Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II
Шрифт:
Тот, кто в Фивах пал с вершины града – Капаней, один из семи царей, воевавших против Фив. Уверенный в своей силе, Капаней насмехался над Зевсом – Громовержцем, который за это поразил его перуном, после чего Капаней упал с вершины стены Фив, которую штурмовал.
Вскинув руки и выпятив два кукиша – ствол пушки прямой, только по бокам торчат два выпяченных кукиша, за которые её и приковывают к станине. Снаряженная пушка быстро покатилась, влекомая конной упряжкой, следом скакал всадник. На Звёздном Небе это – созвездие Центавр [Рис. А. XII. 3], которого считают кентавром Хироном, но иногда называют и по другому: Фолом, Каком, и многими другими именами.
Maremma non cred'io che tante n'abbia,quante bisce elli avea su per la groppainfin ove comincia nostra labbia. [21]Sovra le spalle, dietro da la coppa,con l'ali aperte li giacea un draco;e quello affuoca qualunque s'intoppa. [24]Lo mio maestro disse: «Questi `e Caco,che sotto «l sasso di monte Aventino,di sangue fece spesse volte laco. [27]Non va co» suoi fratei per un cammino,per lo furto che frodolente fecedel grande armento ch'elli ebbe a vicino; [30]onde cessar le sue opere biecesotto la mazza d'Ercule, che forsegliene di`e cento, e non sent`i le diece». [33]Так много змей в Маремме не бывало,Сколькими круп его был оплетенДотуда, где наш облик брал начало. [21]А над затылком нависал дракон,Ему налегший на плечи, крылатый,Которым каждый встречный опален. [24]«ТыМаремма – болотистое и нездоровое прибрежье Тирренского моря, разделяющееся на Тосканскую и Римскую Маремму, на котором обитает много змей.
Наш облик – человеческое туловище. Кентавр Как – сын Бога Вулкана. У Вергилия (Эн., VIII, 193—267) это получеловек – полузверь, изрыгающий дым и пламя, кровожадный убийца. Данте превращает его в кентавра. Как, обитавший в пещере Авентинского холма, похитил у Геркулеса (Геракла) четырех быков и четырех телиц из Герионова стада и, чтобы запутать следы, втащил их за хвосты в свою пещеру. Геркулес обнаружил кражу и убил его.
Он с братьями теперь шагает врозь – остальные кентавры стерегут насильников в первом поясе седьмого круга, где Данте их и встречал.
Кентавр, оплетенный змеями – пушка на конной тяге. Налегший на плечи дракон, которым опалён каждый встречный – мушкет – ручное огнестрельное оружие. Четыре быка и четыре телицы из Герионова стада, связанные за хвосты – упряжка быков, перевозящая пушку. Интересно, что «Пушки к бою едут задом» – точная аналогия с поведением кентавра, который втаскивает быков и телиц в пещеру за хвосты. Кентавр, изрыгающий дым и пламя – точный образ пушки у Вергилия.
Геркулес отстукал Кака до ста раз, хоть тот был мёртв на первом же десятке – древние пушки не выдерживали много выстрелов – разрывались на первом же десятке. С другой стороны, эффективность стрельбы из древней пушки невелика, только какой-то процент выстрелов попадает в цель.
Mentre che s`i parlava, ed el trascorsee tre spiriti venner sotto noi,de“ quali n'e io n'e „l duca mio s'accorse, [36]se non quando gridar: «Chi siete voi?»;per che nostra novella si ristette,e intendemmo pur ad essi poi. [39]Io non li conoscea; ma ei seguette,come suol seguitar per alcun caso,che l'un nomar un altro convenette, [42]dicendo: «Cianfa dove fia rimaso?»;per ch'io, acci`o che «l duca stesse attento,mi puosi «l dito su dal mento al naso. [45]Se tu se» or, lettore, a creder lentoci`o ch'io dir`o, non sar`a maraviglia,ch'e io che «l vidi, a pena il mi consento. [48]Пока о проскакавшем шел рассказ,Три духа собрались внизу; едва лиЗаметил бы их кто-нибудь из нас, [36]Вождь или я, но снизу закричали:«Вы кто?» Тогда наш разговор затих,И мы пришедших молча озирали. [39]Я их не знал; но тут один из нихСпросил, и я по этому вопросуДогадываться мог об остальных: [42]«А что же Чанфа не пришел к утесу?»И я, чтоб вождь прислушался к нему,От подбородка палец поднял к носу. [45]Не диво, если слову моему,Читатель, ты поверишь неохотно:Мне, видевшему, чудно самому. [48]Три духа собрались внизу – какие это созвездия? Из оставшихся на Южном Звёздном Небе созвездий, можно выделить три рядом расположенных созвездия – Южная Гидра, Золотая Рыба и Летучая Рыба – созвездия, окружающие Южный Полюс. Эти созвездия практически незаметны, во времена Данте новые.
На Земле, в заводском цеху – это литейщики, приготовившиеся отливать очередную пушку. Они, заметив посторонних, спрашивают: – «Вы кто?» Данте предупреждает Вергилия, чтобы тот помалкивал, не желая пропустить ни единого слова литейщиков, для чего от подбородка палец поднял к носу – приложил палец к губам, показывая замолчать. Мастера, занятые секретным делом, не терпят посторонних в своей среде. Они стоят у подножия утёса: – для отливки пушки, металл из печи идёт самотёком, поэтому печи устраиваются на возвышении, а формы для отливки доставляют и устраивают снизу. Затем между леткой печи и приёмной литниковой воронкой формы устраивается лоток, по которому из печи потечёт расплавленный металл. Поэт сообщает, что он сейчас увидит диво, которому читатель может и не поверить, даже ему, видевшему это собственными глазами, чудно самому.
Три грешника, хорошо знакомые поэту пришли к утёсу, четвёртого, Чанфы, нет, это значит, что Чанфа не является его современником, в отличие от этих троих. Здесь казнятся янсенисты – представители направления, к которому принадлежал Маттео Риччи, и другого, одновременно осужденном папой Пием VI – иосифисты. В таком случае, Чанфа стоял у истоков янсенизма.
Из академической статьи:
Марсилио Фичино, (19 октября 1433 года, Фильине-Вальдарно, близ Флоренции – 1 октября 1499 года, вилла Кареджи, близ Флоренции) – итальянский философ, гуманист, астролог, основатель и глава флорентийской Платоновской академии. Один из ведущих мыслителей раннего Возрождения, наиболее значительный представитель флорентийского платонизма – направления, связанного с возобновлением интереса к философии Платона и направленное против схоластики, в особенности против схоластизированного учения Аристотеля.
Фичино получил образование в университете Флоренции, где изучал греческий и латинский языки, философию и медицину. Когда Козимо Медичи решил воссоздать во Флоренции платоновскую Академию, его выбор пал на Марсилио. В 1462 году Медичи подарил Фичино имение, расположенное неподалеку от его собственного, а также греческие рукописи произведений Платона и некоторых других древних авторов. Фичино стал домашним учителем внука Козимо Медичи Лоренцо Медичи. Среди других учеников Фичино был выдающийся философ-гуманист Джованни Пико делла Мирандола.
Исходя из представления о том, что Платон опирался в своем творчестве на таких представителей «древнего богословия» как Гермес Трисмегист, Орфей и Зороастр, Фичино начал свою переводческую деятельность с текстов, приписываемых этим авторам. В начале 1460-х годов он перевел с греческого языка на латынь «Гимны» и «Аргонавтики» Орфея. Затем в 1461 году перевел и опубликовал трактаты Герметического корпуса. И только после этого он в 1463 году приступил к диалогам Платона.
В 1468 году Фичино окончил перевод всех сочинений Платона на латынь и занялся комментированием некоторых из них. В период между 1469 и 1474 годами Фичино создал свое главное произведение – трактат «Платоновское богословие о бессмертии души» (опубликовано в 1482 году), в котором пытался «показать во всем созвучие платоновских мыслей с Божественным законом», то есть согласовать и примирить древнюю языческую мудрость с христианством.
По мысли Фичино, философия есть «озарение ума», а смысл философствования – в предуготовлении души и интеллекта к восприятию света божественного откровения. С этой точки зрения философия и религия совпадают, а их истоком оказываются священные мистерии древности. Легендарные пророки (Гермес Трисмегист, Орфей, Заратустра) оказались в свое время «просвещены» божественным светом. Впоследствии к этим же мыслям пришли Пифагор и Платон. Тексты и Герметического корпуса, и платоновской традиции, и христианской доктрины, по мысли Фичино, проистекают из единого Божественного Логоса.
«В итоге этому естеству вменена необходимость подчиняться следующему порядку: дабы она следовала после Бога и ангелов, которые неделимы, то есть вне времени и протяженности, и которые выше того, что обладает телесностью и качествами, и того, что исчезает во времени и в пространстве, она определена как лицо, опосредованное адекватным термином: термином, который бы некоторым образом выражал подвластность течению времени и в то же время независимость от пространства. Она есть то, что существует среди смертных вещей, сама не будучи смертной… И поскольку в то время, как управляет телом, она примыкает также к божественному, она является госпожой тела, а не компаньонкой. Она – высшее чудо природы. Другие вещи под Богом, – каждая в себе, – суть отдельные предметы: она является одновременно всеми вещами. В ней образы вещей божественных, от которых она зависит, она же есть причина и образец для всех вещей низшего порядка, которые она некоторым образом сама же и производит. Будучи посредницей всех вещей, она имеет способности всех вещей… Её справедливо можно назвать центром природы, посредницей всех вещей, сцеплением мира, лицом всего, узлом и связкой мира».
Перевод всех сочинений Платона на латынь и краткие пояснения к ним Фичино завершил в 1468 году (впервые опубликованы в 1484 году). Тогда же он приступил к комментированию некоторых платоновских диалогов. Комментарий Фичино к платоновскому диалогу «Пир» (1469 год, известен также под названием «О любви») был источником большинства рассуждений о любви у мыслителей, поэтов и писателей Возрождения. Фичино считал, что любовь представляет собой вид «обожествления» бесконечной игры вечности – воссоединение в Боге человека эмпирического с метаэмпирической Идеей путем постепенного восхождения по лестнице любви.
«Хотя нам нравятся тела, души, ангелы, но на самом деле мы все это не любим; но Бог вот в чём: любя тела, мы будем любить тень Бога, в душе – подобие Бога; в ангелах – образ Бога. Так, если в настоящем времени мы будем любить Бога во всех вещах, то, в конце концов, будем любить все вещи в нём. Ибо, живя так, мы достигнем той степени, когда будем видеть Бога и все вещи в Боге. И будем любить его в себе и все вещи в нём: все дается милостью Бога и, в конце концов, получает искупление в нём. Потому, что все возвращается к Идее, для которой было создано… Истинный человек и Идея человека – одно целое. И все же никто из нас на земле не является истинным человеком, будучи отделен от Бога: потому что тогда он отделен от Идеи, которая является нашей формой. К подлинной жизни мы приходим посредством божественной любви».
В 1473 году Фичино принял сан священника и впоследствии занимал ряд важных церковных постов. В трактате «О христианской религии» (1474 год) он фактически возобновил традицию раннехристианской апологетики.
Деятельность Фичино вызвала широкий общественный резонанс. Вокруг него сложилась группа единомышленников, своего рода ученое братство, получившее известность под названием Платоновская академия в Кареджи. Академия стала одним из важнейших интеллектуальных центров эпохи Возрождения. В её состав входили люди самого разного звания и рода занятий – аристократы, дипломаты, купцы, чиновники, священнослужители, врачи, университетские профессора, гуманисты, богословы, поэты, художники.
В 1480—90-е годы Фичино продолжает исследовать традицию «благочестивой философии» : переводит на латынь и комментирует «Эннеады» Плотина (1484—90 годы; изданы в 1492 году), а также сочинения Порфирия, Ямвлиха, Прокла, Дионисия Ареопагита (1490—1492 годы), Михаила Пселла и др. Воодушевленный переоткрытием античности, Фичино проявляет большой интерес к астрологии и публикует в 1489 году медико-астрологический трактат «О жизни». Это приводит его к конфликту с высшим духовенством католической церкви, в частности с Папой Иннокентием VIII. И только высокое покровительство спасает его от обвинения в ереси.
В 1492 году Фичино пишет трактат «О солнце и свете» (опубликован 1493 год), а в 1494 году завершает обширные толкования к нескольким диалогам Платона. Умер Фичино за комментированием «Послания к римлянам» апостола Павла.
Влияние Фичино на мировоззрение эпохи Возрождения было столь значительным, что, например, Джордано Бруно, читая лекции в Оксфордском университете, представлял третью часть его трактата «О жизни», посвященного проблемам магии и магического, как собственное оригинальное сочинении.
Благодаря переводам трудов Платона, неоплатоников и других произведений античности с греческого на латынь, Фичино способствовал возрождению платонизма и борьбе со схоластическим аристотелизмом.Заложенные в его сочинениях, но им самим не развернутые, предпосылки пантеизма, оказали значительное воздействие на философские воззрения Пико делла Мирандолы, Патрици, Джордано Бруно и др. Апология земной красоты и достоинства человека способствовала преодолению средневекового аскетизма и оказала влияние на развитие изобразительного искусства и литературы. Идея Фичино о «всеобщей религии», не скованной культовыми, обрядовыми и догматическими различиями, сказалась на формировании учения о «естественной религии» в философии 16—17 веков.
Католическая Церковь усилиями, прежде всего, Фомы Аквинского, склонилась к схоластическому аристотелизму, а платонизм Фичино породил в дальнейшем массу направлений христианства, таких, как протестантизм, янсенизм, иосифизм, и, как я сейчас понимаю, конфуцианство. Не исключено, что архиепископ Маттео Риччи взял себе псевдоним Фуччи или Фуджи в память Фичино.
Com'io tenea levate in lor le ciglia,e un serpente con sei pi`e si lanciadinanzi a l'uno, e tutto a lui s'appiglia. [51]Co» pi`e di mezzo li avvinse la pancia,e con li anter"ior le braccia prese;poi li addent`o e l'una e l'altra guancia; [54]li diretani a le cosce distese,e miseli la coda tra «mbedue,e dietro per le ren s`u la ritese. [57]Ellera abbarbicata mai non fuead alber s`i, come l'orribil fieraper l'altrui membra avviticchi`o le sue. [60]Poi s'appiccar, come di calda cerafossero stati, e mischiar lor colore,n'e l'un n'e l'altro gi`a parea quel ch'era: [63]come procede innanzi da l'ardore,per lo papiro suso, un color brunoche non `e nero ancora e «l bianco more. [66]Едва я оглянул их мимолетно,Взметнулся шестиногий змей, внаскокОблапил одного и стиснул плотно. [51]Зажав ему бока меж средних ног,Передними он в плечи уцепилсяИ вгрызся духу в каждую из щек; [54]А задними за ляжки ухватилсяИ между них ему просунул хвост,Который кверху вдоль спины извился. [57]Плющ, дереву опутав мощный рост,Не так его глушит, как зверь висячийЧужое тело обмотал взахлест. [60]И оба слиплись, точно воск горячий,И смешиваться начал цвет их тел,Окрашенных теперь уже иначе, [63]Как если бы бумажный лист горелИ бурый цвет распространялся в зное,Еще не черен и уже не бел. [66]Шестиногий Змей – созвездие Муха, нападающее на созвездие Хамелеон. Начинается чудесное превращение расплавленного металла и формы в пушку. Прежде, чем в форму будет залит расплавленный металл, необходимо выплавить из неё восковую модель. Для этого форма обвязывается канатами – стропами, подвешивается над огнём с помощью подъёмного механизма – крана – висячего змея. Взметнулся шестиногий змей – паук для строповки – описывается строповка тяжелого груза для подъёма. Другой шестиногий змей – огонь вгрызся духу в каждую из щёк – форма разогревается и расплавленный воск вытекает через поры песчаной формы, изменяя цвет формы и стропов, которые сливаются в одно целое. Оба слиплись, будто воск горячий – прямо описывается процесс вытекания воска, взамен которого форма будет наполняться расплавленным металлом. Изменение цвета формы сравнивается с изменением цвета у хамелеона. Важно, что начавшийся процесс без перерыва переходит в процесс заполнения формы расплавленным металлом, чтобы разогретая форма не успела остыть. Заливка расплавленного металла в холодную форму приведёт к «схватыванию» металла при соприкосновении с холодной формой и отливка не получится.
Белый, как бумажный лист, цвет песчаной скорлупы через который вытекает расплавленный воск, постепенно переходит в бурый.
Li altri due «l riguardavano, e ciascunogridava: «Om`e, Agnel, come ti muti!Vedi che gi`a non se» n'e due n'e uno». [69]Gi`a eran li due capi un divenuti,quando n'apparver due figure mistein una faccia, ov'eran due perduti. [72]Fersi le braccia due di quattro liste;le cosce con le gambe e «l ventre e «l cassodivenner membra che non fuor mai viste. [75]Ogne primaio aspetto ivi era casso:due e nessun l'imagine perversaparea; e tal sen gio con lento passo. [78]Come «l ramarro sotto la gran fersadei d`i canicular, cangiando sepe,folgore par se la via attraversa, [81]s`i pareva, venendo verso l'epede li altri due, un serpentello acceso,livido e nero come gran di pepe; [84]e quella parte onde prima `e presonostro alimento, a l'un di lor trafisse;poi cadde giuso innanzi lui disteso. [87]Lo trafitto «l mir`o, ma nulla disse;anzi, co» pi`e fermati, sbadigliavapur come sonno o febbre l'assalisse. [90]Elli «l serpente, e quei lui riguardava;l'un per la piaga, e l'altro per la boccafummavan forte, e «l fummo si scontrava. [93]«Увы, Аньель, да что с тобой такое? —Кричали, глядя, остальные два. —Смотри, уже ты ни один, ни двое». [69]Меж тем единой стала голова,И смесь двух лиц явилась перед нами,Где прежние мерещились едва. [72]Четыре отрасли – двумя руками,А бедра, ноги, и живот, и грудьНевиданными сделались частями. [75]Все бывшее в одну смесилось муть;И жуткий образ медленной походкой,Ничто и двое, продолжал свой путь. [78]Как ящерица под широкой плеткойПалящих дней, меняя тын, мелькнетЧерез дорогу молнией короткой, [81]Так, двум другим кидаясь на живот,Мелькнул змееныш лютый, желто-черный,Как шарик перца; и туда, где плод [84]Еще в утробе влагой жизнетворнойПитается, ужалил одного;Потом скользнул к его ногам, проворный. [87]Пронзенный не промолвил ничегоИ лишь зевнул, как бы от сна совеяИль словно лихорадило его. [90]Змей смотрит на него, а он – на змея;Тот – язвой, этот – ртом пускают дым,И дым смыкает гада и злодея. [93]