Дар Монолита
Шрифт:
Координатор, буркнув в очередной раз о каких-то «гранях реальности», остальные вопросы по данной теме просто игнорировал, ворча, что, мол, после на пальцах объяснит, а сейчас недосуг. Потом, когда привел нас в дом и кивком головы указал на «нашу» комнату, сразу вышел в огород, где просто стоял уже не один час, опершись на лопату и глядя куда-то в пустоту.
Прохоров, похоже, был сумасшедшим. Странности в его поведении, взгляде, разговоры о «гранях реальности» очень напоминали признаки «перегоревшего» сталкера. Так же заговаривается, взгляд в одну точку, холодный, отстраненный, то разговаривает, причем охотно, то временами молчит… часть пути он даже прошел с закрытыми глазами, что-то бурча себе под нос и временами кивая: «Да, блокировать… нет, приказ пропустить… не стрелять, напротив, способствовать… четыре отряда в шестнадцатый сектор… да… принять». К нам он, похоже, почти потерял интерес, и, что странно, у меня появилось такое ощущение, что о нашем визите он не просто знал заранее, но даже и пришел поближе к тому месту, где нас должно было «выбросить». До сих пор стоит вон посреди запущенных грядок, опустив голову, и, наверно, опять ведет странные беседы с самим собой. Прохоров… Прохоров… Знал я всех «главных ботаников» если не лично, то по крайней мере на слух так точно, однако этой фамилии я не слышал от ученых. Нет, что-то такое отдаленно знакомое, из разряда едва ли не баек у костра, однако, байками-то я особо не интересовался, так, разве что от скуки послушать. Болтали о каком-то Прохорове, факт, но что именно — не помню, хоть убей. Ладно. Может, отпустит его немного, так он вроде ничего, временами вменяемый, ну, тогда и постараюсь осторожно поспрашивать, кто он, как здесь оказался, и где все-таки это самое «здесь». Правая рука непроизвольно снова прошлась по материалу «Кольчуги» на том месте, где была пулевая пробоина, и подкладка пропиталась кровью так, что залубенела, и ее пришлось на привале спороть… м-да. А сейчас комбез новый… от дыры ни следа, подкладка на месте, и крови ни пятнышка. А на плече даже шрама нет. В Зоне, конечно, всякое бывает, кроме откровенных чудес… странно мне все это. Ох как странно.
Но если «чернушка» не убила меня, пощадила инъекция ядовитого стимулятора, организм очистился от грязи и радиации, то усталость никуда не делась. Бывает иногда такое, что вымотавшись до предела, не можешь заснуть, и желания даже такого не возникает… хочется просто сесть где-нибудь в уголке, прикрыть глаза и не в сон даже провалиться, а в нечто вроде отключки — и не спишь, и мыслей никаких, одна только тупая лень и апатия, да еще желание, чтоб никто не подходил. Нет меня. Буду не скоро…
Хип, видно почувствовав мое отсутствие, что-то проворчала сквозь сон, и на ее лице вдруг появилось выражение неподдельного горя — похоже, снились ей сейчас не самые красивые сны. Я присел рядом, взял ее за руку, и девушка, глубоко вздохнув, едва заметно улыбнулась. Хороша… красивая она у меня. И хоть легли под глазами тени, заострились скулы, а губы, на которых никогда не видел я помады и блеска, обветрились, побледнели, была она в тысячу раз красивее и лучше тех скалящихся красоток из глянцевой шелухи, которой, случалось, приторговывали местные барыги. Загорела Хип, но не тем ярким, пляжным загаром, а немного бронзовым, светлым, какой только и бывает у сталкеров, неделями пропадающих в затяжных ходках. Мужику здесь, мягко говоря, трудно, а уж как тяжко девке в Зоне, так это просто слов нет… комбез и обувь подходящую найти иногда тяжелее, чем редкий артефакт. Ладно хоть связи среди торгашей налажены, заранее заказать можно, но, правда, втридорога — им, торговцам, тоже не улыбается неделями по своим каналам вопросы спрашивать и размеры подбирать. За собой Хип следит, очень хочет для меня красивой быть, а помыться — оно ведь только в лагерях, да и то не всех, или в Чернобыле-7, а Зона — это не только твари, аномалии и смерть. Это еще и грязища, которая в избытке и в подвале мокром, и в лощинке гнилой, и в ржавом, горелом нутре брошенного бронетранспортера, в котором ночевать придется, а то и в колодце от Выброса прятаться, по грудь не то в рыжей глинистой каше, не то еще в каком веществе, так как смердит, считай что, одинаково. И ведь исхитряется девка даже в таких условиях воды из дистиллятора и на чай, и на помывку головы набрать — как она это делает, ума не приложу… воды горячей всего-то три котелка, да времени в обрез, и гнилой домишко где-нибудь на окраине заброшенного поселка, а выходит уже довольная, улыбается, волосы вытирает. И в ходку дальнюю всенепременно и тайком от меня в рюкзак какие-то притирания, тюбики, асептики, бутылочки, очистители, влажные салфетки и прочую гигиену положит обязательно. Поначалу ругался я за каждый грамм в рюкзаке, Хип серьезно кивала, у меня на глазах все это дело из рюкзака выгребала, но стоило отвернуться — в секунды весь набор обратно по кармашкам между запасными фильтрами для респиратора и банками тушенки. Быстро, незаметно, ловко… только уже в Зоне, на привале выясняется, что побоку этот мой приказ пущен, и ведь ругаться не получается — так посмотрит своими глазищами, улыбнется, головой покачает, и все, какая уж там, на фиг, строгость…
Трепали тут некоторые в Баре, что «неча в Зоне бабам делать, не бабское это дело — сталкерить». Сам-то щегол совсем, дальше лагеря на километр не уходил, в активе, может, пара «медуз», если очень повезет дураку, «коралл» или «выверт», а уж гонору, как на десяток ветеранов. Сидит, умничает такой вот, с позволения сказать, сталкер, на морде важность написана, к бармену иначе как «на два пальца чистого» не обращается. Однако не понимает зеленка, что таким вот поведением на годы вперед к себе отношение обеспечивает… а уж если имечко прилипло «Щегол» или, того хуже, «Шлепок», то от него уже не избавишься… вот такие вот «шлепки» часто в сторону Хип с презрением посматривали, высокомерно так, с ухмылочкой. Пришлось пару раз ухмылочки эти кулаком сносить, бывало, что и вместе с зубной крошкой. Человек я, в общем, не злой и на раздачу не скорый, драк органически не переношу, за всю местную карьеру было всего несколько красивых замесов. Однако в такие моменты разбивал морды не раздумывая — выбешивала кривящаяся харя просто до невозможности. Ни разу не слышал я ни от Сиониста, ни от Лихо дурного слова в отношении редких в Зоне девок-сталкеров. Век их, как и всех прочих бродяг, короткий был, ни одной не знал я одиночки, чтоб больше двух лет в Зону ходила. Помимо аномалий, мутантов и мародерской пули в спину еще была опасность, и немалая, когда на тропинке другой сталкер встретится… поди разбери, что он за человек, какие у него мысли. Совесть у многих бродяг ведь настолько прозрачная, что ее не всегда видно, и что случилось в подвале брошенного дома или на далекой тропе, никто и никогда не узнает, кроме разве что самой Зоны, а я крепко сомневался в ее справедливости. Был ведь случай, еще до того, как встретил я Хип… заходила временами в Бар девушка одна. Крупная, крепкая, слышал я, на Большой земле спортсменкой была, пловчихой, да что-то не заладилось у нее, вроде допинг нашли или просто подставили, да это уже и не важно. А она всю жизнь на этот свой спорт положила, только им и жила, по Европам каталась, медали для страны завоевывала. Вышибли ее, и ни работы, ни квартиры своей, ничего… деньги кончились, родни никакой, считай, нет, какая-то троюродная тетка с Тамбова не в счет. Личной жизни тоже… красивая она была, но дефект все же имелся — чуть губы искривлены, и на подбородке маленький, но заметный шрам — на тренировке неудачно поскользнулась и лицом о тумбу приложилась крепко. Метина-то небольшая, лицо она не портила, если не приглядываться, то не увидишь, однако крепко стеснялась девка… кстати, ее Муреной сталкеры окрестили, как узнали, что пловчихой была сталкерша. Умница большая была… редко из ходки пустой возвращалась, пусть и не попадалось ей редкого, уникального хабара, но весьма недешевые штуки приносила регулярно. Хотелось ей в Зоне такую деньгу найти, чтоб и на европейского хирурга хватило, и на квартирку, и на несколько лет нормальной жизни. Пытались за ней ухлестнуть, да толку ноль — никого и близко не подпускала. Даже Сизого, хоть и явно симпатичен он ей был, но шрама своего она крепко стеснялась. Сизый, который чуть раньше ее в Зону пришел, парень, в общем, был неплохой, положительный, хотя, конечно, как сталкер невезучий: ну, если особенной сноровки или чутья на хабар нет, то так и будешь хлам таскать. Ну вот и таскал он «медузы», «банки» и «русалочьи слезы», на жизнь хватало, на ремонт и изредка на подарок своей Мурене. Психовал страшно, если она в ходке задерживалась, ПМК из рук не выпускал, несколько раз даже напивался, когда сеть теряла сигнал с ее коммуникатора. Да и она на него посматривала по-особенному, тепло так, с хорошей улыбкой, частенько они вдвоем за дальним столиком сидели — крепкая, высокая девушка и Сизый, худощавый, жилистый парень на полголовы ее ниже. Ему-то я и рассказал потом, как нашел Мурену в развалинах недостроя, что на границе с Темной долиной. Не стал я ему выкладывать подробности, что сотворили с ней какие-то до сих пор не найденные подонки, но он, видно, и сам все понял, побелел и из Бара ушел. В Зону. Больше не видели его, но до сих пор совесть напоминает мне о том случае — не зря ли сказал, может, лучше было промолчать, мало ли народу в Зоне без вести пропадает, но, с другой стороны, без вести пропавший здесь — тот же самый труп. К тому времени, как нашел я Мурену, и сам я уже убивал, и меня не раз убивать пытались, на мертвых я насмотрелся, как и любой местный бродяга. Однако больно резануло мне по сердцу, когда увидел я сталкершу, страшной смертью погибшую. Своими бы руками удавил уродов… грешили на банду Кулька, в те времена на границе Свалки промышлявшего, но в тот же год «долги» их всех вычистили, надеюсь, вместе с теми уродами. Эх, «долговцы»… виноват я перед вами, мужики. Так виноват, что даже слов нет, прощения попросить не могу, не прощаются такие вещи… ладно, может, выпадет когда случай помочь вашим ребятам, помогу обязательно. Ха… если, конечно, когда в Зону вернусь из этой самой странной… «грани». А оно весьма сомнительно.
Я вздохнул и осторожно погладил волосы спящей девушки. Помню, как встретил тебя в первый раз, ушедшую из «Свободы», искавшую схрон на ночь в одном из самых неприятных уголков Зоны. Как поразился тому, что ты выжила и даже не нахватала радиации. Как услышал «Хип», как в первый раз ты искала у меня защиты от взъевшегося «долговца» Седого, с которым пережидали ночь. Как на утро мы уходили от колодца-схрона уже как странная, но все-таки команда. Как думал я еще, болван, не стоит ли бросить такую «обузу», так как давно ходил один, не желая доверять напарникам. Как до сих пор иногда окатывает холодом от мысли, что она бы не дошла, оставшись в аномалии или встретив мутанта. Что я мог бы потерять ее, даже не найдя, или бездумно отмахнуться от фактически смертницы — ни нормального костюма, ни оружия, ни сколько-нибудь серьезного опыта…
Спасибо тебе, Мурена. Ведь если бы не нашел я твое тело на заброшенной стройке, растерзанное не мутантами, нет, людьми, тварями куда более подлыми и грязными, то наверняка бросил бы «свободовскую» девчонку. И остался бы на тот остаток жизни, что отмерила мне Зона, не просто набитым дураком, но еще и сволочью. Спасибо тебе, бывшая спортсменка, брошенная своей страной, за то, что не позволила оставить Хип, пройти мимо своей судьбы, за то, что человеком я остался. Помяну тебя при случае добрым словом и горькой стопкой. Обязан я тебе очень. И тебе, Хип, спасибо. За то, что у смерти меня отвоевала, когда люди, которых я друзьями считал, давно рукой махнули. За то, что доверял я тебе больше, чем самому себе, за километры, в Зоне пройденные, за поддержку, за то, что роднее тебя нет у меня никого, стажер. За то, что беспросвет мой с твоим приходом кончился, что жить мне стало интересно и приятно. Березка моя, Зоной подаренная, чудо глазастое, красавица. Сколько мы с тобой по Зоне километров отмахали, сколько раз по краешку ходили, сколько раз ты спину мне прикрывала, и улыбка твоя и взгляд согревали меня лучше, чем самый жаркий костер и теплый спальник. И оттого, что ты со мной рядом была, Зона приветливей смотрела, пасмурный, холодный день казался солнечным, и уютно мне было даже в сырых подвалах и грязных схронах. С Викингом как-то разговорились, если, конечно, можно посчитать разговором неторопливый монолог, выданный им по случаю легкого подпития. Обычно сталкер, поддерживая странный стереотип о «разговорчивых» прибалтах, бывал крайне немногословен даже с друзьями, ну а посторонние с вопросами к Викингу не лезли — два метра роста с полутора центнерами вовсе даже не лишнего веса, а также угрюмый вид к беседе не располагали. Медлительный, неторопливый как в речах, так и в мыслях, был он на редкость удачливым сталкером, ходившим в Зону всегда в одиночестве, и всегда надолго, так как был уверен, что местные условия спешки очень не любят, и, что характерно, в этом пока не ошибался. Тем, кто плохо Викинга знал, детина казался туповатым и неповоротливым, однако за плечами прибалта был диплом психотерапевта и почти десять лет работы в элитной клинике. Что у него там не срослось, почему бросил он работу и, мало того, в Зону ушел, мне было непонятно, но Кося Депутат, страшный болтун и копилка слухов со всех окраин, как-то рассказывал, что девушку его один приезжий отморозок кислотой облил, когда она замуж за него выходить отказалась. Что расследование прикрыли, так как гость столицы оказался сынком не очень важной, но все-таки импортной шишки. И Викинг тогда свое расследование провел, свой приговор вынес, адрес вычислил и, собственно, гостя этого и сказнил, расколотив о его башку трехлитровик серной кислоты, после чего и отбыл в направлении Зоны. Откуда у Коси, знаменитого брехуна, такая информация, никто не знал, но сам Викинг слухов этих не опровергал, хотя и не подтверждал. В то же время сталкер долго искал в Зоне «ледяное пламя», редкий, дорогой артефакт, о котором говорили, что убирает эта штука шрамы и кожу восстанавливает. Нашел, с надежным человеком за Периметр передал, но сам в Зоне остался, хотя и замкнулся в себе окончательно, редко когда из него пару слов вытянешь. А в тот день словно подменили Викинга — сам в Баре подошел, сел, откашлялся смущенно и начал долго так, сумбурно даже «про баб» рассказывать — тема эта в условиях постоянного голода в сталкерских кругах одна из самых частых, потому я и не удивился. Правда, вскоре стало понятно, что Викинг про одну «бабу» — как смотрит она, как ходит, чем увлекается, да какие у нее волосы, да какая она вся из себя классная и талантливая. Несло Викинга долго, минут сорок, и я не перебивал — мужику явно выговориться нужно. Рассказал он мне все про свою Елену Прекрасную, помолчал немного и вдруг спросил: как, мол, оно — с девушкой по Зоне ходить, не слишком ли муторно? Ну, честно я и рассказал ему, что о лучшем напарнике мечтать не мог. Что груза меньше Хип возьмет, так это ерунда. Зато интуиция у нее не в пример лучше моей, на Зону чутье отменное, учится быстро, дисциплинированная, внимательная, все на лету схватывает. Стреляет метко и вовремя, что в условиях Зоны вещь очень нужная, я бы даже сказал, необходимая. Дальних переходов не боится, проверено, там, где другой стажер давно бы уже скис, Хип топает без вопросов, не жалуется. Ну, и не стал я еще говорить, что такую поддержку, такую силу чувствовал от девчонки, что из самых поганых ситуаций мы с ней выкручивались, много раз друг друга выручали. Что с ней мне было и светлее, и спокойней в Зоне, знал я, что никогда не предаст, не бросит. Не верил, не надеялся, а именно четко знал. И это многого стоит… не потому ведь сталкеры одиночками становятся, что одному в Зоне выжить проще, хотя это кому как. Здесь другое совсем, вопрос иначе поставить надо. Готов ли ты полностью доверять тому человеку, с которым отправляешься в ходку? Нет, ты можешь называть его товарищем, приятелем, если угодно, коллегой, помощником или даже другом. Ты можешь выпить с ним в Баре, поточить лясы, посмеяться над удачной шуткой или свежим анекдотом. А вот спроси себя: доверишь ли ты ему спину, если вы нашли один на двоих редкий, драгоценный артефакт? Не бросит ли он тебя, израненного, подыхать, так как до ближайшего лагеря десяток километров? Не обворует ли схрон, подсмотрев во время совместной ходки твои тайники? Поэтому доверяет одиночка только тому человеку, которого лучше всего знает — самому себе, а напарника берет редко, неохотно, и только если серьезная в том есть нужда. И одиночек еще группировкой называют… хм. Нет уж. У нас каждый сам себе полноценная группировка, за исключением тех только случаев, когда находишь такого человека, которому не просто доверяешь, а по-настоящему веришь, и, что немаловажно, он также верит тебе. Редкое это везение, зато с таким напарником можно хоть к черту на рога. Послушал меня Викинг, покивал и исчез на две недели. Потом в Зоне снова появился, но уже не один — девушка с ним пришла. А уж та ли она, для которой он «ледяное пламя» искал, или другая — спрашивать его не стали, хотя Кося говорил, что да, та самая, от ожога излечившаяся. По Зоне теперь вдвоем ходят и не жалуются, а мужики в Баре начали говорить, что Лунь новую заразу сталкерам занес, почин сделал. Впрочем, один только Викинг и повторил мой опыт, так что об эпидемии говорить рано еще. Да и плохо ли это? Не думаю… тут, по моему мнению, как с железобетоном, система та же. Бетон сам по себе — камень, твердый, крепкий, но ударь посильнее — расколется. А вот арматурину уже не разобьешь, хотя согнуть ее очень даже можно. Порознь — в чем-то сила, а в чем-то и слабость. Но ежели их соединить, то в связке они куда крепче выходят, друг друга усиливают. Вот и с напарницей у меня так получилось — ты сила, опыт, знания, она — интуиция, внимательность и то самое чутье на опасность, которое, наверно, самой природой предусмотрено. Был ведь случай, совершенно фантастический: ходили мы с Хип к старой, еще барской плотине на местной, давно загнившей речке. Места не особо паршивые, если с умом ходить. Вот я с умом и пошел: сканер в широкополосный формат, гайками каждый шаг проверяю, странности в пейзаже ищу, ну, все как обычно, иду правильно. И Хип говорит мне: «Стой!». Конечно, сразу останавливаюсь, оглядываюсь, мол, в чем дело? Стажер, как я сначала решил, околесицу понесла… что, мол, примета плохая под «цыганскими воротами» ходить. Спрашиваю, что, мол, за «ворота» такие? Хип глаза опустила, почему-то немного покраснела и объясняет: это когда столб телеграфный прямо стоит, а укосина к нему — под углом. Вот это и получаются «ворота», и с тем, кто под ними прошел, несчастье случится. И еще говорит, что вообще про эту примету забыла давным-давно, а вот сейчас как-то сразу взяла и вспомнила. Еще сильнее Хип смутилась, пальцем на этот столб показывает, и опять — «не ходи в ту сторону». Но я и так туда не собирался: не часто, но встречается между такими столбами всякая пакость вроде «струны» или «смерть-искры», может и разряд долбануть. Объяснил. Хип кивнула и добавила, что к этим «воротам» даже подходить не стоит, так как они «очень неприятные… жуткие какие-то». Посмотрел я на столб этот, дорогу, туман над старой плотиной — вроде все чисто, пройти можно было бы без проблем, но… решил все-таки повернуть к фермам, маршрут сменить. Мало ли что, в Зоне к предчувствиям относиться нужно очень серьезно. Отметил на всякий случай в ПМК участок дороги как «показавшийся подозрительным», предупреждение в сеть кинул, и к старому совхозу мы потопали. А через неделю «долговец» Никон возле тех «цыганских ворот» гробанулся, и с ним весь его отряд. Мужик он был очень опытный, матерый, из тех, кто Зону вдоль и поперек исходил. Однако не уберегся, зато Хип, которая только начала «стажировку», опасность почуяла, и если б не ее «примета», лежать бы мне сейчас выцветшим тряпьем возле того «несчастливого» столба. Вот тебе и детские суеверия… вовремя Хип про них вспомнила, вопросов нет. Доктор говорил как-то не то в шутку, не то всерьез, что особенности женской логики в Зоне могут оказаться полезнее, чем опыт обычного, рядового сталкера. И похоже, прав он… сколько уже бродяг не вернется к костру, что парней, что девок, не разменявших даже первый год «стажа»? Сколько погибло и пропало без вести одиночек-ветеранов? А вот Викинг со своей Челкой ходят себе и ходят, говорят, и в Припять забирались, на Стадионе богатый хабар взяли. Видели их пару и на болотах Янтаря, даже, вроде, опушку Криволесья облазили. И кто знает… не будь Мурена столь принципиальной, или Сизый хоть немного настойчивей и смелей, то, может, еще одна пара появилась бы, и сложилось у них все как надо, до сих пор бы Зону топтали.
Я вздохнул и лег рядом с Хип, закрыл глаза. Сон не шел, и на ниточку сознания сами собой нанизывались яркие, блестящие бусины мыслей и воспоминаний, тех, что сохранились после генеральной чистки памяти, устроенной мне Выбросом. И при этом я чувствовал сейчас странный, глубокий покой, какую-то безмятежность, словно все, что было в жизни плохого, навсегда ушло в прошлое. О странностях Координатора думать сейчас не хотелось, о том, где мы оказались, тоже. Потом, все потом… а пока просто лежать с закрытыми глазами, не снимая защитного комбинезона просто потому, что лень, да и уверен был я, что никакой заразы я на нем не притащил: «Кольчуга-2М» не только «зарастила» пулевую пробоину, но и очистилась от пыли и радиоактивной грязи, о чем сообщали показания счетчика. Обо всем думать завтра… все равно без объяснений этого странного человека, Прохорова, разобраться в том, что происходит, было невозможно.
Координатор вовсе не был похож на себя вчерашнего — замкнутого, бубнящего под нос безумца, несколько часов простоявшего в огороде, словно памятник. Нет, сегодня он был улыбчив, пытался шутить, галантно пригласил Хип за стол, сам накрыл завтрак — чай, бутерброды, яйца всмятку и салат из свежего редиса. Если не обращать внимания на неживые, странные глаза, то и в словах, и в жестах, даже в мелочах Прохоров был интеллигентным, пожилым ученым, кем, собственно, он себя и заявлял, прибавляя странное звание «Координатор».
— Что-то вы совсем нелюбопытны, уважаемые сталкеры, — улыбнулся он, снимая с печи большой помятый чайник. — Совсем не похоже это на вашу породу. Забросило черт-те куда, встретили весьма странного деда, но и вчера молчим, и сегодня, только вежливость изображаем да осматриваемся. Непорядок… я-то соскучился по живому общению. Вижу, есть вопросы. Задавайте.
— Где мы? — тихо спросила Хип. — В смысле, где оказались? И кто вы сами?
— Ну… скажем так, оказались вы в Зоне. Немного другой Зоне, правда. Постараюсь объяснить… хм. Аналогия не самая грамотная, но вот возьмем, например, простую книжку…
Координатор подошел к книжному шкафу, скрипнули дверцы, и Прохоров вытащил небольшой серый томик «Отчеты второго отдела лаб. Х-8», изогнул, с шелестом пролистал страницы.
— Книга… смотрите, сколько страниц, хм… и на неискушенный взгляд, все странички совершенно одинаковы. Бумага, размер, химический состав краски, волокна перемолотой древесины… текст везде читается слева направо, поля, строчки, один и тот же набор букв алфавита. Пока не понимаете?
Хип покачала головой, я просто слушал. Прохоров кивнул и коротким движением захлопнул раскрытую книгу.
— Хм… страницы на самом деле одновременно и разные. Текст одной не будет скопирован с другой. Бумага соседних листов может быть хуже или лучше отбелена, на какой-то из страниц, где-нибудь на полях, может обнаружиться крошечный кусочек коры или галочка, поставленная читателем. Просто раньше вы жили на одной страничке, а теперь, не без помощи Монолита, перескочили на другую.
Точно, рехнулся профессор… вид такой, словно он нам какую-то тайну открыл, улыбается, книгу в руке держит.