Дар или проклятье
Шрифт:
— Нет, — заверяю я его. — Я не сказала «нет».
— Хорошо. — Он поднимает брови. — А мне можно попытаться убедить тебя?
Как? Предложить открыть в Чатэме архитектурное бюро? Моя бедная голова кружится от того, как мой прагматизм спорит с почерпнутыми у Мауры смехотворными романтическими представлениями.
— Конечно, — улыбаюсь я, кокетливо склонив головку а-ля Саши Ишида. — Что ты имеешь в виду?
Рука Пола обвивает меня руками и тянет к себе; миг — и я уже стою к нему вплотную. Его губы приближаются к моим. Мое
Еще не додумав эту мысль, я обеими руками упираюсь ему в грудь. Я вспоминаю другой поцелуй, который был не просто хорош — это был правильныйпоцелуй.
Пол с улыбкой отступает.
— Все было хорошо? — спрашивает он. — Тебе не захотелось ударить меня за то, что я забегаю вперед?
— Нет, — отвечаю я, не отрывая взгляда от носков его ботинок, — пожалуй, я смогу тебя простить.
— Хорошо. Итак. Ты не уверена, что хочешь за меня выйти, — говорит он, — но тебе нравится со мой целоваться?
— Ты прямо сейчас хочешь говорить об этом? — обиженно, с мольбой спрашиваю я.
Как, интересно, леди может ответить на подобный вопрос? Пол красивый, он и сам это знает. В другой жизни — где я не была бы ведьмой, не ходила бы в книжную лавку Беластра и не пряталась бы в тайном чуланчике — этот поцелуй мог бы оказаться первым в моей жизни. И этого могло оказаться достаточно.
— Сочту этот ответ положительным, — как никогда дерзко говорит он. — Тебя расстраивает переезд в Нью-Лондон? Я знаю, тебе будет не хватать твоих цветов, но там великолепные парки. Мы можем хоть каждый вечер после моей работы ходить на прогулки. А еще мы можем гулять у верфей и смотреть, как корабли заходят в порт. Я очень хочу показать тебе Нью-Лондон. Он просто изумительный.
Пол говорит быстро и страстно. Ясно, что он восхищается этим городом. Он не передумает. А я не стану просить его об этом.
— Мои сестры, — говорю я, оправдываясь. — Когда умерла наша Мама, все изменилось. Теперь я отвечаю за них. Нью-Лондон далеко, это не какие-нибудь несколько часов езды. Если с ними что-то случится, а меня не будет рядом…
Пол выглядит озадаченным.
— Но Маура говорила мне, что собирается вступить в Сестричество. И тогда она как раз окажется в Нью-Лондоне.
Ах, вот как? Значит, собирается?
— Есть еще Тэсс. Она еще маленькая, а Отца теперь никогда нет дома. Как я могу оставить ее одну с гувернанткой и экономкой? Кто будет за ней присматривать?
— Она сможет приезжать к нам так часто, как тебе захочется. — Пол тянется и берет мою обтянутую перчаткой руку. — Кейт, это здорово, что ты так предана своим сестрам, но есть ли еще какая-то причина, которая заставляет тебя медлить с ответом? Скажи мне все как есть.
Глядя, как ветер гонит по
— Нет. Больше ничего.
В поисках истины Пол вглядывается в мое лицо:
— Ты уверена? Это же… дело не в Беластре, нет?
— Что? — Задохнувшись, я вырываю у него руку. — Нет!
— Кейт, я же тебя знаю. Ты, конечно, можешь все отрицать, но то, как ты на него смотришь…
— Как?
Неужели я выставила свои чувства напоказ перед всем городом? Неужели все знают?
— Так, будто ты им очарована.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Кейт, окажи мне уважение и прекрати, в конце концов, лгать мне в лицо.
Я разворачиваюсь к нему спиной. Я не знаю, как это получилось, но я совершенно подавлена. Мало того, я полувсерьез подумываю заколдовать себя и исчезнуть.
Рука Пола ложится мне на плечо.
— Все нормально. Я все понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.
Я вопросительно смотрю на него.
— У меня был неудачный роман, — признается он.
— Ты был в кого-то влюблен? — Я далеко не уверена в своих чувствах к Полу, но должна признаться, что меня вовсе не вдохновляет мысль о каких-то его былых возлюбленных.
Он разворачивает меня так, что мы снова оказываемся лицом к лицу.
— Тогда я думал, что да. Ее звали Пенелопа. Она была очень добронравная и очень красивая. Я встретил ее на званом обеде у коллеги. После обеда она играла на рояле и пела. У нее был ангельский голосок.
Я представляю себе эту Пенелопу. Мое воображение рисует волосы цвета спелой пшеницы и огромные невинные голубые глаза. Барышень такого типа не волнует ничто, кроме лент для волос или разорванного подола.
Я ее ненавижу.
Я убираю выбившуюся прядь волос под капюшон — наверно, чуть более резким движением, чем следовало бы.
— И что же случилось?
— Я несколько раз наезжал к ней, пару раз провожал ее домой и почти собрался сделать ей предложение. Но потом она объявила о намерении выйти за другого. Я был уничтожен. Повергнут в ступор. Но, если честно, это был самый лучший вариант из всех возможных.
— Что? Почему? — Я погибаю от желания подбить воображаемой Пенелопе воображаемый глаз за страдания, что она причинила Полу.
— Мы были слишком разными, — говорит Пол. — Когда она не пела, она была тихая, как мышка, ни слова не говорила. Конечно, она пленительно краснела, но такие вещи пленяют и нравятся только на первых порах. Я постепенно сошел бы с ума от скуки.
Я закусываю губу:
— Откуда ты знаешь, что со мной будет иначе?
— Потому что мы с тобой похожи, ты и я. Мы хотим приключений, а не только тихих семейных вечеров перед камином. Я думаю, что смогу сделать тебя счастливой, если ты дашь мне шанс. — Голос Пола подрагивает; он берет мои руки в свои. — Просто пообещай мне, что не выйдешь за кого-то еще. Ты можешь это сделать? Хотя бы по старой дружбе?