Данте
Шрифт:
Он нежно целует меня в лоб:
— Я скоро вернусь, хорошо?
— Хорошо, — бормочу я, все еще затуманенный сном.
Он встает с кровати. Свет из ванной придает стене, на которую я сейчас смотрю, мягкое свечение. Несколько секунд спустя оно исчезает. Данте кладет что — то на кровать, а затем включает лампу на ночном столике, прежде чем сесть рядом со мной.
— Иди сюда, котенок, — мягко говорит он, откидывая одеяло и беря меня за руку.
Я позволяю ему поднять меня в сидячее положение. Он убирает мои влажные волосы со лба, собирает их в хвост и закрепляет резинкой для
Затем он тянется к краю моей футболки.
— Подними руки.
Я моргаю, глядя на него. Сейчас я полностью проснулась, но не уверена, что сейчас подходящее время для этого.
— Твоя одежда мокрая, Кэт, — указывает он, и я натягиваю свою промокшую футболку. — Ты не сможешь согреться в мокрой одежде.
— О, — отвечаю я, все еще чувствуя себя ошеломленной, когда шепот моего кошмара танцует на краю моего сознания. Это был один из худших кошмаров, которые у меня когда — либо были. Это было так ярко. Это было так реально. Потому что это не просто сон, а живое, дышащее воспоминание.
Я поднимаю руки над головой, и Данте стаскивает с меня футболку. Оно прилипает к моей влажной коже, сопротивляясь, но как только оно оказывается у меня над головой, он бросает его в корзину для белья, прежде чем поднять то, что он положил на кровать минутой ранее. Он разворачивает огромное серое полотенце и оборачивает его вокруг меня. Оно пушистое и теплое, отчего мне так приятно, что я прижимаюсь щекой к мягкому хлопку и улыбаюсь.
Данте опускается на колени и залезает под полотенце, не расстегивая его. Он находит пояс моих трусиков и стягивает их с моих ног, прежде чем бросить их в том же направлении, что и мою футболку. И когда он заканчивает, он наклоняется, чуть приоткрывая мое полотенце, но этого достаточно, чтобы мельком увидеть мой раздутый живот. Затем он нежно целует обнаженную кожу, прежде чем прошептать что — то, чего я не понимаю, хотя я улавливаю слово "мама", и это заставляет меня улыбнуться.
Закончив, он ложится, обнимает меня и крепко прижимает к себе, прежде чем натянуть на нас одеяло. Моя щека прижата к его груди, и ровный ритм его сердцебиения отдается у моего уха. Тени моего кошмара рассеиваются, и я высвобождаю руку из полотенца и оборачиваю его вокруг его талии.
Я в безопасности. Здесь, с ним, я всегда в безопасности. Когда я вспоминаю последний год своей жизни, остается один факт — он защищал меня со дня нашей встречи. Я оплакиваю семью, которая у меня когда — то была, но сейчас это моя семья, прямо здесь.
Лео был моим братом. Мальчик с мягкими светлыми волосами и сверкающими голубыми глазами всегда будет моим братом. Но человеком, которым он стал, тем, кто предложил меня, как кусок мяса, чтобы расплатиться с долгами перед людьми, которые разрушили мою жизнь, он не был моим братом. Я бы не поступила так со своим злейшим врагом, не говоря уже о том, кого я должна была любить и о ком заботилась.
Данте был прав. Он не убивал Лео. Он убил тень, в которую превратился мой брат. И он сделал это, чтобы защитить меня и нашего ребенка, потому что Лео вернулся бы, как только у него снова были какие — нибудь неприятности. Это было единственное, в чем я могла на него положиться.
Одинокая
— Я сожалею о том, что сказала раньше, — шепчу я.
— Не стоит, котенок. Это правда. Я нехороший человек, но меня это устраивает.
Я не согласна, но не собираюсь спорить, потому что знаю, что он имеет в виду сейчас, когда говорит это.
— Меня это тоже устраивает, — говорю я вместо этого.
— Я рад.
— Ты хороший муж. И я знаю, что ты будешь невероятным отцом.
Он целует меня в макушку.
— Поспи немного, котенок. Больше никаких кошмаров, хорошо?
— Больше никаких кошмаров.
— Ti amo.
— Я тоже тебя люблю.
Глава 53
Данте
Восходящее солнце отбрасывает длинную тень на мой стол, а Лоренцо сидит в тишине, время от времени кивая головой, давая мне понять, что он слушает. Максимо рядом с ним, когда я рассказываю своему старшему брату о Лео Эвансоне и обо всем, что я узнал за последние два дня. Я останавливаюсь, чтобы не сказать ему, что я выстрелил в голову нашему собственному отцу.
Он знает.
— Итак, когда они найдут его тело? — тихо спрашивает он.
— Вероятно, через несколько часов. Как только придет его экономка и поймет, что он не встал, чтобы выкурить в девять утра сигару и кофе.
Лоренцо проводит рукой по бороде.
— И мы начнем войну, брат? Чтобы отомстить за смерть нашего отца? — он хихикает, но в этом нет юмора — только угроза.
— Мы, конечно, отомстим за его смерть.
— Убрав русских?
— Сняв с Доминика Пушкина обвинение в убийстве нашего любимого отца и поддержав Дмитрия Варкова в качестве преемника Доминика, — говорю я, наклоняясь вперед в своем кресле. — Дмитрий весь прошлый год готовил свою маленькую армию к захвату власти. Русские в любом случае вот — вот начнут гражданскую войну. Мы просто помогаем им. И у нас будет лояльность Дмитрия, когда он станет новым главой Братвы.
— Но мы идем на войну? — спрашивает Лоренцо.
— Я так понимаю, ты согласен?
— Когда это я не был рядом с тобой, брат?
— О, я скучал по вам, двое восставших из ада, — говорит Максимо с усмешкой, откидываясь на спинку стула и переводя взгляд с моего старшего брата на меня. — В последнее время здесь было слишком тихо.
Лоренцо искоса закатывает глаза Максимо, прежде чем снова обратить свое внимание на меня.
— Не должно быть шоком, что он был вовлечен в это, но это все еще так.
— Я знаю.
— Меня это не шокирует, — говорит Максимо, качая головой.
— Правда? — спрашиваю я, нахмурившись.
— То, как он обращался с вами обоими и пытался настроить вас друг против друга. После того, что он сделал с Никки. Он планировал выдать свою собственную дочь замуж за больного ублюдка, просто чтобы успокоить мужчин, которые зарабатывали ему дохуя денег, хотя он знал, в какое развратное, извращенное дерьмо они были втянуты. Его собственная маленькая девочка? — Максимо рычит. Его ненависть к моему отцу глубока, но я никогда не видел, чтобы он говорил так открыто или с такой язвительностью.