Дар Монолита
Шрифт:
— Вижу, не совсем понятно. Попробуем иначе, хотя сравнение, конечно, тоже будет топорное и не совсем верное. Ну… вот…
Из того же шкафа Координатор достал огрызок карандаша, подошел к столу, ненадолго задумался, прихлебывая чай, после чего прямо на столешнице изобразил большую, жирную точку, длинную линию, квадрат и, объемным рисунком, куб, даже немного заштриховал грани. За кубом профессор изобразил большой знак вопроса.
— Кажется, я догадалась. — Хип покачала головой.
— Ну да, просто… сколько точек уместится на прямой? Теоретически — бесконечное количество, а практически — много. Нереально много. Сколько прямых поместится в плоскости? А сколько плоскостей в объемной, трехмерной фигуре? Ответ очевиден. Ну а дальше, извините, изобразительные возможности уже не позволяют… просто хочу сказать, что та грань многомерного мира, к которой вы привыкли, которую вы и считали за единственную, объективную реальность, это всего лишь одна страничка книги-вселенной, плоскость в объемной фигуре, точка на прямой. Уж вам-то удивляться не стоило, право…
— Почему же? — спросил я, еще только начиная осознавать сказанное профессором.
— Вспомни, сталкер… ты ничего не чувствовал, когда переступал границу Зоны? Короткий озноб, может быть… головокружение. Легкий страх… это обычно мгновенное, мимолетное ощущение, которое у каждого, наверное, свое.
Координатор понял по моему виду и так, что здесь он прав. Да, я определенно ощущал переход с «чистой» земли «нейтралки» на жухлый травяной войлок Зоны.
— Почему за границами Зон не возникают аномалии, разрушаются некоторые артефакты, например «душа»? Почему Институт был построен в непосредственной близости от границы Зоны?
— Вы хотите сказать, что Зона — соседняя страничка мира? — Хип задумчиво прикрыла глаза.
— Это всего лишь мои догадки, — Координатор усмехнулся. — Одно скажу точно. В изучении Зоны я продвинулся значительно дальше нашего общего знакомого, которого вы знаете как Болотного Доктора. Соответственно я знаю о Зоне намного больше любого ученого в мире. Но и я до сих пор не скажу вам, что такое Зона. Потому что моих знаний не хватает даже на треть ответа на ваш вопрос, сударыня. Я не знаю… но мне представляется, что Зона — это все-таки не соседняя страничка, нет. Просто измятый, изорванный, запачканный чернилами, протертый до дыр краешек нашей страницы, над которой поиздевался недалекий, плохо воспитанный школяр. Причем как раз этот износ, сквозные дыры в бумаге позволяют заглянуть на соседние страницы. Просто, не в обиду, есть знания, которые совершенно недоступны человеку… и хотелось бы знать, да не выходит. Зрячий не сможет объяснить слепому от рождения, чем отличается синий цвет от красного или на что похоже море или облако. Не потому, что слепой хуже соображает, вовсе нет, просто… он не в состоянии представить то, о чем ему рассказывают. Или же представит, но по-своему, без зрительных образов… а что касаемо тех самых граней реальности, то в этом плане абсолютно все люди слепые от рождения, и им просто не дано увидеть, а только вообразить. Тогда выбор простой… или смириться с невозможностью полного познания Вселенной или…
Координатор помолчал, с тихим шорохом провел ладонью по небритому подбородку, поправил очки, и, вздохнув, продолжил:
— …Или перестать быть человеком.
Прохоров допил остывший чай, встал из-за стола и прошел к окну.
— С этим, по-моему, выяснили. Перехожу к ответу на второй вопрос. Виктор Сергеевич Прохоров, профессор, биофизик. Руководитель научно-исследовательской группы, известной вам как «О-сознание».
Я выдохнул… так вот откуда была мне смутно знакома эта фамилия — Прохоров. Из странных баек у костра, из слухов, гулявших среди «ботаников», из рассказов опытных бродяг… я их считал мифами, выдумками. Версий тем не менее было множество, одна фантастичнее другой. Кое-кто из сталкеров всерьез верил в «Хозяев Зоны», которыми считались бывшие ученые из «О-сознания». Кто-то говорил, что эта группа и создала Зону во время какого-нибудь неудачного эксперимента. Доктор тем не менее считал все эти эксперименты напрасной тратой денег и сил и даже отрицал возможность искусственного появления Зоны, а уж он-то точно имел отношение к научной работе, проводившейся в заброшенных лабораториях. Кося Депутат, помешанный на инопланетянах, считал, что Монолит — это корабль, который прилетел из космоса, а в нем соответственно «О-сознание» и сидело в качестве пилотов. Конечно, не на пустом месте возникали все эти легенды… взять тот же «Монолит». Группировка загадочная, в высшей степени странная, практически неистребимая, и сколько ни пытались с ней справиться «Долг» и «Свобода», сколько бы ни били фанатиков, все было бесполезно — новые бойцы «Монолита» появлялись словно из ниоткуда. Армейцы тоже не раз пытались воевать с «монолитовцами», однако Зона далеко не полигон для учений, и войска несли буквально катастрофические потери еще до вступления в огневой контакт. «Монолит» был неистребим… да, он не раз слабел, иногда почти исчезал, и, когда уже все думали, что вот оно, наконец-то прибрала Зона фанатиков, на границе Красного Леса, Темной долины и даже по северному краю Янтаря появлялись группы бойцов в серых комбинезонах. Отлично вооруженные, беспощадные, совершенно бесстрашные воины с ясными, чистыми глазами и счастливыми улыбками, они не видели разницы между «долговцем», «фрименом» или вольным бродягой: всех нас «монолитовцы» называли одинаково — «неверные». А любой «неверный», понятное дело, подлежал немедленному уничтожению, за исключением тех только случаев, когда сам становился фанатиком. Кто занимается снабжением группировки, и, надо сказать, отменным снабжением, по каким каналам «Монолит» исправно получает отличное оружие, боеприпасы, консервы, и кому, наконец, это выгодно, не знали даже те люди, которым положено все знать по долгу службы. Мало того, спецы, начинающие докапываться до истины, очень странно умирали или уже никогда не могли вернуться к работе — инсульт, сердечный приступ, шизофрения или просто превращение в слюнявый овощ случались с ними настолько часто, что о простых совпадениях речь идти не могла. Трофейные автоматы самых различных моделей, тяжелое вооружение, пулеметы, зенитные комплексы всегда отличались отменным качеством и полным отсутствием маркировки — выпущены они могли быть где угодно. Допросить пленного «монолитовца» еще ни у кого не выходило — одни разбивали голову о стену, другие откусывали себе язык, умирая от шока и кровопотери, третьи умудрялись усилием воли остановить сердце. Вот и ограничивались все знания не то о группировке, не то о военизированной секте парой слухов, в которых и фигурировало загадочное «О-сознание».
— Зона, как вы, наверно, знаете, началась не в две тысячи шестом году, когда случился Первый Выброс, а значительно раньше. — Прохоров кивнул, снова взял карандаш и начал рядом со своими схемами выводить контуры кристалла. — И в немалой степени возникновению Зоны поспособствовала наша группа. Именно мы выпустили джинна, не зная, к чему все это в конечном итоге приведет. Я не знаю, каким образом возникла Зона. Я не знаю, как устроен Монолит, какие силы он задействует, хотя могу догадываться, какие именно. Но то, что именно наша работа привела к катастрофе, я уверен абсолютно. Впрочем, все по порядку…
Прохоров закрыл глаза и опустил плечи. Огрызок карандаша сухо треснул в его пальцах, сломавшись пополам.
— Выслушайте меня… просто… просто мне нужно это рассказать. Считайте это исповедью того человека, который во мне еще остался. Срок, отпущенный моему человеческому сознанию, моей личности, всему тому, что осталось от профессора Прохорова, истекает уже очень скоро. А мне не хотелось бы уходить вот так…
Я вдруг увидел, как в тусклом, мертвом взгляде Координатора промелькнуло что-то, похожее на обычную человеческую горечь. Однако это длилось меньше секунды, после чего Прохоров выпрямился, поправил очки, откашлялся и заговорил:
— В тысяча девятьсот семьдесят втором году во время разработки песчаного карьера был обнаружен объект невыясненной природы. Своей формой он был похож на гигантский монокристалл берилла, однако с точностью опознать химический состав объекта не представлялось возможным — любые попытки взять часть вещества на анализ не увенчались успехом — даже алмазные резцы не оставляли на нем царапин, ударные нагрузки тоже ни к чему не привели. Спектральный анализ провалился тоже — найденный, скажем так, камень попросту поглощал свет… да, я не сказал? Так вот… объект был чернее сажи. Он выглядел куском космической тьмы, свет не отражался от его поверхности. Мы и форму-то смогли увидеть после того, как «берилл» покрылся пылью. А так ни бликов, ни оттенков, ни полутеней — длинный прямоугольник абсолютной черноты — то еще, хочу я вам сказать, зрелище. Ну и учитывая размеры… был он, конечно, значительно меньше, чем сейчас, но кристалл уже тогда имел пять метров в ширину, три с половиной в толщину и двенадцать с копейками в длину. Добавьте к этому вес в восемьдесят тонн… для транспортировки в лабораторию пришлось даже прокладывать временную ветку железной дороги. Штуковину окрестили объектом семьдесят четыре и начали пытаться изучать… да, именно так — пытаться.
— Но… я, конечно, не особенно прилежная была ученица. — Хип смущенно опустила взгляд. — Но всякими такими вот штуками очень интересовалась. Это же вроде летающих тарелок, или Несси, или, там, Тунгусского метеорита. Такие книжки я запоем читала, а вот про этот кристалл ничего не было…
Прохоров усмехнулся, покачал головой.
— Похвальная тяга к знаниям, сударыня. Но, видите ли, то, что подается на обед широкой аудитории, вовсе не означает того, что предложенный продукт доброкачественен или полноценен. То, что разрешено популяризировать, лишь незначительная верхушка айсберга, крошки со стола современных исследований, поверьте. Для того, чтобы утолить любознательность, хватает и этого, тем более что нынешнее человечество в массе своей лениво и нелюбопытно. Да и не в том суть… вы упомянули о Тунгусском метеорите. Широкой аудитории было объявлено, что осколков метеорита найдено не было. И только два десятка человек во всей стране знали, что метеорит, а точнее, объект под номером тридцать девять находится в закрытом Новосибирском институте. Обычным космическим телом прозрачную восьмиметровую сферу с нестабильной массой и аурой из необъяснимых флуктуаций пространства-времени назвать сложно… и таких вот штукенций только в нашей стране под сотню, им даже порядковые номера присвоены. Что-то выкопали, что-то сверху упало, что-то материализовалось непонятно откуда. Научные комиссии годами изучали, копались, выдвигали версии… толку-то. Практической пользы все эти исследования, к сожалению или, может, счастью, не приносили. А вот с объектом семьдесят четыре история получилась другая… хм…
Я курировал исследования с того самого момента, как нашу группу вызвали на место находки. Первые наблюдения, опыты, характеристики… выяснились странные, любопытные вещи, первый отчет руководству… перевозка объекта в секретный лабораторный комплекс под Припятью, новые эксперименты. Результаты… ну, впрочем, по порядку.
Объект номер семьдесят четыре, или просто Монолит, как мы его неофициально называли, оказался крепким орешком. И, если быть честным, он им и остался… что мы только с ним ни делали — пытались и резать, и просвечивать, нагревать, охлаждать… толку ноль. До тех пор, пока я не приказал попробовать просветить Монолит промышленной рентгеновской установкой. Излучение было поглощено без остатка, но объект, если можно так сказать, впервые прореагировал на внешнее воздействие — несколько часов он излучал слабый синеватый свет, после чего из космически-черного стал просто черным, блестящим, как свежий скол антрацита. Образец вещества взять было по-прежнему невозможно, результат слепого опыта тоже ничего нам не объяснил… но с тех пор в лаборатории начали происходить странные вещи. Коллеги стали жаловаться на сонливость, апатию, головную боль. Стоило подойти к Монолиту, как начинала кружиться голова, падало настроение, иногда даже человек ненадолго заболевал, словно от легкой простуды — краснели глаза, повышалась температура, закладывало нос. Почему это происходит, было неясно — объект не выделял никаких токсинов, воздействие не регистрировалось приборами, — но человеку, определенно, становилось заметно хуже вблизи Монолита. Дальше — больше. Один из молодых, да ранних, мой ассистент Казимиров, снимая показания приборов, обратил внимание, что издохла одна из крыс, клетки с которыми поместили рядом с объектом. Когда он вынимал из клетки мертвого зверька, его соседка, недолго думая, тяпнула моего ассистента за палец. Хм… Казимиров потом рассказывал, что в сердцах пожелал наглой крысе сдохнуть на месте. Что та незамедлительно и сделала. Опыт повторили… эффект был не столь выраженным, как в первый раз, однако Казимиров усилием мысли подавлял рост бактериальных колоний, влиял на развитие проростков пшеницы, управлял поведением подопытных животных. Старший научный сотрудник Никольский обнаружил у себя способность телекинеза, а лаборант Арбатов смог передавать мысли на расстоянии, мало того, даже управлять человеком, прочие сотрудники не проявили никаких особенных талантов. Версия, что Монолит пробуждает скрытые возможности человека, рассматривалась недолго — на некотором удалении от кристалла все открывшиеся способности сходили на нет. После отправки отчетов был получен приказ сохранить за мной место руководителя и частично сменить состав: Казимиров, Арбатов и Никольский остались, а из Москвы прислали еще шесть ученых. Был введен новый уровень секретности, лаборатория переведена в подземный комплекс, группа переименована в «О-сознание», после чего работа продолжилась. Монолит продолжал оставаться для нас загадкой, однако мы уже умели с ним взаимодействовать, вслепую разыскивая новые рычаги… знаете, как подопытные макаки: нажатие желтой клавиши — и в лоток падает банан, красной — обезьяну бьет током. Макак не понимает, да и не в состоянии понять, как именно работает механизм, но тем не менее он быстро узнает, что будет после нажатия той или иной клавиши… мне стыдно признаться, друзья, но мы и были теми самыми подопытными зверьками, ощупью искавшими новые клавиши. И мы их, к сожалению, находили, пусть и путем слепых проб и ошибок. Оказалось, что Монолит жадно поглощает электрическую энергию, и после подпитки эксперименты вблизи него становятся более результативными — естественно, мы подвели к кристаллу силовые кабели. Что способности человека к телекинезу или внушению возрастают во много раз, если ученого-оператора погрузить в гель специальной капсулы, где влияние внешних раздражителей сводилось бы к минимуму. Что если от капсулы подвести к Монолиту кабель, по которому бы передавались биотоки головного мозга, то часто возникала и обратная связь — оператор погружался в состояние, похожее на кому, причем сам он мог в это время видеть, слышать и воздействовать на объекты с особой эффективностью. Операторы утверждали, что во сне они проходили сквозь стены, могли передвигать предметы, читать текст закрытых книг — многочисленные опыты подтверждали, что ощущения объективны. Эксперименты на животных, а потом, конечно, и на людях… результаты шокировали. От легкого внушения до полного уничтожения личности мишени… да, заключенных, которых привозили буквально пачками, иначе и не называли. Оператор мог воздействовать на мишень на любом расстоянии, умел находить ее среди миллионов людей просто по мысленному образу, фотографии, личной вещи. Наша группа фактически стала секретным оружием… да, мы не заблуждались относительно того, в какой области будут применены пусть скупые пока, но смертоносные знания. Это было понятно тогда уже, когда в Москву был отправлен первый отчет о смерти подопытного животного.