондио. Не сыграть ли вам с ним ту же штуку, которую придумал Ренцо?
— Я бы нисколько не задумался, — отвечал я, — если бы в наше время еще возможно было делать такие штуки.
— Как, — возразил Фелипоне, — вы думаете, что это невозможно? Да хотите, завтра же будете обвенчаны?
8
«I Promessi Sposi», роман Мандзони.
— Разумеется, хотим!
— Да? Право? А ты, крестница?
— О, да, да, — воскликнула она, хлопая в ладоши, — свадьба alla pianeta!
Сейчас я объясню вам, что объяснили мне тут же; тайный брак еще считается совершенно законным в Римской области. Обряды и приготовления к нему почти так же просты и быстры, как те, которые описаны автором «Обрученных». Нужно только, чтобы шла обедня да были два свидетеля.
Глава XXXVIII
Мондрагоне, 4 июня 185…
Я был прерван самым неожиданным посещением и расскажу вам по порядку обо всем случившемся. Я писал вам, только что обсудив с Даниеллой и Фелипоне все выгоды и невыгоды брака alla pianeta, как вдруг у ворот большого двора послышался звонок. Я оставил Даниеллу с крестным отцом в казино, а сам пошел отворять. Каково же было мое удивление, когда я увидел Медору! Она пришла ко мне в десять часов вечера.
— Мне только вас и нужно, — сказала она мне, — пойдемте под деревья.
— Нет, — отвечал я, — что подумают те, которые могут встретить и увидеть нас? Войдите ко мне, там Жена моя и Фелипоне.
— Это невозможно. Вы еще не женаты а так как вы даже и не женитесь, то я должна считать Даниеллу не более как вашей любовницей.
— Нельзя ли узнать, почему вы думаете, что я не женюсь?
— Это я узнала из письма, полученного моим дядей от вашего. Аббат Вальрег решительно противится вашей, как говорит он, непростительной глупости.
— Так вы из участия к моей особе изволили прийти одна, ночью, чтобы известить меня об этой неприятности?
— Я не одна, господин Брюмьер ждет меня неподалеку отсюда. Что же касается участия моего к вам, то оно неподдельно, потому что, как бы вы ни приняли меня, я никогда не пропущу случая оказать вам все зависящие от меня услуги.
— Неужели такое поспешное сообщение неприятности, по-вашему, считается услугой?
— Да, конечно, если это может пригодиться.
— Но если ни на что не годится?
— Доброе намерение все-таки остается. Я предупредила вас: теперь от вас зависит оставлять Даниеллу в заблуждении, которого вы уже не можете разделять. Судя по тому, что вы говорили нам об аббате Вальреге, и говорили с жаром и убеждением, я не могу предполагать, чтобы вы хотели ослушаться его.
— Это уже мое дело и нисколько вас не касается. Но не можете ли вы сказать мне, какие причины побуждают моего дядю противиться моему браку?
— Причины очень важные, если основание их справедливо. До него дошли очень неблагоприятные слухи насчет Даниеллы.
— Лорд и леди Б… уверят его в противном.
— Конечно, и я также. Я не могла упрекнуть эту девушку ни в каком важном проступке, во все время ее служения при мне. Но мне неизвестна ее прошлая жизнь.
— Мне она известна, и дядюшка поверит мне на слово. Прикажете проводить вас к Брюмьеру?
— Не нужно. Прощайте. Подумайте!
Она исчезла. Едва я успел затворить ворота, как Даниелла вышла ко мне с озабоченным видом.
— Кто это приходил? Я думала, Оливия…
— Это и была Оливия, — отвечал я, решившись не сообщать ей неприятной вести, принесенной Медорой. — Ей нельзя было войти, но она мимоходом спрашивала, не надо ли нам чего.
Когда мы возвратились к Фелипоне, уходившему через pianto и подземелье (это кратчайший путь, другого он и знать не хочет), я остановил его, чтобы объявить, что завтра же решился жениться.
— Так что ж? Fiat voluntas tua, — сказал он со своей обычной решимостью и веселостью. — Стоит только найти двух свидетелей. Один уже есть, — прибавил он, положив руку на свою широкую грудь. — Другого будет не так легко найти: не многие захотят ссориться с попом. Да ничего, утро вечера мудренее! Приходите ко мне, через подземелье, ровно в шесть часов. А теперь прощайте, спокойной ночи! Мне надо быть на ногах до свету.
— Что же ты сейчас не идешь во Фраскати? — спросила Даниелла. — Теперь еще не поздно и все уже дома.
— Э, нет, — возразил он, — когда требуешь от человека услуги немножко щекотливой, не следует давать ему целую ночь на размышление.
Он удалился. Даниелла бросилась в мои объятия и умоляла также подумать о принятом решении. Ее пугало молчание дяди, она боялась навлечь на меня горе.
— Подождем еще несколько дней, — говорила она, — не получим ли мы, наконец, ответа, который успокоил бы и развеселил нас к прекрасному дню нашей свадьбы.