Дар психотерапии
Шрифт:
Заметьте, что я не пытался интерпретировать сам сон. Я не спрашивал о многих любопытных аспектах этого сна: путаница с ее полом, ее одежда, белая мантия на ее отце, его обвинение в изнасиловании. Я прикрепил к ним ярлыки и убрал на хранение. Наверное, я смогу вернуться к этим образам на будущих сеансах, но на первом этапе терапии у меня совершенно иные приоритеты: я должен уделить внимание фрейму терапии: доверию, безопасности и конфиденциальности.
Другому пациенту после нашего первого сеанса приснился следующий сон:
«Я отправился в универмаг, чтобы купить все необходимое для поездки. Однако там не
Пациент, суровый и неинтроспективный сорокалетний мужчина, долго сопротивлялся терапии и согласился проконсультироваться со мной, только когда его жена пригрозила бросить его, если он не изменится. Его сон, очевидно, был навеян началом терапии, которая часто изображается в снах как поездка или путешествие. Он чувствовал, что не готов к терапевтическому предприятию, потому что вещи, которые были ему необходимы, лежали в подвале (то есть в глубинах, его бессознательном). А добраться туда очень сложно и страшно (лестница в темноте ужасна и неустойчива). Более того, он сопротивляется терапевтическому предприятию: ведь он восхищается ящерицами, которые не изменились за сто миллионов лет. Или, может быть, он двойственно настроен по отношению к изменению — его машина сомнительного радужного цвета, но он не может найти ее.
Моя задача на открывающих терапию сеансах. Помочь ему заняться терапией и преодолеть свое сопротивление. Потому я сконцентрировался только на тех составных частях сна, которые имели отношение к началу терапии: символ путешествия, его чувство неподготовленности и несоответствия требованиям, темная неустойчивая лестница, спуск, ящерица. Я намеренно не спрашивал о других аспектах сна: его жена и его трудности в общении с ней и ее родителями, которые, превратившись в пигмеев, зажгли костер на месте стоянки. Дело не в том, что эти аспекты не были существенными: на последующих сеансах нам предстояло потратить значительное время, изучая его отношения с женой и родителями, — но на втором сеансе терапии перед нами стояли другие проблемы, которые нужно было разрешить немедленно.
Этот сон, между прочим, иллюстрирует важный аспект понимания феномена, который Фрейд описал в «Интерпретации снов». Заметьте, что сон имеет дело с несколькими абстрактными идеями — началом психотерапии, страхом изучения личного бессознательного, чувством несоответствия, неуверенностью в том, что перемены необходимы. Однако сны (за исключением редко встречающегося слухового опыта) представляют собой визуальные феномены, и отдел сознания, отвечающий за производство снов, должен найти способ превратить абстрактные идеи в визуальную форму (путешествие, неустойчивая лестница, спускающаяся в подвал, ящерица, машина всех цветов радуги).
Другой клинический пример. Сорокапятилетний мужчина, находящийся в глубоком горе после того, как за четыре года до этого скончалась его жена, очень часто видел сны и рассказывал долгие, сложные и захватывающие истории в течение каждого сеанса. Требовалась сортировка: время не позволяло исследовать все сны. И мне приходилось выбирать только те, что могли облегчить нашу работу над хроническим патологическим горем. Рассмотрим два таких сна:
«Я находился в моем летнем доме, и моя жена тоже была там, но очень смутно — просто присутствие на заднем плане. У дома была крыша иного рода, дерновая крыша, из которой рос высокий кипарис — прекрасное дерево, однако из-за того, что оно угрожало всему дому, мне пришлось срубить его».
«Я был дома и чинил крышу, делая что-то вроде украшения на ней, когда я почувствовал сильное землетрясение и увидел силуэт города, сотрясающегося вдали. Я увидел, как упали два близнеца-небоскреба».
Эти сны, очевидно, относились к его горю: его ассоциации с «дерном», так же как и с «украшением» крыши, соотносились с могилой и надгробной плитой его жены. Это достаточно обычное явление, когда жизнь предстает в снах в качестве дома. Смерть его жены и его нескончаемое горе символизировал кипарис, который угрожал всему дому и который потому следовало срубить. Во втором сне смерть его жены представлена как землетрясение, разрушавшее два близнеца-небоскреба: супружескую пару. (Этот сон, к слову сказать, случился за годы до террористического нападения на Всемирный торговый центр.) В терапии мы очень долго работали над проблемой примирения с тем, что завершилось его супружество, в котором он прожил долгие годы, что его жена действительно умерла и что он должен выкинуть это из головы, постепенно отделиться от своей жены и изменить свою жизнь. Помощь, предоставленная его снами, оказалась очень действенной в процессе терапии — они показывали ему, что пришло время свалить дерево и обратить свое внимание на живых.
Иногда сон пациента содержит образы столь сильные, столь определенные, включающие так много пластов значения, что они врезаются в мою память, и я обращаюсь к ним снова и снова в течение последующего курса терапии.
Например:
«Я стояла на веранде своего дома, глядя в окно на отца, сидящего за столом. Я вошла внутрь и попросила у него денег на бензин. Он полез в карман и, протягивая мне пачку банкнот, указал на мою сумочку. Я открыла кошелек и обнаружила, что он уже доверху забит деньгами. Затем я сказала, что мой бензобак пуст, а он вышел к машине и показал на счетчик, говорящий, что бензобак полон».
Самая главная тема этого сна заключалась в противопоставлении пустоты и полноты. Пациентка хотела получить что-то от своего отца (и от меня, так как комната во сне по форме сильно напоминала мой кабинет). Но она не могла понять, чего именно. Она просила денег и бензина, но ее кошелек был набит деньгами, а бензобак полон. Сон демонстрировал охватывающее ее чувство пустоты, как и ее веру в то, что у меня была сила заполнить ее, если бы она только смогла задать верный вопрос. Потому она настойчиво требовала от меня самых разных вещей: комплиментов, уточнений, специального лечения, подарков на дни рождения — только чтобы знать, что я ценю ее выше остальных. Моя задача в терапии состояла в том, чтобы перенаправить ее внимание от получения даров на богатство ее собственных внутренних ресурсов.
Другая пациентка видела себя во сне как горбуна и, изучая свой внешний вид в зеркале, пыталась отделить крепко держащийся горб, который в конце концов трансформировался в кричащего ребенка, ухватившегося за ее спину и вонзающего в нее свои длинные ногти. Образ ее внутреннего кричащего, назойливого ребенка сильно помог в ее будущей терапии.
Другая пациентка, чувствующая себя в ловушке из-за необходимости заботиться о своей престарелой и очень требовательной матери, увидела во сне, как ее тело обретает форму инвалидной коляски.