Дар или проклятье
Шрифт:
— Возможно, этот вид магии поначалу не кажется таким уж плохим. Скажем, вы поскандалили с братом и разбили бабушкину фарфоровую вазу. Это не слишком подобает юной барышне, но порой такие вещи случаются. — Брат Саттон улыбается, снисходя к нашим девичьим слабостям, в его карих глазах тепло. — Скажем, бабушки уже не стало, и эта ваза хранилась как память о ней. Вы боитесь, что ваша матушка будет убита горем, а еще боитесь наказания. Как вы, возможно, поступите? Вы солжете и скажете, что брат сам разбил вазу. А ведьма вместо лжи — которая, кстати, тоже грех, девочки, вы никогда не должны лгать своим родителям, — прибегнет к ментальной магии. Она сотрет саму память об этой вазе. Это спасет
Я сижу, уставившись в белокурый затылок Элинор Эванс (она сидит передо мной, и ее локоны подпрыгивают, когда она энергично кивает головой), и терзаюсь чувством вины. Когда Мама в последние месяцы перед смертью учила меня ментальной магии, она позволяла мне практиковаться на себе. Я до сих пор помню выражение ее лица, когда она поняла, что я могу стирать воспоминания; на нем была написана смесь гордости и страха.
Если судить по рассказам Братьев, ментальной магии кругом, как грязи: на каждом перекрестке затаилась ведьма, готовая пустить ее в ход, и мы должны быть постоянно начеку, чтобы не пасть жертвой этих ужасных чар. А если верить Елене, это редкий дар. Если на свете сейчас живет всего несколько сотен ведьм, то сколько из них способны на ментальную магию? Тридцать? Десять? Меньше? Такой была моя Мама. Зара. Елена. И я.
— Вам может показаться, что это не так уж страшно. Подумаешь, стертый кусочек памяти! Но это очень плохо, — утверждает брат Саттон. — А что, если ваша матушка получила эту вазу в подарок на свадьбу? Или бабушка завещала ее матушке на смертном одре вместе с последними наставлениями и словами любви? Что, если эти воспоминания тоже исчезнут? Ментальная магия не может быть благородной, девочки. Она всегда эгоистична и грешна.
Я дважды изменяла людям память, убедив себя, что я имею право так поступить. Но, защищая нас, я навредила другим. Что, если, стерев намерение Отца отослать меня в школу, я стерла и его воспоминания о том, как я была крошкой, о моих первых шагах и первых словах, о том, как Мама склонялась над моей колыбелью?
А Финн? Я никогда не узнаю, что именно я стерла из его памяти вместе с воспоминанием о перьях. Может быть, урок стрельбы с его покойным отцом или какое-то другое дорогое его сердцу воспоминание. И я могу только молиться о том, чтобы он помнил наши поцелуи.
Я грешна. Грешна сто раз.
— Кейт? — Маура подталкивает меня локтем. Оказывается, проповедь уже закончилась; девушки встают, потягиваются и направляются к своим обычным местам, куда вот-вот должны подойти остальные члены их семей. — Мы с Еленой собирались пройтись, размять ноги. Хочешь с нами?
— Нет, спасибо. — Я встаю, чтобы дать им пройти, и усаживаюсь на место, решительно глядя вперед. Мне хочется вертеться по сторонам в поисках Финна, но я этого не делаю. Мне есть о чем подумать и о чем волноваться и помимо Финна.
Прервав свой променад, Саши и Рори останавливаются в конце моего ряда.
— Доброе утро, мисс Кэхилл! — приветствует меня Саши.
— Вы не возражаете, если мы присядем с вами на время службы? — спрашивает Рори.
Я вряд ли могу им отказать. Не дожидаясь моего ответа, Рори усаживается рядом, прижавшись ко мне боком. Ее желтая пышная юбка занимает чуть ли не полцеркви. Саши пристраивается возле нее. Хорошо, что с нами нет Отца, — он совершенно не приспособлен к таким ситуациям. Но почему им захотелось сесть с нами? Обычно они вместе с миссис Ишида и миссис Уинфилд сидят на одной из передних скамей. Тэсс изумленно смотрит на меня, но пододвигается, чтобы дать им место на скамье.
— Вы свободны после церкви? — спрашивает Рори. Ее щеки подозрительно розовые, несмотря
Я качаю головой, удивленная этим внезапным вниманием. Мы знакомы с самого детства, откуда вдруг взялся такой интерес к моей персоне? Неужели дело действительно в новых платьях и мужском внимании?
— Пожалуйста, соглашайтесь, — Саши трепещет густыми темными ресницами. — Мы кое о чем хотим с вами поговорить.
Это звучит зловеще и интригующе; у меня не хватает решимости сказать «нет».
— Я… да. Хорошо.
— Замечательно. Не берите сестру, мы будем только втроем. Соберемся тесным кружком.
Вернувшиеся Маура и Елена удивляются при виде Саши и Рори, но они слишком хорошо воспитаны, чтобы как-то прокомментировать этот факт. Обеспокоенная и удивленная приглашением, я едва слышу проповедь. Затем на кафедру поднимается Кристина и сообщает о своей помолвке с Мэтью. Церемонии оглашения намерения иногда бывают просто мерзкими, особенно если девушку принуждают к браку Братья или родители, но сегодня все не так. Кристина прекрасна. Ее светлые волосы уложены замысловатыми локонами, а васильковые глаза сияют, когда она смотрит на Мэтью, который сидит во втором ряду за своим отцом. Кристина обещает верой и правдой служить ему до конца своих дней, а его ответная улыбка словно освещает собой церковь. Прихожане выражают свою поддержку раскатистыми криками.
Неужели и я всего через несколько недель объявлю о своей помолвке с Полом?
Когда я думаю об обещании Елены, моя решимость слабеет. Мы все втроем можем стать членами Сестричества, и тогда Сестры гарантируют нашу безопасность. Вот только чего они потребуют от нас взамен?
Потом я шепчу Мауре, что собираюсь на чай к Рори, а с ними встречусь дома. Стайка городских девушек обступает Саши и Рори и всячески выражает им — а заодно и мне — свое почтительное отношение.
Роза Колльер, восхищенная тем, что ее брат теперь помолвлен с ее лучшей подругой, возбужденно болтает о том, с каким наслаждением они с Кристиной придут к нам на чай во вторник. Она берет меня под ручку, словно мы закадычные подружки, и я, сделав над собой серьезное усилие, умудряюсь не шарахнуться в сторону. Всего две недели назад они с Кристиной высмеивали меня, стоя перед бакалейной лавкой. Они потешались над моим старым голубым платьем в клеточку и немодной прической. Роза сказала, что мне, чучелу эдакому, в жизни не отхватить себе мужа, а Кристина добавила, будто я воображаю, что слишком хороша для парней из нашего города.
А теперь вот они меня обожают, потому что я оказалась новой фавориткой Саши. И потому, что я позволила Елене сделать мне прическу и разоделась, как кукла. И потому, что улыбаюсь им, хоть и считаю их пустоголовыми дурами.
К тому времени, когда Пол спасает меня из толпы, у меня уже щеки болят от улыбок. Он пристраивает мою ладонь на свою согнутую руку, и мы с ним выходим на лужайку перед церковью. Нас провожает множество глаз; соседи перешептываются нам вслед.
— Что за давка! Миледи, могу ли я проводить вас домой? — спрашивает он.
— Спасибо, но Саши и Рори ждут меня к чаю.
Они уже вышли из церкви; Рори подмигивает мне, а Саши обещает, что они немедленно пошлют горничную раздобыть самое свежее печенье.
— Я думал, миссис Ишида устраивает чаепития по средам.
— Да, мы собираемся к Рори… погоди, как, ради всего святого, ты это запомнил? — Я смеюсь, придерживая юбку и стараясь не топтаться по цветам.
— Я приезжал к тебе в среду, а тебя не было дома. Лили сказала мне, где ты, вот я и запомнил. У меня великолепная память на все, что касается моей любимой девушки, — улыбается Пол.