Дар Богов

Высокая стройная женщина с убранными в элегантную причёску синими волосами нервно мерила шагами комнату, прижимая к себе малыша, завёрнутого в белоснежную пелёнку с золотым орнаментом. Её насыщено-бирюзовый взгляд метался от окна к двери в ожидании супруга. Он мог появиться в любой момент, причём, как войти из коридора, так и влететь в окно, складывая за спиной так восхищающие её крылья. Но дождалась она совсем не возлюбленного…

В дверь, забыв постучать, вбежал личный камердинер её мужа и, рухнув перед растерянно смотрящей на него женщиной на колени, покаянно опустив

— Простите, госпожа, за плохие новости, но я вынужден сообщить, что Властитель Тревис мертв!

Сдавленно всхлипнув, не в силах поверить, что её любимого мужа больше нет в живых, женщина, не сдерживая слёз, спросила:

— Она убила его?

Увидев согласный кивок, госпожа провела ладонью по щеке, вытирая солёную влагу — сейчас не время для рыданий, надо брать себя в руки!

— Рас, она придёт за ним, за моим мальчиком! Ты должен его спасти!

— Но как? — пожилой мужчина вскинул удивлённый взгляд на свою хозяйку. Если уж Властителю не удалось её победить, что может сделать он? Кинувшись к стоящему на коленях слуге, женщина опустилась рядом и всунула ему в руки копошащийся свёрток. После сдёрнула с шеи красный кристалл и вложила его в морщинистую ладонь.

— Это портал в один из миров! Если она и найдёт там Дарема, то очень не скоро, он успеет вырасти и сможет постоять за себя!

— Госпожа, тогда идёмте с нами! — мужчина вскинул полный надежды взгляд.

— Нет, Рас. Меня она может почувствовать, со мной вам не скрыться! А теперь иди, и помни: жизнь моего мальчика в твоих руках… — склонившись, она поцеловала шестимесячного сына в лобик и поправила кулон с именем на груди ребёнка. — Я люблю тебя, Дар, — шепнула женщина сквозь слёзы, — будь счастлив, хоть и без нас!

На улице что-то с громким хлопком взорвалось, и, в ужасе вскочив на ноги, госпожа закричала:

— Беги! Она уже здесь!

И слуга побежал! Слыша, как за спиной раздался предсмертный крик его хозяйки, он не обернулся. Ему надо успеть к площадке переноса между мирами и спасти сокровище, что он прижимал к груди.

Он успел… Почти успел…

Добравшись до цели, вставил красный кристалл в специальную нишу и уже шагнул в портал, когда по спине, вспарывая плоть до костей, ударила огненная плеть. Вывалившись из воронки на брусчатую мостовую, Рас встал и пошатываясь пошёл вперёд, изучая мир, в котором оказался. Не обращая внимания на боль и кровь, ручьём струившуюся по спине и уже хлюпающую в сапогах.

Ровные ряды двухэтажных каменных зданий по обеим сторонам пустынной из-за позднего часа улицы, едва освещённой несколькими фонарями. Больше ничего, а ведь силы уже на исходе и каждый новый шаг даётся всё трудней.

Тут усталый взгляд выхватил надпись на табличке одного из домов: «Детский приют». Облегчённо выдохнув, мужчина подошёл и, положив ребёнка на крыльцо, непослушными губами прошептал:

— Прости, что оставляю одного, но ты сильный, Дар, ты справишься!

Собрав последние силы, Рас постучал в деревянную дверь и упал на ступени, на глазах превращаясь в пепел, последовав за своими господами. Шаловливый ветер тут же подхватил и разнёс его прах по округе. Так что вышедшая на крыльцо заспанная старушка его даже не заметила.

Оглядевшись по сторонам, она взяла на руки ребёнка и, неприязненно на него посмотрев, проворчала:

— Ещё одна нагуляла без мужа, а нам возись с её… сопляком! — заглянула она под пелёнку.

ДАРЕМ.

Больно вцепившиеся в ухо пальцы, выворачивая его, выдернули из сна, а над головой раздался крик:

— Сколько можно спать, лодырь! Вставай и собирайся, с сегодняшнего дня ты будешь отрабатывать деньги, что в тебя вкладывали столько лет!

Поморщившись и потирая горящее огнём ухо, я сел и посмотрел на часы, ну да, до подъёма ещё пятнадцать минут, но кого это волнует? Уж точно не эту жабу, что зовётся воспитателем в нашем детском доме! Как будто до этого дня я не отрабатывал те жалкие крохи, что на меня тратили. Заношенные до дыр тряпки да манная каша с крохотным кусочком хлеба на завтрак, обед и ужин, видимо, очень не дёшевы. В силу возраста тяжёлую работу нам не доверяли, но разносить газеты, чистить прохожим обувь, таскать за расфуфыренными дамочками сумки с продуктами с рынка нас заставляли ещё с шести лет. А вчера мне исполнилось двенадцать, и теперь, по мнению директора нашего заведения, я готов к более ответственной работе!

Что для меня приготовили, я не знал, но выхода всё равно нет, что скажут, то и придётся делать. Встав, я быстро оделся, пока жаба не вернулась и вновь не начала орать. Как всегда бережно пряча кулон с собственным именем под застиранную до грязно-серого цвета футболку. Это всё, что у меня было ценного, и то лишь потому, что кулон не снимался, так бы и его давно отняли. Когда был помладше, глядя на дорогую вещь, я мечтал, что мои богатые родители меня потеряли и когда-нибудь найдут. Но со временем понял, что правда из этого только то, что они богаты, хотя бы потому что два года назад во мне проснулась магия, которой обладают лишь аристократы.

Слава богине Эвари, мне хватило ума скрыть свои способности! Выброшенные за ненадобностью бастарды в сиротских домах встречаются, судя по всему, я как раз из их числа. Да, к таким детям отношение другое, и вещи новее, и питание лучше, а ещё им помогают получить образование, чтобы потом выгодно продать в богатый дом для службы секретарём, камердинером, дворецким или просто личным телохранителем. Возможно, если бы я признался, моя жизнь стала бы проще… сейчас… а вот в дальнейшем всё не так радужно! После продажи такой человек становится вещью, он не имеет права на личное мнение, семью, и ещё ему ставят печать бездетности, чтобы не мог распространять магию великого рода среди бедных и обездоленных. Меня такая перспектива не устраивала!

Я знаю, что выберусь из этого болота и добьюсь того, чтобы быть на равных с зазнавшимися аристократами. Как говорит жаба, я слишком гордый, упёртый и своенравный! Нет, это она меня не хвалит, из её уст это звучит как ругательства. Сколько раз она пыталась меня сломать, заставить подчиниться? Не счесть! Ударяя по лицу вечно зажатым в её руке стеком, она, краснея от ярости, визжала:

— Ты лишь никому не нужный щенок и будешь меня слушаться! — после вглядывалась в моё лицо, надеясь увидеть слёзы, но натыкалась на взгляд, полный ненависти и обещания, что я когда-нибудь вырасту и доберусь до неё. В ужасе отшатываясь, выплёвывая: — Зверёныш! — она уходила, так и не добившись от меня послушания. Но всё же продолжая день за днём избиения и издевательства.