Dantalion
Шрифт:
Внутри у Тоши все похолодело, но она нашлась, что ответить:
— Я не совсем понимаю смысл ваших слов. Он меня ненавидит. И никогда этого не скрывал.
— У ненависти есть и другая сторона.
— В смысле?
— Это как медаль, которую подбрасываешь в воздух, все зависит от того, какой стороной она ляжет.
— И какая же обратная сторона?
Айзен за руку провел Тоши к столу, усадив её на место по правую руку от своего законного места и, успокаивающе дотронувшись до плеча, после паузы ответил:
— Каждый называет
— Айзен-сама, мне вот стало интересно. А вы когда-нибудь любили?
Айзен удивленно взглянул. Произнесенный вопрос Тоши звучал так, будто она никогда и не тешила надежд о любви со стороны Владыки, и прекрасно понимала свое положение. Соуске присел, и задумчиво очертив контур подбородка, горько усмехнулся.
— У меня было увлечение по молодости, немного ослепившее ясность ума.
— Тоже граничащее с ненавистью?
— Можно сказать и так.
— И чем же все закончилось?
— Я убил её.
Тоши вздрогнула, взглянув в глаза, полные холода и жестокости, слова его были пропитаны лишь удовольствием от сказанного.
Орикава не могла произнести ни слова. Все-таки она услышала то, что должна была. В сознании всплыли слова Урахары о том, что Айзен убил Тауру. Так значит, этой девушкой и была Мэй? Но зачем он это сделал, если любил её? Но ведь если она спросит, все равно не получит ответа. Однако, в сердце Тоши появилась одна противно щемящая мысль. «Я её замена».
— И что же? Ни разу не жалели?
— Нисколько. Для неё это было скорее божественное снисхождение, она сама сделала свой выбор.
— Айзен-сама…. Этой девушкой была Мэй Таура?
Но её вопрос проигнорировали как пустой звук, как она и ожидала. Тоши вскочила, когда Айзен резко поднялся, она попятилась назад, инстинктивно. Но он перехватил её.
— Боишься меня?
— Нет.
Так и было, эмоции Тоши нисколько не поменялись, глаза смотрели прямо и уверенно. Ни один мускул не дрогнул, не говоря о теле. Рука Соуске легла на её грудь в районе сердца, и на лице всплыла сардоническая ухмылка.
— Ты можешь смотреть на меня с уверенностью сколько захочешь, говорить ровным голосом, можешь подавлять дрожь в теле, но твое сердце никогда не обманет меня. Сердце всегда подвержено страху. Оно показывает истину.
Орикава только сейчас почувствовала, как стучит сжатый комок мышцы в груди, норовя пробить грудную клетку. Она чувствовала горячую ладонь, что ловила удары её сердца, что предало её.
«Почему оно так стучит? Я действительно не чувствую страха, но мои ноги онемели, а пульс участился».
Рука Айзена поднялась на плечо, проделав путь к щеке, заставив девушку взглянуть ему в глаза.
— Сколько бы змея ни скидывала шкуру, она не станет змееядом.
«Что? Снова это фраза?».
Тоши прикрыла глаза, когда губы Соуске коснулись её, больше невесомо, чем нежно. Она попятилась назад, как только он убрал руки.
—
Покинув тронный зал, Орикава дотронулась до своих мокрых от слез щек.
«Да что со мной такое? Как будто мое тело живет отдельно от меня».
Несмотря на то, что Орикава была спокойна, плечи её подрагивали, а глаза горели злостью и обидой. Вот только её ли?
Возвращалась Тоши в свои покои со странной тяжестью на душе. Все пошли против неё – и Гриммджоу, и Айзен. Гранц теперь будет лелеять мечту препарировать её как лягушку. Одно радует – Ннойторе-таки досталось, да и Заэлю неплохо нервы потрепали.
— Тошка-картошка, найдешь пару минут для старого семпая?
Орикава замотала головой. Облокотившись о стену, напротив стоял Гин, так привычно тянувший улыбку-струну, у Тоши не было сил даже ответить, поэтому она лишь пожала плечами.
— Решил, заскочу на минутку, спрошу, нет ли у тебя еще одного ненужного лифчика в запасе? Повешу к себе тоже на люстру, хоть разбавлю эту жуткую больничную обстановку белых стен.
Тоши грустно улыбнулась, коротко хохотнув.
— Для тебя у меня всегда найдутся лишние лифчики.
— Прозвучало весьма двусмысленно, — Гин почесал подбородок и непривычно грустно улыбнулся. — Знаешь, Тоши, иногда мне кажется, что ты слишком надеешься на нашу дружбу. Не боишься, что рано или поздно я расскажу о твоих маленьких непослушаниях?
«Я заблокировала камеры своей комнаты, он не мог видеть, что произошло у нас с Гримджоу. Но вот курьез с Ннойторой… Я и вправду сделала ставку на Гина, что он не сдаст меня».
— Нет, я понимаю. Я не обижусь, если раскроешь все карты. В конце концов, не убьет же меня Айзен-сама?
Но Тоши осеклась, улыбка Ичимару резко сползла, и он приоткрыл глаза, стрельнув хищным взглядом, от которого по телу пробежались мурашки. Бывший капитан подошел вплотную и, чуть наклонившись, прошептал:
— То, что мертво, умереть не может.
Орикава так и осталась стоять на месте, смотря в одну точку. И что значили эти слова?
По телу пробежался игольчатый морозец от пяток до макушки, обволакивая снежным холодком. Казалось, что все тело покрывается ледяным ковром, и ты не можешь пошевелить даже губами. Но холод исчез так же внезапно, как и появился. И взамен ему на теле в районе груди, очерчивая линию, появилось неприятное прикосновение металла. Тоши попыталась открыть свинцовые веки, когда послышался странный гул, а грудную клетку пронзила пилящая раздирающая боль. Она завопила в немом крике, будто раскрыла рот, но слова исчезли в безмолвном безумстве. А боль спускалась ниже, и она чувствовала, как горячая кровь стекает по холодной коже. Это продолжалось вечность в каком-то мгновении и все исчезло, заменяясь легким дуновением ветерка от сквозняка по обнаженному телу. Донесся монотонный писк. И, открыв глаза, Орикава увидела искусственные лампы.