Дар или проклятье

Спотсвуд Джессика

Он сбрил бороду; его щеки и кончик носа покраснели, словно он много времени проводит на воздухе.

— Чего загляделась? — низким голосом спрашивает он.

Теперь его лицо вновь кажется мне хорошо знакомым — это опять лицо того паренька, товарища моих детских игр.

— Ты загорел.

— Чинил конюшню, — говорит он, — и строил сарай за домом. Ты бы мои плечи видела, они красные как рак, и костюм их чертовски натирает.

Я восхищенно смотрю на его широкие плечи. Его губы дергаются, словно он догадался,

о чем я думаю.

— А еще я побрился, — показывает он.

— Я заметила. Мне нравится, когда ты чисто выбрит, — говорю я и сразу же понимаю, как собственнически это звучит.

— Ну я же понимаю, что борода щекочется, — ухмыляется он; до меня доходит, что он имеет в виду, и я, сконфузившись, вперяю взор в хризантемы. Какие они, поцелуи Пола? Отличаются ли от поцелуев Финна? Наверно, у Пола больше опыта, но я все равно не могу себе представить ничего более приятного, чем тот поцелуй в чулане. Вспоминая губы Финна на моих губах, его руки у меня на талии, я ощущаю волнение и тревогу.

— Кейт, — говорит Пол, понижая голос, — а ты покраснела.

Его устремленные на меня зеленые глаза полны — вожделения? Любви?

— Я… мне надо идти, — мямлю я. Со мной, наверно, что-то не то, если я за два дня успела подумать о поцелуях двух разных мужчин.

— Могу я проводить тебя до Эллиотов? — спрашивает он.

— Нет, спасибо. Тут недалеко. — Я подбираю свою синюю юбку и быстро пробираюсь через толпу. Когда я уже собираюсь свернуть на Оксфорд-стрит, волоски у меня на загривке вдруг становятся дыбом. Запнувшись, я окидываю взглядом оставшуюся позади лужайку.

В тот же миг мои глаза встречаются с глазами Финна. Он разговаривает с Мэтью Колльером под красным кленом. Его волосы просто невероятно взъерошены.

Он не улыбнулся и вообще ничего не сделал. Мое сердце сжимается. Неужели я стерла наш поцелуй?

Или он все прекрасно помнит и теперь сожалеет об этом оттого, что я у него на глазах флиртовала с Полом?

В четырех кварталах от церкви, в переулке, полном ветхих домов, во дворе дома Эллиотов стоит Саши Ишида и крутит в руках красную розу. Рори сидит на металлической кованой калитке, покачиваясь взад-вперед, и хихикает.

— Вот кого мы ждали! — восклицает Саши. — Кейт Кэхилл!

— Мы боялись, что вы передумаете, — Рори спрыгивает с ворот. — Мы же слышали, что вы известная смутьянка.

Мои ноги будто примерзают к тротуару. Я колдовала и лгала. Я читала запрещенные книги. Я поцеловала мужчину, и мне это понравилось. Но ведь Саши Ишида не может об этом знать, правда же?

Ее проницательный взгляд беспокоит меня больше, чем все Братья, вместе взятые. Дурачить ее отца довольно легко, но Саши смотрит на меня так, будто прозревает все мои скрытые мысли и все тайны моего далекого от совершенства сердечка.

Рори

открывает мне калитку. Я запинаюсь, и она смеется — резко, тревожаще. Я не могу не заметить, как похожи ее глаза на глаза ее кузины Бренны. Они не такие пустые, нет, но с ними тоже что-то не так.

Я прохожу во двор, заросший бурьяном и одуванчиками.

— Нам надо поговорить, мисс Кэхилл, — говорит Саши. — Ах! — вдруг восклицает она, корчит рожицу и роняет розу на землю. На ее указательном пальце выступает капелька крови.

Рори, наморщив нос, отклоняется:

— Брр!

— Не будь таким ребенком, — огрызается Саши.

Я жду, что она достанет носовой платок, но вместо этого она просто сжимает пальцы в кулак и через миг разжимает их.

Крови нет. Нет даже следа от укола. Невозможно даже предположить, что там только что была ранка.

Саши просто немножко поколдовала.

Прямо тут, посреди двора. На глазах у меня и у Рори.

Выходит, она исцелиласебя? Я никогда ничего не слышала о такой магии.

Саши улыбается. В своем розовом платье, расшитом воланами и кружевами, она хорошенькая, как картинка.

— Как я и говорила, мисс Кэхилл, пришла пора нам с вами поговорить. Я подозреваю, что у нас больше общего, чем мы думали раньше.

Я тихонько подхожу ближе.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

Саши Ишида — ведьма? Притом что ее отец — глава Совета? Это невозможно.

Но других объяснений тому, что я только что увидела, просто нет.

— Матушка Рори хворает, и мы будем тут все равно что одни, — объясняет Саши, поднимаясь на крыльцо. Я следую за ней.

При ближайшем рассмотрении дом Эллиотов оказывается еще более ветхим, чем кажется с улицы. Синяя краска на оконных рамах потрескалась и шелушится. Некоторые ступеньки крыльца сломаны; я ощущаю, как они прогибаются под ногами, и проникаюсь состраданием к Рори.

Тем не менее самая популярная барышня городка заходит в этот дом, как в свой, без стука, и непринужденно вешает плащ на крючок. Гостиная Эллиотов вовсе не такая роскошная и фешенебельная, как у миссис Ишида. Здесь чисто, но убого: ковры местами протерлись до дыр, а поблекшие полосатые обои давно вышли из моды. И несмотря на все это, тут уютно.

Саши садится в массивное кресло коричневой кожи, я устраиваюсь напротив нее. Она звонит горничной и распоряжается принести чай и печенье, а Рори тем временем переставляет вещи, порхая по комнате, будто яркая, беспокойная желтая бабочка.

Я еще не пришла в себя. Саши всегда казалась такой правильной, а Брат Ишида — самый усердный борец за строгость нравов в нашем городе. Трудно себе представить, что под самым его носом расцвела махровым цветом магия.

— Мы наблюдали за тобой, — наконец говорит Саши.